Они стояли, совершенно обнаженные, на увитой зеленью террасе фешенебельной квартиры, расположенной на крыше одного из нью-йоркских небоскребов, и заворожено глядели вниз. Гавань сверкала мириадами огней, украшавших корпуса и мачты двухсот двадцати пяти величественных кораблей, прибывших сюда из тридцати стран на празднование двухсотлетия Соединенных Штатов Америки.

– Напоминает волшебный флот из сказок «Тысяча и одной ночи»! – воскликнула Джильберта.

– Да, захватывающее зрелище, – согласился Джулс.

– Эта картина заставляет меня гордиться тем, что я – американка, – с жаром добавила Джильберта. – Многие твердили, что мы никогда не сможем оправиться от хаоса, который принесли последние тринадцать лет: убийства, расовые волнения, молодежные бунты, спад в экономике, Уотергейт. Но празднование двухсотлетия оказалось тем самым допингом, который требовался нам, чтобы вновь почувствовать гордость, самоуважение и веру в себя. Все мы снова – единая семья, мы любим друг друга и любим добрые старые Соединенные Штаты.

Джулс тихонько рассмеялся и обнял ее за талию.

– Ты говоришь как политик, ну совсем как твой добрый муж... Похоже, ты репетируешь свое завтрашнее выступление в ратуше?

– Ты прав, но мои слова идут из самого сердца. – Джильберта слегка задержала его руку, скользнувшую вниз.

– Ты больше не хочешь, чтобы я ласкал тебя?

– Ничего подобного! – Она взглянула Джулсу в глаза и плотно прижалась к нему, ощущая животом его восставшее естество. – Патриотизм всегда пробуждает во мне сексуальность... Давай вернемся в спальню и займемся любовью прямо сейчас.

– Буду безмерно счастлив угодить тебе, только мне необходимо позвонить. Речь идет о той самой сделке с землей, которую я пытаюсь заключить. Этот звонок нельзя отложить. Твой брат Терри обещал заручиться поддержкой своего доброго друга, сенатора из Айдахо.

Джулс Марстон, кого друзья и партнеры по бизнесу в шутку называли «картофельным королем», был главным держателем акций корпорации «Марстон лимитед» – конгломерата фирм по производству продуктов питания, контролирующего в США более половины выпуска консервированных и замороженных овощей.

Худощавый, мускулистый, темноволосый мужчина, с резкими, но красивыми чертами лица, Джулс выглядел гораздо моложе своих сорока пяти лет.

Джильберта огорченно вздохнула:

– Политических интриг, в которых замешан Терри, намного больше, чем бородавок у жабы. А он ведь еще очень молод! Зачем ему нужно так энергично пробиваться? Если бы он только перестал вмешиваться в чужие дела – вроде этой твоей сделки с землей, а обращал бы больше внимания на кампанию по выборам его в сенат, думаю, у него был бы шанс в ноябре доставить Прескотту удовольствие.

– Ты говоришь так, будто тебе не нравится то, что твой муж поддерживает Прескотта, но это ведь не соперничество, – поддел ее Марстон.

– Это не так, дорогой. Хармон может стать губернатором, но он становится слишком самодовольным, а его марионетка Прескотт как раз не имеет особого значения. Кроме того, мне не нравится сама мысль, что один из Де Бирсов потерпит поражение в борьбе. Проигрывать не грех, все дело в том, как человек проигрывает.

Джулс засмеялся.

– Девочка моя, не беспокойся о Терренсе Де Бирс Финче. Он очень популярный парень в лагере Джимми. Они закадычные друзья с Джорданом и Пауэллом.

– Но он далеко не так популярен, как ты, – не без злорадства заметила Джильберта. – Ведь вы, фермеры, действительно держитесь вместе, не так ли?

– Послушай, нельзя недооценивать его. Эти добропорядочные парни с Юга любят произвести впечатление деревенщины. Сначала их оппоненты думают, что им не составит никакого труда одержать верх, но затем – с опозданием – осознают, что их положили на обе лопатки.

Джильберта невольно прищурилась от ослепительного света, хлынувшего в спальню, когда они раздвинули шторы на стеклянных дверях, выходящих на террасу.

