Если по первоначальным советско-германским договоренностям после разгрома Польши на ее урезанной территории предполагалось оставить слабенькое марионеточное государство, то 19. 9 Молотов намекнул на другой вариант. Такое, мол, государство будет постоянным источником напряженности, да и разногласий между СССР и Германией, так зачем оно вообще нужно? 25. 9 Шуленбург доносил в Берлин, что Сталин считает ошибочным сохранение Польши на оставшихся после изъятия территориях и предлагает Варшавскую провинцию добавить к немецкой доле, а немцы за это откажутся от Литвы, которая изначально относилась к их сфере интересов. "Если мы согласны, то Советский Союз немедленно возьмется за решение проблемы Прибалтийских государств в соответствии с протоколом от 23 августа и ожидает в этом, вопросе безоговорочной поддержки со стороны немецкого правительства. Сталин выразительно указал на Эстонию, Латвию и Литву, но не упомянул Финляндию".

Немцев подобный дележ вполне устраивал, и уже 27. 9 в Москву снова примчался Риббентроп. И в тот же день советское правительство предъявило ультимативное требование Эстонии о размещении на ее территории военных баз, куда предполагалось направить 2 дивизии и авиабригаду — как сообщал Риббентроп, "пока без упразднения существующей системы". 28. 9 был заключен полномасштабный "Советско-германский договор о дружбе и границе", закрепляющий раздел в Восточной Европе. А Гитлер на основании достигнутых договоренностей уже в этот день приказал эвакуировать из Эстонии и Латвии 86 тыс. «фольксдойче». Т. е. насчет дальнейшей судьбы прибалтийских стран между сторонами недомолвок не было, так что зря некоторые исследователи, вроде У. Ширера, изображают последующую аннексию как неприятный сюрприз для фюрера. Тут можно добавить любопытный факт — по возвращении в Берлин Риббентроп восторженно говорил, что чувствовал себя среди сталинского окружения так свободно и вольготно, "словно оказался среди товарищей по партии".

Очень быстро наладилось и взаимодействие спецслужб. Точнее, просто перешло на легальную основу, успев окрепнуть за предшествующие два года. Так, волнения "национальных меньшинств" и столкновения их с поляками, которые явились для Сталина официальным предлогом для присоединения польских территорий, организовывались германской разведкой через подконтрольных ей украинских националистов — ведь компартий Западной Белоруссии и Западной Украины в тот момент уже не существовало. Советско-германский протокол от 23. 8. 39 г. в одном из пунктов предусматривал и борьбу общими усилиями против "польской агитации", поэтому совместными стали и операции гестапо и НКВД по "политической чистке" Польши от нежелательных элементов. Одних подгребали в советские лагеря, других в немецкие, и кому «повезло» больше, трудно сказать. Широко обменивались информацией, помогали друг дружке разыскивать людей, которыми интересовались коллеги. При наступлении немцев хлынули на восток многие тысячи беженцев. Их тоже вылавливали и выдавали гитлеровцам для использования на принудительных работах. А отступающие и сдающиеся русским польские части отправлялись в места не столь отдаленные. В том числе, в печально-известную Катынь. Выдавали новым союзникам и немецких антифашистов, ранее эмигрировавших в СССР (многие из которых уже пребывали в системе ГУЛАГа). Всего до лета 1941 г. было передано в руки гестапо около тысячи бывших германских граждан (по другим данным — около 4 тыс.). Стоит отметить, что гестапо в данном отношении вело себя более щепетильно (или дальновидно), и русских антикоммунистов на родину не выдавало. Даже когда они замечались в деятельности, враждебной Рейху, карало их само.

Впрочем, еще раз подчеркну, что если с моральной точки зрения действия Сталина по разделу Польши вряд ли заслуживают оправдания, то с точки зрения "большой политики" не стоит подходить к ним в системе двойных стандартов, а тогдашняя большая политика оказалась с соображениями морали вообще несовместимой. И в руководстве Англии и Франции действовали ничуть не меньшие циники и подлецы, чем в Кремле. А Гитлер этим пользовался, продолжал на этом играть. Например, 11. 8. 39 г., в разгар подготовки к войне, он счел нужным встретиться с верховным комиссаром Лиги Наций Буркхардтом и сделал ему заявление: "Все, что я предпринимаю, направлено против России. Мне нужна Украина, чтобы нас не могли морить голодом, как в прошлую войну".

