Ноготь, ухмыляясь, посмотрел на него.

– То, что ты слышишь, – сказал он, – это «М-62». Не обращай внимания.

– Это не опасно?

Ноготь задумался.

– С какой стороны посмотреть, – сказал он. – Но для тебя в настоящий момент нет. Попробуй встать.

Он протянул руку, и Боамунд схватился за нее. Через мгновение он перенес весь свой вес на полуторатысячелетние ботинки. Как ни странно, они выдержали. Впрочем, капелька ваксы им бы не помешала.

– Моя одежда, – сказал Боамунд. – Почему она.?

– Зачарована, – ответил Ноготь. – Это позволяет ей оставаться в целости и сохранности. Пошли, мы уже опаздываем.

Боамунд прошел вслед за Ногтем до входа в пещеру, выглянул наружу и вскрикнул.

Около года назад один телевизионный продюсер, некий Денни Беннетт, снял документальный фильм, в котором доказывал, что поэт Т. С. Элиот был убит ЦРУ.

Согласно гипотезе Беннетта, Элиот был убит из-за того, что он, совершенно случайно, наткнулся на некие метафизические данные высшей степени секретности, которые разрабатывал Пентагон для военных целей. Не осознавая, что делает, Элиот опубликовал свои находки в «Четырех квартетах»; и вот двадцать девять лет спустя он был мертв, – еще одна жертва Людей В Серых Костюмах.

По Беннетту, роковыми оказались следующие строки:

Время настоящее и время прошедшее
Возможно, существуют во времени будущем,

– и Беннетт доказывал, что недоброжелатели посчитали это разглашением неких секретов, на которые люди и без того натыкались время от времени, забредая в те части исторических зданий, которые никогда не открывались для публики.

Возьмем, говорил Беннетт, Хэмптон-Кортский дворец или особняк Анны Хэтуэй. Более половины комнат этих жемчужин в наследии Англии стоят постоянно закрытыми. Почему? Потому ли, что, как нас пытается убедить правительство, у него просто не хватает денег на то, чтобы поддерживать их в хорошем состоянии и платить обслуживающему персоналу? Или существует более зловещее объяснение? Не может ли оказаться, что позади этих заколоченных гвоздями дверей проводятся совершенно секретные эксперименты над природой самого времени – исследования, которые, как надеются злоумышленники, приведут к созданию совершенного сверх-оружия, что в свою очередь позволит силам НАТО перескочить назад через несколько десятилетий, убить Ленина и тем самым предотвратить штурм Зимнего дворца? И не подписал ли Томас Стернз Элиот сам себе смертный приговор, доверив бумаге эти к несчастью оказавшиеся столь двусмысленными строчки, открывающие «Бернт Нортон»?

Вскоре после окончания съемок Беннетта повысили в должности с переводом на другое место – он возглавил местную радиостанцию Би-Би-Си на острове Мартынова Дня, представляющим собой маленький коралловый риф в трех тысячах миль к востоку от Сиднея. Объяснения такого исхода были различны; сам Беннетт в утреннем выпуске программы «С добрым утром, мартыняне!» выдвинул свою точку зрения, согласно которой ему просто заткнули рот и это само по себе служит доказательством того, что он был абсолютно прав. Би-Би-Си, с другой стороны, утверждала, что он был откомандирован туда из-за того, что он окончательно и бесповоротно потерял свою хватку, и хотя теперь ему скорее всего придется несладко, учитывая, что население острова Мартынова дня состоит из двух морских биологов и шести тысяч пингвинов, им мало что оставалось делать с ним, кроме как послать беднягу туда.

Как ни странно (видимо, это чистейшее совпадение), в задних комнатах памятников старины действительно есть что-то весьма и весьма подозрительное. Можно было бы предположить, что эти помещения используются для нужд администрации – как хранилища и в тому подобных целях; однако еще никому не удалось выдвинуть удовлетворительное (или, по крайней мере, удобное) объяснение тому факту, что каждое утро, когда персонал приходит на работу, они обнаруживают, что кто-то пользовался пишущими машинками и чайники еще теплые.

– Это все? – спросил Боамунд.

