В качестве примера из другого общественного среза можно привести гауптштурмфюрера СО Вилли Лемана. По окончании Первой мировой он являлся сотрудником контрразведывательного отдела берлинского полицай-президиума, а с 1920 г. занимал должность начальника канцелярии, в частности, обеспечивая наблюдение за посольствами. С 1927 г., симпатизируя русским, он связался с ними через своего друга, тоже полицейского, а через 2 года стал постоянным советским агентом (кличка "Брайтенбах"). Его знал и ценил Геринг и в период организации гестапо привлек в эту организацию. В 1934 г. Леман вступил в НСДАП и СС, в свите Геринга участвовал в событиях "Ночи длинных ножей". И постоянно информировал советских товарищей о контрразведывательных операциях против них, в результате чего за 12 лет русские не имели в Берлине ни одного провала. Перед войной Леман был назначен в отдел гестапо IVe (контрразведка), отвечал там за противодействие экономическому шпионажу. Но затем пошла свистопляска репрессий в московских структурах, в 1937 г. был отозван и расстрелян легальный (т. е. действовавший под дипломатическим прикрытием) резидент Б. Гордон, работавший с Леманом, за ним отозван и снят с должности нелегальный резидент В. Зарубин (оперировавший под именем чешского инженера Кочека). Какое-то время связь еще поддерживалась через "почтовый ящик" — квартиру некой Клеменс, ее осуществляли сотрудники «легальной» резидентуры Эрвин и Мария (тоже отозванные) и А. И. Агаянц. Но неожиданно Агаянц умер из-за болезни, и с весны 1939 г. связь оборвалась совсем.
После вступления СССР в союз с Германией в Берлин был направлен А. Кобулов, личный ставленник Берии, и в 1940 г. Леман напомнил о себе, подбросив письмо в советское полпредство. Кстати, при последующей безоговорочной «анафеме», которой был предан Берия, был автоматически затушеван и вычеркнут из истории и ряд его несомненных заслуг. В частности, только благодаря предпринятым им экстренным и грамотным мерам смогла в столь короткий срок возродиться советская разведка, фактически разгромленная и уничтоженная в междоусобицах 1937-38 гг. Он снова привлек к работе отстраненных мастеров своего дела, таких как Зарубин, Судоплатов, Короткое и др., по их заявкам скопом освободил всех ценных сотрудников, очутившихся за решеткой, провел очень энергичные организационные мероприятия, и к началу войны разведка снова обрела боеспособность, удостоившись высочайшей профессиональной оценки как союзников, так и противников. Хочешь не хочешь, а в этом неоспоримая заслуга Лаврентия Павловича.
Но к вопросам оценки его личности мы еще вернемся в соответствующем месте, а в 1940 г. как раз в плане развернувшихся операций по восстановлению разведывательной сети в Берлин был послан один из асов шпионажа, А. Коротков. Он и восстановил оборванные связи, сумел заново наладить контакты и с группой Шульце-Бойзена, и с Леманом. Дальше работал с ним резидент Б. Н. Журавлев, и Леман передавал информацию высочайшего класса, которая составила 14 томов в архивах Лубянки. Во время подготовки нападения на СССР он не только сообщал об этом в Москву, но и воспользовался реорганизацией Абвера, усиливавшего подразделение, нацеленное на Россию, и постарался устроить туда несколько своих друзей. И получил нагоняй, когда 19. 6. 1941 г. передал экстренные данные о дате и времени начала операции. А затем связь опять оборвалась — из-за сталинского неверия в скорую войну разведка не подготовила вовремя запасных каналов, и с отъездом из Берлина советских представительств, в том числе и действовавших под их крышей резидентур, возможность передавать информацию исчезла. Контакты с Леманом попытались восстановить в 1942 г., для этого в Германию был заброшен агент-парашютист Ганс Барт (Бек), однако он попался и выдал явки гестаповцам. В результате Леман был арестован и расстрелян.
Но наверное, самым любопытным, а кое в чем, даже характерным примером нацистско-большевистских контактов в годы войны, стал сам начальник IV управления РСХА, то бишь гестапо, группенфюрер СС Генрих Мюллер. Правда, большинство утверждений о его работе на русских основаны на мемуарах Шелленберга, которым доверять можно далеко не всегда и с очень большой оглядкой, да и там они приводятся бездоказательно. В 90-е эта сенсация несколько раз всплывала в нашей периодической печати и в телевизионных передачах — если не ошибаюсь, НТВ. Как помнится, даже показывали могилу на одном из московских кладбищ, где он якобы похоронен под чужой фамилией. Но такие «источники» объективными и достоверными тем более не назовешь. И все же доказательства, если не совсем строгие, то достаточно весомые, что Мюллер, по крайней мере на заключительном этапе войны, был действительно связан с советской разведкой, найти можно; и ниже я намерен их привести.
