Антон Иванович был уже в воде. Вслед за ним, поднимая тучу брызг, прямо с мостков бросилась в воду Маруська. Она смеялась и визжала как резаная. Остальные девки лезли в воду осторожно, сначала садились на мостки, мочили ноги, и только потом погружались в реку.

Я оглянулась на Алексея Григорьевича. Он пристально смотрел на меня, но когда понял, что я заметила его взгляд, смутился, махнул рукой, разбежался и с берега бросился в реку. Он как рыбка почти без брызг ушел под воду и пропал.

Я подошла к мостку и присела на самый край. Алексея Григорьевича видно не было и я начала тревожиться.

В голову пришло, что он мог стукнуться о подводную корягу и утонул. Антон Иванович уже подплыл к мосткам и шумно отплевывался от воды.

– Барин, а где он? – начала я, не зная как правильно назвать гостя.

Однако не только я заметила исчезновение Алексея Григорьевича. Маруська тоже за него испугалась.

– Этого еще недоставало! – воскликнул Антон Иванович. – Неужто утоп?!

Он быстро выбрался на мостки, встал во весь рост, вглядываясь в реку.

– Да вон же он! – закричала Дуняша, показывая пальцем на вынырнувшую вдалеке мокрую, облепленную волосами голову.

Все сразу успокоились и продолжили купание. Остудившись, девушки одна за другой начали вылезать из воды и бегом возвращаться в баню. На берегу осталась я одна. Алексей Григорьевич подплыл к купальне и вылез на мостки. Тогда я не спеша, вернулась в баню. Пока я шла, медленно переступая ногами, все время чувствовала на себе его пристальный взгляд. Все во мне как будто занемело, и я еле передвигала ноги. Только в бане, прячась за девушками, я немного успокоилась и смогла веселиться вместе со всеми.

Мы опять долго парились, а потом голыми играли на берегу речки в горелки. Водил Алексей Григорьевич. Он стоял к нам спиной и громко говорил:

Я стояла в первой паре с Акулиной. Он сказал последние слова и быстро обернулся. Мы побежали мимо него. Он хотел схватить меня, но я увернулась, и ему пришлось поймать Акулину. Он ее обнял и нечаянно прижал к себе. Мне сразу стало скучно и расхотелось играть. Хорошо, что Маруська скоро велела нам одеться и идти в людскую избу.

Барин удивился и сказал, что расходиться еще рано и девушкам с ними весело. Маруська ответила, что всем нужно рано вставать и что летом день год кормит. Потом она нарочно повернулась к нему спиной, нагнулась и выпятила свой зад. Антон Иванович запнулся, облизал губы, и спорить не стал. Мы же быстро оделись и ушли.

– Понравился тебе баринов родич? – спросила я Акульку.

Он пожала плечами:

– Не. Все они обныкновенные. Мужик как мужик, только одно на уме.

– А мне понравился! – вмешалась малолетняя Дуняша. – Хороший дядька, только очень старый.

– И чего у него на уме? – спросила я Акулину и почувствовала, как у меня отчего-то похолодело в груди и зашлось сердце.

– Известно чего, – равнодушно ответила она, – чего у других, то и у него. Да мне не жалко, дам, если захочет. Ноги разводить не велика работа.

Я представила, как Алексей Григорьевич обнимает эту глупую турку, и меня теперь из холода бросило в жар.

– Ишь, ты, размечталась! – захохотала Маруся. – Нужна ты ему, корова! Он с Альки весь день глаз не сводил! Я думала дырку в ней прожжет!

То, что Маруська не может простить Акульке того, что та несколько ночей провела с Антоном Ивановичем, знали все, она ее постоянно за это шпыняла и подкалывала, но вот то, что Григорий Алексеевич смотрел на меня, всех удивило.

– Чтой-то я ничего такого не заметила, – сказала возрастная Евдокия. – Чего ему было на Алевтинку пялиться? Ей не то, что какой благородный, даже родной муж побрезговал. Чему в ней нравится, ни кожи, ни рожи!

– Он на меня смотрел, а не на нее, – завизжала малолетняя Дуняша. – Я самая среди вас красивая!

– Молчи, дура, – одернула девчонку Маруся, – Антон Иванович велел, чтобы Алька сегодня его родичу постель постелила.

Мне стало так стыдно слушать все эти глупости, что я попыталась от девок отстать, но Маруська опять не дала.

– Слышь, что говорю? – спросила она оборачиваясь. – Постелешь ему. А как там у вас сладится, не нашего ума дело. Понравишься, может потом каким платком наградит, а то и новым сарафаном. Господа после таких дел добрыми бывают.

– Никуда я не пойду, – сердито ответила я, – я баба замужняя!

Вся компания покатилась со смеху. Засмеялась даже Акулина. Только смех у них был не очень-то веселый.

Первой замолчала Маруся, она вздохнула и грустно сказала:

– Куда ж ты, Алька, денешься, когда барин приказал! Не повинуешься, отдерут розгами на конюшне, и все равно заставят покориться. Против барской воли не пойдешь. Лай не лай, а хвостом виляй.

Я хотела наотрез отказаться, даже, решила сказать: «Чем такое, лучше в омут головой», но подумала, что если я упрусь, стелить постель к нему пошлют Акулину, а то и того хуже Дуньку и промолчала.

– Да ты не бойся, не съест он тебя. Такие как он, над бабами редко сильничают, – продолжила она. – Скажешь, что еще девушка, может и пожалеет!

От таких разговоров у всех нас ухудшилось настроение и до людской все шли молча. Вроде все были и сыты и пьяны, но как-то безрадостны.

Я сразу же легла на лавку и притворилась, что сплю. Лежала и пыталась решить, как мне поступить. Идти в спальню к Алексею Григорьевичу я наотрез не хотела, просто мне интересно было посмотреть, как он будет себя со мной вести. То, что он так уж прожигал меня взглядом, Маруська просто врала. Ну, может, посмотрел пару раз…

В конце концов, я решила, что не пойду к нему ни за что на свете! Потом мне стало его жалко. Я представила, что он придет к себе в комнату, а ему никто даже не разберет постель. И еще мне было интересно, узнать, что он обо мне думает. В конце концов, я решила, что быстро ему постелю, только один раз посмотрю и сразу же уйду. Не съест же он меня!

– Ты что, к нему в таком старом сарафане идешь? – удивленно спросила меня Маруська, когда мы с ней столкнулись в дверях.