— Даже у драконов есть свои недостатки, — серьёзным до издевательства голосом подвела итог Анна-Селена.

— И немало, — согласился Дак. — Но мне бы хотелось услышать окончание той истории, которую начал рассказывать Мирон. Насколько я понимаю, речь шла о какой-то реке и о плотине.

Нижниченко кивнул.

— Об очень большой реке, наподобии Валаги.

Дракон выгнул шею, морда разительно изменилась, рога, можно сказать, встали дыбом. Такая мимика означала крайнее удивление.

— Люди могут перегородить такую реку? — он особо выделил голосом слово "такую".

— Изучая науки и совершенствуя технику, люди способны очень на многое.

— Однако, подобная плотина по сравнению с теми, которые они строят сейчас и строили до Катастрофы…

— Соотносится примерно так же, как и попытки остановить прогресс в нашем мире и Инквизиция. Но суть остаётся неизменной: у каждой плотины либо есть водосброс, либо вода её обтечёт или перехлестнёт. Запретные знания рано или поздно станут всеобщим достоянием.

— Хотел бы я иметь такую уверенность. Боюсь, всё случится иначе.

— Что ж, надеюсь, что у тебя будет возможность вспомнить о сегодняшнем разговоре, когда нас рассудит время.

— Я о нём никогда не забуду, — заверил дракон.

Они ещё долго разговаривали о самых разных вещах.

Звезды медленно плыли по ясному чёрному небу, спрятался за горные отроги нарастающий Умбриэль, взошла бледно-голубая, словно маленькая льдинка Иво. Ветер шумел в кронах недалёкой сосновой рощи. Где-то рядом стрекотали совсем земные кузнечики, а где-то вдали перекликались порой совершенно незнакомые птицы. Потрескивали в костре прогоравшие сучья.

Словно нарочно кто-то пытался опутать странников путами уюта и комфорта, убедить отказаться от дальнейшего путешествия. Маленький дом в горах, спокойная размеренная жизнь среди друзей, возможность заниматься любимым делом — чем не счастливый конец для опасного приключения? Но всё-таки каждый из них выбрал иную судьбу. И когда Сашка сказал: "Пора собираться", никто не стал с сожалением задерживаться у костра, ну, разве самую малость.

Лишь Серёжка попросил:

— Я хочу Дака спросить наедине. Вы идите, я догоню.

— Мы во дворе тебя подождём, — пообещал Сашка, прочувствовав умоляющий взгляд мальчишки. — Вещи твои я возьму.

— Спасибо, — горячо поблагодарил Серёжка.

А когда спутники отошли подальше, он горячо зашептал в ухо дракону:

— Дак, Сашка — бессмертный. Его убить нельзя, совсем. И от старости он не умрёт, всегда таким же останется. Понимаешь?

— Удивительно, но случаются чудеса и побольше, — отреагировал Дак.

Мальчишка досадливо рубанул воздух левой рукой.

— Да нет. Я сказал, что он счастливый, а он рассердился. Почему? Ведь никогда не умирать — это же счастье. Верно?

— Нет, Шустрёнок, счастье — это другое. Совсем другое. А то, что ты сказал — больше похоже на проклятье. Можно понять, почему он рассердился.

Серёжка огорчённо моргнул. Вот так: всем понятно, а ему — нет. Неужели он такой глупый? Словно прочитав его мысли, Дак пояснил:

— Ты вовсе не глупый, Шустрёнок. Ты просто очень мало прожил на свете, а чтобы понимать, мало быть умным или много видеть. Нужно ещё осознавать, а осознание требует времени. Даже от человека. Поэтому не переживай: всему своё время.

— А мне нужно — сейчас понять, — упрямо ответил Серёжка.

— А вот подумай: он будет жить вечно. А остальные. Вы все — его друзья, что с вами будет? Жизнь человека не так уж длинна, для него пройдёт лишь миг, а вас уже не будет рядом. И исправить это он не сможет никаким образом. И так будет с любым человеком, к которому он привяжется: с друзьями, с любимой. Ты же понимаешь, невозможно жить, чтобы не прикипать душой к другим людям. А если это у кого-то и получится — разве это жизнь?

Мальчишка согласно кивнул. Если тебе все безразличны — тогда и жить незачем. Сашка, конечно, не такой. Теперь-то понятно, почему он так сердился.

— Спасибо, Дак. Ты мне очень помог. А теперь — я побегу?

