– А сухую корочку к воде не подадите? – съязвил Клинг.

– Что? – переспросил тот. – Ага, понял. Очень остроумно.

– Как долго ещё он будет диктовать?

– Бог его знает. Он медленно диктует.

– Давно он тут начальником?

– Лет пять, десять… Не знаю.

– А где служил перед этим? В Дахау?

– Что? – переспросил мужчина… – Ага, понял.

– Очень остроумно, – сухо добавил Клинг. – Где Моногэн и Монро?

– Ушли домой. Они уже наработались. Сегодня у них был тяжелый день.

– Послушайте, – сказал Клинг, – я есть хочу. Не могли бы вы его немного поторопить?

– Лейтенанта? – переспросил мужчина. – Я – поторопить лейтенанта? Господи, смешнее этого я никогда ничего не слышал.

Покачав головой, он удалился по коридору, ещё раз с сомнением оглядываясь на Клинга.

В десять тридцать три в коридор вышел детектив с болтавшимся на ремне револьвером тридцать восьмого калибра.

– Берт Клинг?

– Да, – устало ответил Клинг.

– Лейтенант Хейтхорн вас ждет.

– Слава тебе, Господи…

– И не сердите лейтенанта, – посоветовал ему детектив. – Он голоден и зол.

Подводя Клинга к матовым стеклянным дверям, на которых красовалась надпись “Лейтенант Генри Хейтхорн”, распахнул их и доложив: “Клинг, господин лейтенант!”, пропустил Клинга в кабинет. Детектив ушел, закрыв за собой дверь.

Хейтхорн сидел за столом в другом конце помещения. Это был плюгавый и плешивый тип с голубыми-голубыми глазами. Рукава белой рубашки закатаны выше локтей. Воротник расстегнут и узел галстука сбился набок. Из висевшей под мышкой кобуры торчала ореховая рукоять автоматической сорокапятки.

Стол перед ним был чистым и пустым. Зеленые ящики картотеки образовали мощную стенку за столом и по бокам от него. Жалюзи на окне слева от стола были подняты. На деревянном щитке, стоявшем на столе, надпись: “Лейт. Хейтхорн”.

– Клинг? – спросил он.

Голос был высокий и металлический, как соль-диез, выдутое на поломанной трубе.

– Да, сэр, – ответил Клинг.

– Садитесь, – предложил лейтенант и указал на стул с высокой спинкой.

– Спасибо, сэр! – сказал Клинг. Подошел к столу и сел. Ему было не по себе. Он ни в коем случае не хотел потерять место, а Хейтхорн, похоже, был крутой мужик. Задумался, может ли лейтенант попросить комиссара выгнать какого-то патрульного к чертовой матери, и решил, что безусловно может. Нервно сглотнул слюну. Не думал уже ни о Клер, ни о еде.

– Так это вы тот Шерлок Холмс, да? – начал Хейтхорн.

Клинг не знал, что ему ответить. Не знал, улыбнуться или потупить глаза. Не знал, сидеть или покаянно пасть в ноги.

Хейтхорн, наблюдая за ним, спросил снова:

– Так это вы наш Шерлок Холмс, спрашиваю?

– Простите? – вежливо переспросил Клинг.

– Это вы занялись тем убийством?

– Я не думал, лейтенант, что…

– Послушайте, Шерлок, – перебил его Хейтхорн и ударил кулаком по столу. – Нам позвонили сегодня днем, – он приоткрыл верхний ящик, – точнее в шестнадцать тридцать семь. Нам сообщили, что вы копаетесь в убийстве Дженни Пейдж. – Хейтхорн с грохотом захлопнул ящик. – Я вас ещё пожалел, мистер Холмс. Мог просто позвонить капитану Фрику в 87 участок. Так получилось, что вы из 87 участка, а капитан Фрик – мой старый приятель, и капитан Фрик не будет церемониться со всяким засранцем, который сует нос куда не надо. Ваш лейтенант Бернс тоже вечно сует нос не в свое дело, и я не могу с этим ничего поделать, кроме тех случаев, когда с радостью могу дать ему по носу! Но если в 87 участке думают, что я буду терпеть какого-то топтуна, если в 87 участке полагают…

– Лейтенант, в участке ничего не знали о моем…

– И до сих пор не знают! – взревел Хейтхорн. – И не знают потому, что я пожалел вас и не стал звонить капитану Фрику. Я вас пожалел, мистер Шерлок Холмс, запомните это. Я к вам чертовски добр, запомните это!

– Лейтенант, я…

– Ладно, ладно, послушайте меня, Холмс. Если я ещё раз услышу, что вы хотя бы подумаете о Дженни Пэйдж, считайте, с вами покончено… И я имею в виду не перевод куда-нибудь в Бичтаун. Я добьюсь, что вас вышвырнут на улицу. И не возьмут никуда больше. И не думайте, что я этого не смогу!

– Лейтенант, но у меня и в мыслях не было…

– С комиссаром я на дружеской ноге. Он свою жену продаст, если я попрошу. Так что можешь не сомневаться, что комиссар, если я попрошу, вышвырнет к черту вшивого топтуна, который сует нос куда не надо. Пусть вам такое и в голову не приходит.

– Лейтенант, я…

– Пусть вам и в голову не придет, мистер Холмс, что я шучу, ибо я никогда не шучу, если речь идет об убийстве. Вы играете с убийством, понимаете? Шляетесь взад – вперед и задаете дурацкие вопросы, и один Бог знает, кого вы этим напугали и заставили затаиться и похерили тем самым всю нашу работу! Прекратите это, ясно? А если я ещё раз услышу, что вы снова…

– Простите, лейтенант…

– Что такое?

– Кто вам звонил, лейтенант?

– Это не ваше дело! – заорал Хейтхорн.

– Да, лейтенант.

– И убирайтесь из моего кабинета. Господи, меня от вас тошнит. Убирайтесь!

– Слушаюсь, лейтенант, – сказал Клинг и направился к дверям.

И не смейте впредь совать нос в это дело! – взревел вдогонку Хейтхорн.

Он позвонил Клер в одиннадцать десять. Подождал шесть звонков и хотел положить трубку, потому что решил, что Клер уже спит, когда вдруг раздался её голос.

– Алло?

– Клер?

– Да, а кто говорит?

– Я вас разбудил?

– Ага… – Снова тишина, потом её голос чуть ожил. – Берт? Это вы?

– Да, Клер, простите, я.

– Последний раз меня так кидали, когда мне было шестнадцать…

– Клер, честное слово, я не хотел вас так подвести. Тут двое из криминальной…

– Но мне показалось, что вы меня кинули. Я прождала в редакции до без четверти восемь, сама не знаю зачем. Почему вы мне не позвонили?

– Мне не позволили. – Клинг умолк. – Кроме того, я не знал, куда звонить.

Клер молчала.

– Клер?

– Я слушаю, – устало ответила она.

– Можно мне зайти к вам завтра? Мы можем провести вместе весь день. Завтра у меня выходной.

Снова тишина.

– Клер?

– Я слышу.

– И что?

– Берт, может быть, нам лучше покончить с этим? Давайте считать то, что случилось сегодня вечером, за дурной знак и оставим все как есть, ладно?

– Нет.

– Берт…

– Нет. Я приеду за вами к обеду, хорошо?

Тишина.

– Клер?

– Ну хорошо. Ладно, – сказала она. – В обед.

– Я потом вам все объясню… у меня кое-какие неприятности…

– Все в порядке.

– В обед?

– Да.

– Клер?

– Да?

– Доброй ночи, Клер.

– Доброй ночи, Берт.

– Простите, что я вас разбудил.

– Все в порядке. Я и так только вздремнула.

– Тогда доброй ночи, Клер.

Доброй ночи, Берт.

Он хотел сказать ещё что-то, но услышал щелчок положенной трубки. Вздохнул и вышел из телефонной будки. Зашел в ресторанчик, где заказал тушеное мясо с грибами, лук фри по-французски, печеную картошку, большую порцию салата с рокфором и стакан молока. Потом заказал ещё три стакана молока, десерт и шоколадный крем.

По дороге домой он купил конфет.

Один из любимых штампов популярной литературы – сцены, где романтически настроенные официанты обслуживают влюбленные парочки с жаждущими глазами. Официант склонился над столом, предлагает деликатесы (“Для дамы, конечно, фазана в винном желе?”), и при этом подмигивает или потирает руки, а в груди его учащенно бьется романтическое сердце.

Берт Клинг и юношей, и зрелым мужчиной был в этом городе во многих ресторанах, с многими молодыми дамами – это были девушки самых разных типов, от невзрачных до самых очаровательных. И он уже давно пришел к заключению, что для большинства официантов в большинстве ресторанов вершина романтики – предложить жареного лосося.

Ему и в голову не приходило, что он и Клер похожи на влюбленную парочку с жаждущими глазами, но они, несомненно, были прекрасной парой, сидели в элегантном ресторане на самом верхнем этаже одного из лучших отелей города, откуда открывался вид на реку Хэрб. Даже без жаждущих глаз (он был убежден, что они только выдумки Джона Уайткомба, хотя ни в чем нельзя быть уверенным), он считала, что каждый официант, у которого не камень вместо сердца, должен был понять, в чем дело, и помочь поддержать неуверенный процесс знакомства двух неуверенных людей.