– Ради всего святого, что ты делаешь? – спросил он.

– Довожу твою посылку до логического завершения, – отвечал Бедевер, стаскивая свой вещмешок с заднего сиденья и надевая шапку. – Ты идешь?

– Но…

Бедевер любезно улыбнулся, захлопнул дверцу и направился к строению посреди двора. С минуту поругавшись, чтобы соблюсти приличия, Туркин последовал за ним.

– Видишь ли, – объяснял Бедевер, хлюпая по грязи, – если ты собираешься заблудиться с целью найти потерянный город, из этого следует, что ты должен заблудиться настолько, насколько это вообще возможно для человека. Мне кажется, что оказаться на заброшенной ферме с поросшей травой крышей в конце пяти миль проселочной дороги – это примерно это и значит; по крайней мере, это лучшее, что мы можем найти, не выкалывая себе глаза щепкой, как ты думаешь?

Он улыбнулся и постучал в дверь. К их удивлению, дверь отворилась почти сразу же.

– Добрый вечер, – сказал Бедевер. – Мы ищем Атлантиду. Не можете ли вы указать нам правильную дорогу?

У женщины, открывшей им дверь, был такой вид, что нетрудно было предположить, что она действительно может. Бедевер подумал, что у такой женщины вполне может оказаться сын по имени Дуб и две дочери, которых зовут Незабудка и Омела; и она вся была увешана серебряными побрякушками – того рода, какие на рынках никто никогда не покупает.

– Простите? – переспросила она.

– Атлантида, – повторил Бедевер. – Ну, знаете…

– Ах, – сказала женщина, – да-да, конечно. Вы просто по виду не совсем из тех. Пойдемте, я провожу вас.

Повернувшись, она пошла вглубь дома; Туркин с Бедевером переглянулись.

– Это, наверное, самый лучший отзыв, какой я когда-либо слышал о себе, – прошептал Туркин про себя. – Боже, а в этом месте пованивает! – он недовольно принюхался. – Похоже, здесь частенько покуривают что-то не то.

Женщина открыла еще одну дверь и встала в стороне.

– Вам туда, – сказала она. – Вы знаете, что надо делать.

Это была очень странная комната для такого дома. Она очень напоминала какую-нибудь из самых фешенебельных строительных корпораций, решил Бедевер, вот только что здесь не было девушек в униформе, сидящих перед экранами компьютеров. Здесь не было никаких пентаграмм и каббалистических знаков.

– Если вам что-нибудь понадобится, – добавила женщина, – мы все на кухне, медитируем.

Она закрыла дверь, и рыцари услышали шлепанье ее босых ног по коридору.

С минуту никто из них не говорил ничего. Затем Бедевер пожал плечами.

– Ну ладно, – сказал он, – возможно, мы должны были взять влево в тоннеле у Шард-Энда.

Туркин присел у одного из компьютеров.

– Ничего подобного, – сказал он. – Думаю, я начинаю понимать, в чем тут дело. Круто, – добавил он с оттенком восхищения. Он прикрыл глаза, встряхнул пальцами, как пианист перед концертом, и ударил по клавиатуре, набирая вслепую.

– В конце концов, – сказал он, когда экран засветился и машина пискнула несколько раз, – потеряться тоже можно по-разному. Ну что ж, посмотрим.

– Ты знаешь, как обращаться с этими штуками? – спросил Бедевер.

– Предыдущий опыт значения не имеет, – ответил Туркин. – Назови какое-нибудь число.

– Семь.

– А почему бы и нет? – Туркин набрал код. – Вот например, – продолжал он, – когда ты в последний раз имел какое-нибудь дело с налоговой службой?

Бедевер покрылся краской.

– Да я… – запнулся он.

– Ну ладно, – сказал Туркин, – с телефонными службами, с почтой, со службой газа – с какой-нибудь из этих контор. Где люди много работают с компьютерами.

– Да у них у всех в офисах компьютеры, – сказал страховой агент Бедевер.