– В основном да, – ответил отшельник.[1] – Я пропустил Гельмута фон Мольтке и Никольсбургский мир, и, возможно, немного вскользь упомянул таможенный союз Бенелюкса, но думаю, что все существенное ты уловил. Если захочешь что-нибудь уточнить, ты всегда можешь посмотреть в книжке.

Боамунд пожал плечами. Он узнал, что за те полторы тысячи лет, которые он проспал, Альбион действительно переменил название, и за это время было изобретено несколько удобных приспособлений, облегчающих работу, но в основном все было так же, как и в его времена. По чести говоря, если быть совершенно откровенным, дела обстояли даже хуже. Он был разочарован.

– Мой отец часто говаривал, – сказал он, – что к тому времени, когда я вырасту, человечество уже отрастит себе третью руку, чтобы удобнее было чесать спину.

Отшельник улыбнулся – не разжимая губ, словно говоря: «что ж, так обстоит дело, теперь уже поздно что-то менять», – пожал плечами и стал рассматривать кусочек тоста на кончике своей вилки. На улице за окном ребятня раскатывала на велосипедах, отрубая головки цветам пластмассовыми мечами.

– Я знаю, – печально согласился отшельник. – Мы пытались, Бог знает, как мы пытались, но люди нас просто не слушают. Выбиваешься из сил, стараясь направить их по правильному пути, а что получаешь в ответ? Безразличие. Ты пропускаешь недвусмысленные намеки относительно овладения энергией солнца, ветра и молний, а они берут и изобретают пылесос. Никто больше ни капельки не интересуется основными направлениями в технологии.

Боамунд сочувственно посмотрел на него.

– Да, тебе, должно быть, тяжело, – сказал он.

– Не то чтобы, – ответил отшельник. – Справляюсь помаленьку. Не так, конечно, как в старые времена, но для меня самое главное – это постараться слиться с ландшафтом, так сказать, и спокойно ждать.

– Ждать чего?

– Я как раз к этому подхожу, – сказал отшельник. Невещественное алое пламя пережарило тост, и отшельник раздраженно отправил и то, и другое в небытие, открыв взамен пачку печенья. – Хочешь штучку? – предложил он. – Ты, должно быть, умираешь от голода после такого поста.

– Спасибо, – поблагодарил Боамунд и откусил большой кусок «Чайной роскоши». Через секунду он скорчил гримасу, выплюнул крошки и закашлялся.

– Я должен был предупредить тебя, – оправдывался отшельник. – Боюсь, что это органика. Их делают из размолотых зерен злаков и сахарной свеклы, можешь себе представить? Искусство синтезирования пищи было утрачено несколько веков назад. Со временем к этому привыкаешь, но тем не менее вкус все равно такой, словно вгрызаешься в соседскую компостную кучу. На-ка, съешь лучше беляш.

Беляш материализовался на подлокотнике Боамундова кресла, и он с благодарностью взял его. С набитым ртом он спросил:

– И что, у тебя получается? Я имею в виду – сливаться с ландшафтом?

– Запросто, – ответил отшельник, – я делаю вид, что чиню телевизоры. Ты не поверишь, но в этой стране полно незаметных пожилых людей в протершихся на локтях свитерах, которые зарабатывают на жизнь починкой телевизоров.

Боамунд задумался.

– Это такие вроде как коробочки, у которых внутри картинки?

Отшельник кивнул.

– Я живу здесь уже сорок лет, – сказал он, – и никто до сих пор не обратил ни малейшего внимания на то, чем я занимаюсь. Если до кого-то доносится странный шум или он видит поздно ночью вспышки зеленого пламени, соседи говорят: «ах, этот, – он чинит телевизоры», и похоже, все полностью этим удовлетворены. Думаю, что поскольку они с самого начала ожидают от тебя чудес, их не очень удивляет, когда ты действительно начинаешь их творить. Фактически, у меня неплохо получалось чинить телевизоры, хотя некоторые впоследствии приносили их обратно, жалуясь, что они все же работают не так, как надо, – даже когда я накладывал на эти чертовы игрушки такое заклятие, с которым они могли бы выдержать прямое попадание атомной бомбы.

вернуться

1

Он был коротеньким, кругленьким, пятидесятилетним; и у Боамунда было неприятное ощущение, что его борода приклеена театральным клеем. (Здесь и далее, кроме особо оговоренных, примечания автора.)