Ну а награбленные у церкви ценности, конечно же, ни малейшего отношения к «голодающим» не имели. Потому что Ильич до последних своих дней рассматривал Россию лишь в качестве плацдарма для более глобальных замыслов — "мировой революции". Как сказал Сталин сразу после его смерти, 26. 1. 1924 г. на II Всесоюзном съезде Советов: "Ленин никогда не смотрел на республику Советов как на самоцель".

Она, дескать, была призвана облегчить "победу трудящихся всего мира над капиталом". И так же, как утекали на эти химерические нужды сокровища, реквизированные у уничтоженных «буржуев», так и церковное достояние спускалось в ту же бездонную трубу. В ноябре голодного 21-го года компартии Германии было выделено 5 млн. марок, а миссия Фрунзе отвезла миллион рублей золотом Кемалю-паше на развитие революции в Турции. В том же самом марте 1922 г., когда принималось решение об изъятии церковных ценностей, по бюджету Коминтерна было распределено 5 536 400 золотых рублей. Но существовали и "резервные фонды", и в дополнение к этому бюджету в апреле было выделено 600 тыс. зол. руб. на революцию в Корее, в сентябре — 20 тыс. зол. руб. компартии Латвии, 13 тыс. — компартии Эстонии, 15 тыс. компартии Финляндии.

И когда в 1922 г. при окончательном формировании нового государства Ленин заложил в его структуру "мину замедленного действия", сработавшую в 1990-91 гг. — настоял не на федеративном вхождении республик в состав России, как предлагал Сталин, а на форме "равноправного союза", то речь, конечно же, шла не об уважении к национальным чувствам народов. Ну откуда и какое уважение к национальным особенностям могло взяться у Ильича, всегда выступавшего сугубым космополитом и подчеркивавшего свой космополитизм? И само слово «национализм» в его устах приобретало только оскорбительный смысл, противопоставляясь "пролетарскому интернационализму". Нет, причины были другие. Во-первых, все то же патологическое стремление к разрушению прежней России. Во-вторых, возможность использовать принцип "разделяй и властвуй", который уже успешно применялся в гражданскую, когда латышей бросали против русских крестьян, крестьян — против казаков, башкир — под Петроград. В третьих, вождь хотел выбить козыри из рук националистов, поскольку в большинстве республик антисоветская борьба велась не под классовыми, а под национальными лозунгами.

А в-четвертых, такая структура нацеливалась как раз на развитие "мировой революции". Ведь по теории Ильича, Советскому Союзу предстояло стать всего лишь заготовкой для будущих "Соединенных Штатов Европы", в которых России отводилась отнюдь не главная и далеко не главная роль. И одно дело, когда присоединение какого-нибудь государства к этой заготовке будет выглядеть "российским завоеванием", а другое — вступлением в равноправный «союз». На первых порах данная методика применялась вполне успешно — с вхождением в СССР Хорезмской и Бухарской республик, позже прибалтийских и Молдавии. Только с Монголией постеснялись, опасаясь вмешательства Японии.

В целом же ленинский этап строительства "нового общества" обошелся России очень дорогой ценой. По разным оценкам, гражданская война унесла 14–15 миллионов жизней. Только вряд ли правомочно говорить, что унесла их «война». По самым крайним подсчетам, боевые потери составили до 2 млн. — да и то с «натяжками», расстрелами пленных, добиванием раненых и т. п. Остальное — это эпидемии, голод, разруха, террор. То есть прямые результаты хозяйничанья большевиков. Плюс 5–6 миллионов жертв голода 1921-22 гг., тоже вызванного большевиками. Итого — от 19 до 21 миллиона человек было принесено в жертву воплощению планов Ильича. А некоторое смягчение режима и отход от прежних проектов начались только с 1923 г. И вряд ли это правомочно увязывать с именем Ленина — он в это время оказался уже не у дел и пребывал в Горках.