— Беги, Шустрёнок. Тебе пора.

— Спасибо… Дак, я никогда тебя не забуду. И Шипучку тоже не забуду. И Рию. И Ская.

— Мы тоже будем помнить о тебе. А сейчас — торопись. Временя уже поджимает. Твои друзья ждут тебя.

И Серёжка побеждал к темнеющему невдалеке дому. А дракон, когда мальчишка оказался на безопасном расстоянии, тяжело подпрыгнул в воздух и распростёр могучие крылья. Даку некуда было торопиться, но он не хотел видеть, как странники покинут его мир. Драконы — бессмертны и терпеливы, но мудрый Дак не сомневался, что никого из путешественников ему больше увидеть не суждено.

Они покидали другую Грань, не ставшую своей, но ставшую близкой. Покидали навсегда, оставляя за спиной и плохое и хорошее.

Любимое белое пиво казалось отвратительной кислятиной. И похмелье не брало. Отцу Тарло хотелось напиться вдрызг, чтобы забыть про горечь утраты, но это ему не удавалось. Наоборот, с каждой выпитой кружкой боль от потери становилась только сильнее.

— Тысяча ауреусов. Большая тысяча золотых ауреусов, — сокрушенно простонал священник, стукнув деревянной кружкой о плохо оструганную столешницу.

— Самое малое. Он бы и больше дал, — пробормотал Хайен, а потом громко икнул и уронил голову на стол, звонко тюкнув любом по дереву. Трактирный слуга, в отличие от Тарло, был пьян почти до потери сознания. Священник посмотрел на подельника осовелым взглядом, а потом снова стукнул кружкой по столу. Ещё сильнее.

— Эй, хозяин, ещё пива!

— Конечно, господин. Снова белого?

— Нет, демоны тебя побери! Давай чего покрепче!

— Сию минуту!

Тарло перевёл взгляд на собутыльника:

— Больше бы дал? Ты уверен?

— Ещё бы… Он же был благородный сет… А у них денег…

Слуга некоторое время бессмысленно таращил глаза, пытаясь оценить богатство морритских аристократов. Арифметика больших чисел не была его сильной стороной, поэтому он возвёл их к небу, назидательно поднял вверх указательный палец и очень медленно произнёс:

— Несчитано.

— Да…

Спорить было не о чем. Благородный сет мог отдать за своё спасение не одну тысячу ауреусов. О такой жертве для вымогательства ни один толийский преступник не мог и мечтать. А они с Хайеном почти держали его в руках — и упустили.

— Ячменное пиво, господин.

Некстати подошедший трактирщик прервал размышления. Отец Тарло принял деревянную кружку с шапкой густой белой пены, раздраженно отпил.

— Ступай!

Священник отёр перепачканную пеной бороду, покосился на собутыльника — тот захмелел окончательно, упал лицом на стол и заснул. Пьяная тварь… Ведь это из-за его медлительности они упустили благородного сета. Если бы, обнаружив среди вещей якобы слуги какого-то там лагата двуручный меч и красный шарф он бы сразу поспешил сообщить отцу Тарло — беглый аристократ никуда бы не делся, уплатил денежку. Но Хайен имел глупость отложить новость до утра и его медлительность стоила им уймы денег. Тысяча золотых ауреусов… Хайен — пьяная свинья… И вообще, все кругом — мерзкие, грязные свиньи…

Они расположились на опушке горного леса: огромный чёрный дракон и казавшийся совсем крошечным на его фоне планхед. Новый день вступал в свои права. Восходящий Ралиос окрасил небо на востоке в алый свет, горные вершины оставались ещё тёмными, лишь один далёкий заснеженный пик казался розовым.

— И всё-таки я не понимаю тебя до конца, — признался Дак. — Ведь ты тоже чужой на этой Грани, и ты — не мироходец. Почему ты всё-таки не ушел с ними?

— Я чужой не только этому миру. Им я тоже чужой. Если Дорога, о которой ты говорил, ведёт каждого к его родному миру, то очень скоро нам бы пришлось расстаться.

— Пришлось бы, — согласился дракон. — И что с того?

— Расставаться лучше одним разом, а не тянуть до бесконечности. Ты сам сказал, им было нелегко покидать Вейтару. Я не хочу, чтобы почти сразу после этого им пришлось бы прощаться со мной. Лучше остаться здесь и надеяться, что у меня ещё будет шанс вернуться в свой мир.