Однако для начала отметим, что по своему складу Мюллер куда больше соответствовал «коммунизму», чем экзальтированные молодые аристократы из кружка Шульце-Бойзена. Происхождения он был самого, что ни на есть «пролетарского», родился в 1896 г. под Мюнхеном в очень бедной крестьянской семье и с детства мечтал лишь об одном — выбиться в чиновники, чтобы к старости выслужить твердую пенсию. Поэтому и пошел в полицию, начав с рядового сыщика, мерз и мок в засадах, сбивал ноги в облавах и слежках. Особенных криминальных талантов в нем не отмечалось. Так что киношный Мюллер в исполнении Броневого — проницательный, тонкий, лично ведущий сложные расследования — весьма отличается от оригинала. Возможно, Ю. Семенов и авторы сериала приписали ему некоторые черты коллеги, начальника V управления РСХА (криминальная полиция) Артура Небе, по праву считавшегося одним из самых блестящих криминалистов своего времени. А Мюллер был работником другого сорта. По свидетельствам современников, "малоинтеллигентный, но чрезвычайно упорный и упрямый". Он "как опытный ремесленник преследовал свою жертву прямолинейно, с упорством сторожевого пса, загоняя ее в круг, из которого не было выхода".
Но и эти качества — опыт, цепкая память, слепое подчинение дисциплине, поистине крестьянское трудолюбие — оказались очень ценными в полицейской работе, позволяя ему постепенно продвигаться по службе. К 1933 г. он считался в своем деле профессионалом высокого класса и занимал должность начальника политической полиции г. Мюнхена. В этом качестве нанес немало чувствительных ударов по нацистам, а после прихода Гитлера к власти стал в той же должности и столь же ревностно служить ему. Внимание на него обратил Гейдрих, назначенный в 1933 г. полицай-президентом Мюнхена. Несмотря на желание многих видных нацистов, испробовавших бульдожью хватку Мюллера на собственной шкуре, поквитаться с ним, Гейдрих трезво рассудил, что такие профессионалы на дороге не валяются. Принял во внимание и его полную беспринципность, отсутствие каких бы то ни было "комплексов совести", и походатайствовал за него перед Гиммлером, указывая, что подобный человек станет перед новыми хозяевами проявлять еще большее рвение, желая загладить прошлую работу против них. И Мюллер не только сохранил службу, но вскоре выдвинулся на повышение — с 1934 г. Гейдрих встал во главе гестапо и перетащил Мюллера своим заместителем, именно как специалиста по борьбе с нелегальными политическими организациями. В 1935 г. он становится фактическим, а с 1936 г. и официальным начальником этой организации.
Тем не менее, старых «грехов» ему долго не забывали. Хотя еще в 1933 г., подлаживаясь к новому режиму, он подал заявление о вступлении в НСДАП, однако приняли его только в 1939 г. (Любопытная ситуация, правда? Только представьте, если бы у нас заместителю Ежова или Берии отказывали в приеме в партию!) Но возможно, данная история сыграла немаловажную роль и в дальнейшем — все очевидцы отмечали такое качество Мюллера, как злопамятность.
Старых обид и унижений он не забывал никогда. А попутно отметим и то обстоятельство, что где-то с 1936-37 гг. началось советско-германское сближение, проявившееся прежде всего в контактах НКВД с СД и гестапо. Поэтому можно сказать, весь период руководства гестапо с момента назначения и до войны с СССР Мюллер в той или иной мере взаимодействовал с советскими спецслужбами. И между прочим, как ни парадоксально, но именно для гестапо было характерно очень левое мировоззрение, близкое к коммунистическому. Потому что создавалось оно министром внутренних дел и министром-президентом Пруссии Герингом на базе прусской полиции, а его декретом от 22. 2. 33 г. вспомогательными отрядами полиции объявлялись отряды СА. В предшествующих главах уже рассказывалось, насколько радикально были настроены штурмовики, тем более вобравшие в себя формирования коммунистического "Красного фронта". Но после нацистских чисток «расово-неполноценных» и «нелояльных» сотрудников полиции, когда от старых кадров сохранилась всего одна треть, как раз за счет штурмовиков пошла замена увольняемых, из их среды набирались кадры для расширения и совершенствования полицейского аппарата и для создания новых структур — в частности, учрежденной 26. 4. 1933 г. "гехайме штаатсполицай", то бишь гестапо.