В это же время шли переговоры в Лондоне, и хотя для нацистов они были отвлекающим маневром, но англичане-то об этом не знали. И к возможности антироссийского альянса относились совершенно недвусмысленно. 1. 8 советник Кордт доносил в Берлин: "Великобритания изъявит готовность заключить с Германией соглашение о разграничении сферы интересов…".

Обещает, мол, свободу рук в Восточной и Юго-Восточной Европе и не исключает отказ от гарантий, предоставленных "некоторым государствам в германской сфере интересов". То есть Польше. А также обещает прекратить переговоры с Москвой и надавить на Францию, чтобы та разорвала союз с СССР. Так стоит ли удивляться, что на переговоры с советским руководством поехала делегация из второстепенных лиц без достаточных полномочий? И стоит ли однозначно, а главное — односторонне осуждать Сталина за то, что он предпочел немцев англичанам и французам? Нет, как ни крути, а в начале Второй мировой, точно так же, как и в начале Первой, "правой стороны" вообще не было. Все виноваты оказались. Даже Польша, пусть и в меньшей степени — как уже отмечалось, в Мюнхене и она поучаствовала.

Ну а взять само нападение на Польшу — разве только альянс Гитлера со Сталиным обеспечил его успех? А откровенное попустительство западных держав разве не в той же мере обеспечило германскую победу? Скажем, британский посол в Берлине Гендерсон в первые дни войны вовсю носился с идеей очередного предательства младшего союзника. Сообщал в Лондон, что первым условием для "спасения мира" должно стать "объявление маршалом Рыдз-Смиглы о его готовности немедленно прибыть в Берлин в качестве военного и полномочного представителя и обсудить все вопросы с фельдмаршалом Герингом". И жаловался, что "поляки саботируют мирное решение" — это когда их давили германские танки! Чемберлен колебался, лавировал, тянул время. Подтолкнул его к активным действиям только скандал в палате представителей. Ведь действительно, вся его политика «умиротворения» позорно провалилась. Гитлер Англии в рожу плевал, а ему все еще улыбочки строили. И лидер оппозиции А. Эмери резонно заявлял: "Доколе мы будем заниматься пустой болтовней, когда Британия и все, что ей дорого, и сама цивилизация находятся под угрозой?.. Наш долг — выступить вместе с французами".

Кабинет Чемберлена повис на волоске, и он должен был согласиться, что, конечно же, "вместе с французами" в данном случае выступить придется. Но в том-то и дело, что еще труднее было заставить выступить самих французов. Потому что Великобритания на своих островах могла позволить себе бушевать и возмущаться, даже объявлять войны, а непосредственные боевые действия, в основном, ложились на долю Франции. И начинать эти боевые действия она совершенно не хотела. Так что между Парижем и Лондоном пошли долгие споры насчет ультиматума немцам: стоит ли его предъявлять, когда предъявлять, какой срок давать Гитлеру на выполнение требований. В результате, Англия и Франция объявили Германии войну лишь 3. 9, когда вооруженные: силы Польши были уже основательно разгромлены. Но и это вызвало в Берлине весьма подавленное настроение. А то и близкое к панике. Потому что хотя Германия и успела подготовиться к кампании более основательно, чем против Чехословакии, но все равно, была еще не та, что в 1940-41 гг. Чтобы сокрушить Польшу, Гитлеру пришлось бросить против нее почти все свои силы. На западе у него осталось только 23 дивизии. Против 110 французских. И как свидетельствовал Кейтель: "При наступлении французы наткнулись бы лишь на слабую завесу, а не на реальную немецкую оборону".

Все могло кончиться одним решительным ударом. И Польшу спасли бы. И агрессора уничтожили. Да только удара так и не последовало. Вместо этого началась "странная война". Франция даже потребовала, чтобы Англия не бомбила военные и промышленные объекты внутри Германии, чего, кстати, немцы тоже очень боялись в тот момент. Словом, война началась только для того, чтобы политики смогли сохранить лицо. А Польшей пожертвовали запросто — тем более, что за ней лежал уже Советский Союз. Так может, все-таки сцепятся? И в конце 39-начале 40 гг., когда у Запада еще сохранялась надежда на мир с Германией и на этот счет пытались вести переговоры с немецкими оппозиционерами, один из вариантов предусматривал "урегулирование восточного вопроса в пользу Германии". В частности, сторонником этого варианта являлся папа римский, выражавший готовность выступить посредником в достижении мира. Поэтому объяснять особенности "странной войны" чистым «пацифизмом», как это делают западные авторы, вряд ли объективно. Одни хищники надеялись выиграть за счет уничтожения друг друга чужими руками, а в итоге выигрывал третий хищник, только и всего.