– Как удачно, что это здание выше всех, находящихся поблизости! Иначе из окон напротив любопытные видели бы нас, как на рентгене. – Джильберта подошла к огромной кровати, находившейся в ужасном беспорядке после их любовной игры, и потянулась к телефону.

– Я позвоню из кабинета, – предупредил Джулс.

– Не хочешь, чтобы я слышала?

Джулс ответил резче, чем хотел:

– Если откровенно, не хочу.

Вскинув брови, Джильберта проговорила:

– Хорошо, дорогой, иди и плети свою новую интригу. А я, может быть, позвоню Хармону отсюда.

Она села на кровать и восхищенным взглядом проводила Джулса.

«Напыщенный самец – вот ты кто, Джули», – подумала она, похотливо рассмеявшись, и взяла сигарету.

Как и ее любовник, Джильберта Де Бирс Финч Киллингтон выглядела значительно моложе своих тридцати пяти лет. Систематические занятия теннисом, плаванием и игра в гольф помогали ей сохранить фигуру.

Она не была сексуальной женщиной в буквальном смысле этого слова – маленькие груди, узкие бедра, – но мужчины считали ее стройное красивое тело и чувственные черты лица необыкновенно привлекательными. Однако самым поразительным у Джильберты были огромные фиалковые глаза, удивительно контрастирующие с короткими, черными как смоль волосами. Такие глаза, как поется в известной балладе, заставляли толпы сгорающих от любви мужчин идти на все...

Получив удовлетворение от секса, Джильберта сладко потянулась, легла на кровать и закурила. «Поистине моя чаша жизни переливается через край», – подумала она и прикрыла глаза, стараясь продлить охватившее ее ощущение блаженства.

Джильберта Де Бирс Финч появилась на свет в 1941 году, как говорят англичане, с серебряной ложкой во рту.

Она получила в наследство внушительное состояние, первоисточником которого были богатые залежи серебряных и свинцовых руд, открытые в середине семидесятых годов прошлого века ее прапрапрадедом. Месторождение находилось в окрестностях маленького поселка всего из нескольких ветхих бараков под названием Силвер-Сити в штате Колорадо.

К тому времени когда рудные месторождения, разрабатывавшиеся компанией «Де Бирс мэннинг энд девелопмент корпорейшн», наконец перешли в умелые руки Джильберты, империя семейного бизнеса значительно расширилась и включала, помимо прежних направлений деятельности, добычу урана и нефти, строительство железных дорог и даже разведение племенного скота.

Справедливости ради следует отметить, что частенько наедине с собой Джильберта признавала, что судьба с самого начала была к ней благосклонной, наградив прекрасной фигурой и привлекательной внешностью. В девятнадцать лет девушка уже вела вполне светский образ жизни, курсируя между Парижем и Лондоном, Римом и Монако, Багамами и Акапулько и кидаясь из одного страстного романа в другой, не менее бурный.

Но внезапно без каких-либо видимых причин Джильберту перестали интересовать светские развлечения. Люди ее круга были просто потрясены и не могли поверить тому, что она выходит замуж за никому не известного адвоката из Денвера – Хармона Киллингтона, вдовца, с тринадцатилетней дочерью на руках.

– Как, черт возьми, тебя угораздило это сделать, Джилли? – спросил ее отец, когда она объявила о своей помолвке.

– Ну конечно, я это сделала на пари.

– На пари? Что еще за пари?

– Я поспорила с кузиной Дианой, что могу выбрать любого мужчину. Не важно, что он не представительный, при этом он может быть и непривлекательным, не уверенным в себе и даже скучным, главное – сделать из него известного и интересного человека. Понимаешь, этакий Пигмалион наоборот. Считай, что я – женский вариант профессора Хиггинса.

– Это абсурд! – пронзительно вскрикнула ее мать. – Терренс, сделай же что-нибудь немедленно!

Оба, отец и дочь, рассмеялись.

– Что, например? – спросил отец. – Ты так же хорошо, как и я, знаешь, если Джилли примет какое-то решение, то только водородная бомба может заставить ее отказаться от него. – И обратился к дочери: – Это действительно серьезно, не так ли?