После предыдущей бессонной ночи и вчерашнего вечера, проведенного в постели с мужем, я, как убитая, проспала до десяти часов по полудни. Когда проснулась, Алеши в комнате уже не было. Входная дверь в наши покои оказалась не запертой, но на меня больше никто не посягал.

Спешить мне было некуда. Я встала, умылась, заказала в комнату завтрак и занялась собой. Вскоре вместе с кухонной девушкой принесшей еду, ко мне зашла Марья Ивановна. Она казалась расстроенной, и лишь только мы с ней остались вдвоем, горько заплакала. У меня напротив было прекрасное настроение и хотелось, чтобы и всем людям было хорошо и весило.

– Что случилось, душечка, почему у вас глаза на мокром месте? – задала я вопрос созвучный нашей сентиментальной эпохе.

– Ах, Алевтина Сергеевна, – ответила сирота, отирая платочком на щеках слезы, – я в полном расстройстве. Василий Иванович меня прогнал от себя, и я теперь совсем не знаю, что мне делать.

– Что так, чем вы ему так не угодили? – спросила я, не очень озадачиваясь сложным положением сироты. Теперь, с падением власти Трегубова, Марья Ивановна оказывалась под моим покровительством и в этом доме могла рассчитывать на свой кусок хлеба. Она этого, понятно, не знала, была подавлена и чуть ли не готовилась к голодной смерти, где-нибудь под забором.

– Если бы я только знала! – воскликнула она. – Он вчера вечером приказал мне прийти к нему в спальню, я пришла, а он меня у себя не оставил и так раскричался, что я ни жива ни мертва убежала к себе. Видно я ему совсем разонравилась. Вот оттого теперь я и боюсь, что он велит прогнать меня со двора.

– А вы-то его как, любите? – спросила я, после памятной ночи, когда узнала всю подноготную помещика, с понятным любопытством.

– Конечно, люблю, он все-таки мой дальний родственник и благодетель.

– Ну, это понятно, а по-другому. Ну, как мужчину?

Марья Ивановна вспыхнула, но тотчас потупила глазки и постно опустила утолки губ. Вопрос застал ее врасплох. Такие разговоры между барышнями в ходу не были. Однако я была не барышней, а крестьянской девушкой, к тому же счастлива с мужем и не слишком стеснительна.

– Не знаю, я как-то об этом не думала, – дрожащим голоском ответила она. – Василий Иванович, мужчина красивый, богатый, опять же, дальний родственник и благодетель. Но я свое место знаю…

– Слушай, Маша, кончай мне пудрить мозги, – непонятно с чего, заговорила я словами и интонациями Алексея Григорьевича. – Знаю я, что он вас всех тут…. ну, был с вами… Он и меня попытался, только у него ничего не получилось. Думаю, теперь локти кусает и моего мужа боится.

Марья Ивановна посмотрела на меня круглыми удивленными глазами и вдруг, прыснула в кулачок.

– Правда, не смог? А мы всем домом гадаем, с чего это Василий Иванович на всех как собака бешенная бросается! Видать не всегда коту масленица, бывает и великий пост! Знала бы ты, Алевтинушка, как он всех девушек своими капризами замучил. Какая там любовь! Уж, хоть бы женился на ком-нибудь! А как ты против него устояла?

– Это длинная история, даже если расскажу, не поверишь. А хочешь, я тебя с интересным человеком познакомлю?

– Серьезно или так? – сразу заинтересовалась она.

– Как получится, – честно ответила я. – Он жениться хочет, может быть, вы друг другу понравитесь.

– А он собой каков? Молодой? Высокий? Брюнет или русый? – забросала она меня вопросами.

– И не молодой, и не высокий, а вот каким после свадьбы станет, не знаю. Не простой он, Маша, человек, а из волхвов.

Ах, девушки, девушки! – подумала я. Маша минуту назад плакала, собиралась умереть от голода под забором, а теперь уже не хочет выйти замуж за первого встречного, подавай ей молодого, высокого, да еще брюнета.

– Это ничего, что не простой, главное, чтобы человек был хороший! – подумав минуту, скромно промолвила Марья Ивановна. – А когда познакомишь?

– Сразу же после завтрака, – ответила я, намазывая на кусок печеного пшеничного хлеба ароматное коровье масло.

– А если он узнает, что я уже… Ну, была с Василием Ивановичем? – покраснев, спросила новоявленная невеста.

Этот вопрос мы с Костюковым не обсуждали, и я только пожала плечами. Однако Машу, он, видимо, очень занимал.

– А ты, Алевтинушка, как, девушкой замуж выходила? – неожиданно, спросила она.

Отвечать мне не хотелось, но она так умоляюще на меня смотрела, что я не смогла ее не поддержать.

– Нет, не девушкой. Так получилось…

– Вот и у меня, тоже получилось, – горько вздохнула он. – Ну, ты наелась? Пойдем?

– Потерпишь, я еще кофий с молоком не допила, – сказала я, – у вас свадьба еще не сегодня.

Кончилось все тем, что поторопиться мне все-таки пришлось, правда, не на конюшню. В доме поднялся крик, запричитала женщина и мы вышли узнать, что еще случилось. Оказалось, что в селе волк среди бела дня загрыз двоих детей. Мы с Машей выскочили во двор. Тела убитых мальчика и девочки лежали в телеге, закрытые рогожей. Возле нее на земле бились в истерике две крестьянки, как мне подсказали дворовые, матери погибших. Со всех сторон к подводе стекались люди. Мы с Машей тоже подошли, увидели торчащие из-под рогожи голые детские ножки, и перекрестились. Это было уже чересчур.

– Как ты думаешь, это оборотень? – тихо, с ужасом в голосе спросила Маша.

Я под влияние Алеши не очень верила в нечистую силу, но когда видишь такое, страх невольно закрадывается в сердце. Кто кроме страшного зверя мог посягнуть на жизнь таких маленьких детей!

– Пошли отсюда, спросим у твоего жениха, может быть, он что-нибудь знает, – ответила я и потянул девушку за собой. Смотреть на такой ужас я не могла. К горлу подкатывался горький ком. Маша послушно последовала за мной, и мы отправились в конюшню. Здесь никого, кроме Ильи Ефимовича, не оказалось. Все конюхи, побежали к страшной подводе.

– Знает, что случилось? – сразу же с порога, спросила я прорицателя.

Костюков, видимо нас ждал, переоделся в белую рубаху, причесал волосы на голове и коротко обстриг бороду. Выглядел он, против моего ожидания, неплохо.

– Слышал, – ответил он, – ничего, скоро все это кончится.