– Так, – продолжал Туркин, – а чем чаще всего объясняют, когда случается какая-нибудь путаница и данные пропадают?

– Ну как же – данные потеряны в компьютере, разумеется, – автоматически сказал Бедевер и прикусил губу. – Ага, – сказал он, – ну да. Кажется, я понимаю, куда ты клонишь.

Туркин ухмыльнулся.

– Пришлось немного попотеть, а? – сказал он. – Как сделать, чтобы что-нибудь потерялось, и все же продолжало существовать? Засунуть его в компьютер! Очень просто. Думаю, он где-то там, внутри; просто он затерян, только и всего, среди полумиллиона извещений, оплаченных парковочных талонов, инструкций, графиков показаний приборов и пересмотренных аттестаций. И все, что требуется, чтобы вызвать его к жизни, – это набрать на клавиатуре волшебное слово.

Бедевер расплылся в восхищенной улыбке.

– И что это за слово?

– Ага, – Туркин крутнулся на вращающемся стуле. – Здесь ты меня поймал. Но мы все же можем что-нибудь попробовать.

Бедевер слегка приуныл, но тут же воспрянул духом.

– Ну конечно! – сказал он. – Дай-ка я.

Он мягко спихнул Туркина со стула, сел сам и потер руки.

– Так всегда делают в офисах, – пояснил он, – когда чертова железяка начинает упрямиться, и из нее ничего не удается достать. Ну, ты, разумеется, не можешь этого… Ага, вот она!

Он нашел кнопку, которую искал, и нажал ее. Экран опустел; из щели сбоку выскочила дискета. Он вставил ее обратно, еще раз нажал кнопку и плашмя саданул ладонью по системному блоку.

Прошло некоторое время, в течение которого машина честила его на все корки своим машинным кодом; затем с экрана исчезли все знаки. Бедевер уже начал чувствовать себя полным идиотом, когда посреди экрана появилась одна-единственная строчка:

– Есть! – воскликнул Бедевер. – Ну что ж, посмотрим.

Он одним пальцем набрал команду, и экран опять опустел.

– Что это ты… – начал Туркин, но Бедевер нетерпеливым движением прервал его.

– Соберись с духом, – шепнул Бедевер. – Это может быть немного неприятно.

– Что значит – соберись с духом? Что там, черт побери, такое?

– Тс-с!

Мир начал исчезать…

Вопрос «как люди раньше обходились без факсов?», к счастью, является чисто академическим.

Факсы были всегда; просто они назывались по-другому, и некоторые из экспериментальных моделей так же напоминали современные аппараты, как, скажем, пара жестянок из-под какао, связанных веревочкой, напоминает сотовый телефон.

В качестве примера можно упомянуть «пиролекс-IV турбо», который был в моде на Ближнем Востоке во времена египетского фараона Рамзеса II; он работал с помощью древнего прообраза оптоволокна, посредством которого собранные в пучок световые лучи передавались через верхние слои атмосферы в виде радиоволн, затем собирались с помощью примитивного преобразователя – каковым служили листья одной редкой разновидности пальмы, к настоящему времени давно уже вымершей, – и фокусировались в принимающем устройстве с помощью органической линзы, которая представляла собой цветок той же пальмы.

Факсы были, без сомнения, известны также римлянам, которые использовали их для связи с богами. Модель «лектор луциус», наиболее часто применявшаяся для этой цели, была надежной, но медленной: послание встраивалось в ДНК выводка священных цыплят, и для того, чтобы прочесть его, требовалось разрезать одного из этих цыплят, взятого наугад, и взглянуть на его внутренности.

В Альбионе использовались факсы, по принципу действия весьма близкие к современным; но после падения альбионского королевства страна вошла в период, известный историкам информационных технологий как «долгая темная зима почтовых открыток», в течение которого пользователям были доступны лишь рудиментарные виды факсов.

Исключением, разумеется, являлась Атлантида, где факсы были известны с самой глубокой древности; так что даже один из апокрифов Атлантической Апостолической Церкви, а именно «Евангелие от св. Невиля», начинается словами: