Нет, никак не верил Уго вье Лент в то, что бледный молодой человек держит в руках арбалет в первый или второй раз в жизни. Не верил вопреки тому, что видел своими же глазами. Внутреннее чутьё подсказывало наёмнику, что дело тут нечисто. Пусть не воин, пусть ворюга, пусть даже хуже того — убивец наёмный, но только всё равно такие люди, как говорится, "в деле" и умеют не только из сознания вырывать. С такими глаз нужно всегда открытым держать — иначе живо в чертоги Аэлиса отправят. Потому и не торопился Уго заняться последним врагом. Вместо этого наёмник, не спуская глаз с арбалетчика, нагнулся за мечом нечки. Тому он уже без надобности: на бледно-серых губах выступила голубоватая кровавая пена, урод доживал последние минуты своей никчёмной жизни. А мечишко-то у него хорош, очень хорош. Клинок весь покрыт узором, гарда посеребрённая, а в навершьи рукояти, похоже, самый настоящий рубин. Таким мечом и герцогу владеть незазорно. Ну, да герцоги настоящие в Толе давно перевелись. А вот наёмниками земля родная ещё сильна.
"Когда сражаются гиганты, нам, карликам, лучше держаться в стороне". Эти слова Чарли Блейка из романа "Желтый туман" бились в голове у Серёжки Яшкина с того самого мгновения, как Балис Валдисович схватился с негром. И ведь книжку эту, продолжение "Волшебника Изумрудного города" мальчишка читал давным-давно, ещё во втором классе. Вроде и не вспоминал никогда. А тут вдруг вспомнилось, будто из засады выскочило. Прав был одноногий моряк: когда сражаются такие мастера, малышам вроде Серёжки лучше быть в стороне: ничем не поможешь, а навредить проще простого. Схватит негр Серёжку за ворот рубашки, крикнет: "Бросай кинжал, а то убью его!" А ведь Балис Валдисович после этого кинжал точно бросит. Нет, так всё испортить Серёжка не имел никакого права. Надо держаться в стороне — и точка. Только почему он, хоть и медленно, но подползает всё ближе и ближе?
Под склонившимся наёмником полыхнула голубая искра, словно от заклятья молнии. В уши Йеми ударил характерный хлопок. Остро запахло грозой. Неведомая сила словно огромной рукой подняла мечника в воздух и швырнула о дальнюю бревенчатую стену. Сочно впечатавшись спиной в на совесть сработанную перегородку, наёмник сполз на пол и безжизненно затих. Кагманец утёр рукавом рубахи крупные капли пота. Даже если мастер клинка не сломал хребта, то встанет он нескоро. А уж если сломал, так не станет вообще. Но его не жалко. Жалко своих. Бараса, похоже, легко отделался, убивать его мечник явно не хотел. А вот Наромарт… Йеми высунулся в окно и проорал:
— Соти, скорее! Наромарт ранен!
Сосредоточенный на бое, Балис увидел Серёжку лишь в последний момент, когда ругаться и кричать было поздно, оставалось только делать так, как задумал мальчишка. Благо замысел был прост и понятен, он и сам не раз использовал этот приём в разных вариациях… когда ему было двенадцать лет. Да нет, пожалуй, это из арсенала более раннего детства. Всё равно, выбора нет.
Обожженный воин ринулся в атаку с таким остервенением, словно это был его последний шанс. Бабагнидо, блокируя удары, отступал. Воин не стоит подобно скале, удар, не дошедший до цели — напрасный удар. А места здесь более чем достаточно, за спиной нет не ям, ни уступов. Точнее, их не должно было быть, но вдруг уступ оказался. Очередной раз, подавшись назад, телохранитель наместника ощутил ногами препятствие и, потеряв равновесие, упал на землю. Ещё падая, он успел заметить маленького мерзавца, незаметно подобравшегося сзади и комком свернувшегося у ног. Ещё падая, он попытался ударить его ногой, но тот шустро откатился боком подальше и удар пришелся в пустоту. А драгоценные мгновения были потрачены зря. И уже нужно было отражать новую атаку: падавший сверху враг одновременно пытался ногой перебить горло, а рукой — всадить кинжал в грудь. Бабагнидо успел перехватить и стопу и запястье обгорелого воина, но с тем, что кинжал вдруг превратился в длинный и тонкий меч он ничего поделать не сумел.
Шпага пригвоздила чернокожего воина к земле, словно булавка коллекционного жука или бабочку к стенду. Из раны фонтанчиком ударила кровь. Негр конвульсивно задёргался. Балис сдёрнул с пояса метательный нож и полоснул врагу по горлу. Поднялся на ноги, обернулся, дабы приструнить Серёжку. Разбор полётов, конечно, будет потом, но суровый взгляд парень заслужил уже прямо сейчас. Только мальчишки рядом не оказалось: словно что-то почувствовав, он без лишних слов ретировался на тот берег. Ох и хитрец! Зато теперь рядом был Мирон. В нужное время в нужном месте. С таким нужным пистолетом в руке.
— Держи!
— Спасибо! Льют, в сторону!
Эльфика, отскочила в сторону, словно ошпаренная. Отцу Сучапареку было совсем нетрудно догадаться, что обожженный будет колдовать. А ещё инквизитор понимал, что своих убивать не станет: не тот человек, с принципами. И хорошо, что с принципами. Остроухая, хоть и отпрыгнула, но всё равно рядом. Взрывом или холодом или каким ещё бьющим по площади заклятьем, не задев нечку, воспользоваться невозможно. А от волшебного выстрела и молнии Верховного Инквизитора Толы защищал надёжный амулет. Поэтому Сучапарек без лишних раздумий ринулся прямо на верзилу, намереваясь сходу рубануть мечом.
И получил пистолетную пулю точно в середину лба, аккуратно под кромку защищавшего голову кольчужного колпака. А на мгновение отвлекшемуся на выстрел брату Кинцлу Шипучка тут же по самую рукоятку вогнал под челюсть свой тесак.
Бой закончился. Победителям оставалось самое трудное и самое страшное: осознать цену победы…
Мирон Павлинович больше всего боялся за детей, каково им смотреть на такую гекатомбу, но они перенесли вид смерти достаточно спокойно. У Рионы сказалось воспитание, Женька и Анна-Селена воспринимали происходящее не как люди, а в соответствии со своей вампирьей природой, да и Серёжка погибших в бою успел повидать немало. И только когда Бараса вынес на площадь убитого Сашку, мальчишка не сдержался. С криками, со слезами бросился навстречу воину, в двух шагах остановился, замер, словно его охватил паралич, только острые плечи тряслись от беззвучного плача. А потом так же молча пошел следом.
Бараса положил Сашку рядом с остальными погибшими, тяжело поднялся: поединок с вье Лентом давал о себе знать. Хотел сказать что-то Серёжке что-то ободряющее, но, глянув на парня, осёкся и, пошатываясь, побрёл к лошадям.
Самого же Мирону тяжелее всего ударила рана Наромарта. Целитель был ещё жив, но без сознания, и по словам Соти ему было не протянуть и до вечера.
— Слишком тяжелая рана, — поясняла изонистка. — Пробито лёгкое, задеты крупные жилы. Он потерял много крови, слишком много.
— Но вы же можете делать чудеса… молитвами Изону, — неуверенно возражал Нижниченко.
Соти грустно вздохнула.
— Она сделала что могла, — пояснил Теокл. — Кровотечение остановлено, но рана была слишком, а начать лечение можно было слишком поздно. А чудеса. Все чудеса здесь уже совершены.
Священник обвёл рукой противоположный берег канала, усыпанный трупами инквизиторов.
— Сегодня я больше ни на что не способен. Человек — это всего лишь человек. Если Иссон дарует мне хоть каплю своей божественной мощи, это меня просто убьёт. И ничем не поможет Наромарту.
— Я понимаю, — кивнул Мирон.
Насчёт божественной мощи он, конечно, на самом деле ничего не понимал, но не сомневался, что если бы изонист мог хоть как-то помочь эльфу, то уже давно сделал бы это. Раз не делает — значит, и в правду ничего не может.
— Мне жаль, — добавил Теокл. — Я знал его совсем мало, но он был настоящим другом.
— Он жив, — резко ответил Нижниченко. — И не нужно говорить о живом, словно о мёртвом.
— Извини, — священник виновато потупился и отошел.
Мирон ещё раз глянул на изуродованное старыми шрамами лицо целителя и понял, что действительно верит, что тот каким-то чудом сможет выжить. И верит даже в то, что оживёт «проклятый» Сашка. Верит, хотя никаких рациональных оснований для этого нет. Как там говорил кто-то из известных столпов христианства? "Верую, ибо абсурдно". Раньше Мирона Павлиновича такая постановка вопроса смешила своей нелепостью. А сейчас нелепым казались собственные смешки, а слова неизвестного человека наполнялись мудростью.