Кстати, история о том, как узурпатор-Сталин заточил его там для захвата власти — всего лишь миф, придуманный в свое время троцкистами и получивший широкое распространение в хрущевскую эпоху. Удаление вождя было делом коллективным, по решению всего ЦК. Многочисленные свидетельства современников говорят о том, что после перенесенного инсульта характер Ильича стал тяжелым, сварливым и совершенно непредсказуемым. И Каменев (Розенфельд), один из самых «либеральных» большевистских лидеров, конфиденциально признавался близким, что в роли неограниченного властителя Ленин был уже просто опасен. Поэтому 22. 12. 22 г. состоялись переговоры с врачами по обсуждению его "режима лечения" — точнее, содержания, которые вели от ЦК Сталин, Бухарин и Каменев (как мы видим, представители трех разных партийных группировок). После чего и началась негласная закулисная подготовка, завершившаяся в марте 23-го полным отстранением Ильича от дел. Функции надзора и передаточного звена были на Сталина возложены тоже ЦК узурпировать их он в то время еще не смог бы, политического веса не хватило бы. И знаменитого "Письма к съезду", где Ленин полил его грязью, Сталин от партии тоже не прятал. Оно обсуждалось всей коммунистической верхушкой, и было принято коллективное решение на съезд его не выносить, а ознакомить только «актив». Потому что там Ильич не только Иосифа Виссарионовича, но и всех прочих соратников с дерьмом смешал — и Троцкого, и Зиновьева, и Каменева, и Бухарина… А Сталин, между прочим, был глубоко оскорблен характеристикой, которой наградил его вождь за верное служение, и даже подал в отставку. Впрочем, он почти наверняка знал, что ее не примут, потому что начиналась новая эпоха, и он нужен был Зиновьеву и Каменеву для борьбы с Троцким…

Что же касается тех рядовых россиян, чьи моральные устои в эпоху ленинизма оказались наиболее разрушеными, и кто выступал самыми активными исполнителями кровавых планов Ильича, то большинство из них плохо кончали. Спивались, совершали самоубийства, сходили с ума. В начале 20-х на вокзалах, в поездах, на улице нередко можно было видеть картины, когда «солдатика» или «матросика» начинало вдруг корежить, он бился в припадке и орал от навалившихся кошмаров. И все уже знали — много крови на нем, чужая кровь его душит. Таких забирали и тоже обычно расстреливали без лишних хлопот. Кстати, после 45-го у бывших эсэсовцев и гестаповцев подобного психического явления почти не наблюдалось. Вот вам еще один пример разницы между российской и западной психологией.

В 1917-22 гг. гражданская война вышвырнула из России за рубеж более 2 миллионов человек. Точный учет их был невозможен, они перетекали из страны в страну, поэтому количественные данные о распределении русских эмигрантов по карте мира весьма приблизительны. Скажем, через Константинополь с двумя «одесскими», «новороссийской» и «крымской» эвакуациями прошло более 300 тыс. чел., но многие задержались здесь ненадолго, стараясь перебраться в другие государства — на Балканы, в Чехословакию, Венгрию. Другой мощный поток уходил из России через западные границы — здесь возможностей для бегства было даже больше, поскольку дороги вели по суше, а в периоды немецкой и польской оккупации выезд за рубеж был достаточно легким. Поэтому в Польше собралось до 200 тыс. русских, в Германии до 600 тыс. Много их было в Финляндии и прибалтийских государствах. Значительное количество казаков и белогвардейцев, эвакуированных через Каспий, собралось в Персии. Сюда же добавились беженцы из Закавказья. Но тут их вообще вряд ли кто-то и когда-то пытался сосчитать. Около 100 тыс. очутилось в Китае — те, кто уходил за границу после разгрома Колчака, Семенова, падения Владивостока, а то и при советской власти — при здешних пространственных масштабах наладить охрану границы большевикам удалось не сразу. Большие русские колонии образовались в Маньчжурии — в полосе КВЖД, и в Шанхае, имевшем статус "открытого города".

Во Франции эмигрантов поначалу набралось немного — жизнь тут была дороже, чем в Германии или Венгрии, да и для проезда у большинства беженцев не имелось ни денег, ни документов. Но затем ситуация резко изменилась. В результате Раппальского договора с СССР немецкие власти стали косо смотреть на эмигрантские организации, а в 1923 г. Германию поразил чудовищный финансово-экономический кризис, прежде всего ударивший по малообеспеченным и слабозащищенным слоям жителей, каковыми и являлись беженцы. В то же время победительница Франция усиленно восстанавливала экономику за счет полученных репараций, однако из-за военных потерь испытывала недостаток рабочих рук. И различные организации, государственные и частные, нашли простой выход, приглашая русских, в результате чего к середине 20-х годов сюда перебралось из других государств свыше 400 тыс. чел. Кстати, такое благодеяние к недавним союзникам оказывалось далеко не бескорыстным. Французские вербовщики и представители фирм, разъезжавшие по странам, где скопились беженцы, заключали с ними контракты на длительные сроки, а, приехав на место, люди узнавали, что будут получать вдвое меньше других иностранных рабочих (например, итальянцев), не говоря уж о коренных французах.