— Наконец-то дома, — выдохнула, едва оказавшись в квартире Дениса, и поняла, что и правда дома.

Вот эта квартирка, которая на первый взгляд показалась убогой — мой дом. А я ведь к другому привыкла, к уюту. Подсветку в ванной переделывала трижды, за зеркалом гонялась год, пришлось из-за границы заказывать. Именно такое хотела, и купила, а Илья лишь молча заплатил.

Может, у меня и правда блажь? Может, правы и мама, и Илья? Я — просто неблагодарная дрянь, всадившая нож в спину мужа. И ведь понимаю, в любой момент могла остановить интрижку Ильи, я всегда это понимала. Да и для мужчин такие леваки зачастую — ерунда, они не как мы относятся к сексу. Женам не прощают, а себя не видят изменщиками.

Для Ильи изменщица — я, а он — пострадавшая сторона. Может, так и есть. Он от меня не уходил, он наладить наш брак пытался, ребенка хотел…

— И сладко кувыркался с Наденькой в Пекине, — прошептала, и поднялась с пола. — Не семья, а черт знает что.

Руки трясутся, как у заправской алкоголички, а по щекам… что это, Боже, слезы?

Даже к зеркалу подошла, чтобы убедиться — да, они самые. Плачу, как последняя размазня. Брак свой оплакиваю, который именно сейчас разрушился. Назад не повернуть.

— Ты плакала? — тихо спрашивает Дэн, пока я перебираю его жестковатые волосы.

Мы с Денисом лежим на его жуткого вида, но до одури удобном диване. Его голова на моем животе, переплелись телами так, что встать не смогу так просто.

— Ты плакала, — уже утвердительно произносит он.

А я ведь глаза закапала, напудрилась, чтобы покрасневший нос замаскировать. Он всегда предательски краснеет и припухает, когда реву.

— Илья вернулся. Поговорили.

— Ты же говорила…

— Он должен был позже прилететь, — перебила подскочившего с дивана, нахмурившегося Дениса. — Донесли о моих похождениях. Все в порядке, Дэн, не переживай.

— Ты не должна была с ним разговаривать без меня. Больше не смей, — грубо это прозвучало, по-приказному. — Сможешь заняться поиском квартиры? Как можно скорее съедем отсюда, раз он вернулся.

Съехать было бы замечательно. Вот только я до того безголовая, что не копила. Даже мама, уж насколько Илью любит, говорила мне, чтобы копеечку откладывала. Сегодня муж есть, а завтра — нет. Правда, она уверена была, что именно Илья рано или поздно вышвырнет меня. Как постарею, надоем. Уговаривала деньги на хозяйство брать, и четвертушку прятать.

На черный день.

А мне это воровством казалось. Брать деньги Ильи, и нагло врать о внезапных тратах. Нет, не по мне это. А свою зарплату тратила в первую же неделю. Шторы вон купила, висят теперь, сволочи.

— У меня тридцатка есть, зарплата и отпускные, — сказала Денису. — Завтра же займусь. И зря ты переживаешь, Илья ничего мне не сделал.

Просто просил вернуться. А потом сказал, что я пожалею.

Но я ведь не пожалею? Так ведь?

— Больше ты с ним не увидишься. Наедине, — добавил Денис, и вдруг придавил к кровати, а в глазах — нешуточная угроза: — Больше я тебя ни с кем делить не стану, Саша. Только посмей, только, мать твою, посмей мне изменить! Я тебя…

Убьет, — бьется в голове мысль.

И от чего-то страшно, неуютно, но я лишь теснее прижалась к Денису.

Не предам. Ни за что его не предам! А если предам — пусть убивает.

ДЕНИС

Саша, Сашенька.

Смотрю на нее спящую, как абсолютнейший маньячелло. Реально, двинулся ведь на ней. С первого взгляда как в океан, захлебнулся, и не выплыть. И вроде вот он, спасательный жилет, надень, и плыви от нее как можно дальше.

Мы же не в сказке живем. Справился бы с собой, если бы подальше от нее смылся. Со временем забыл бы, поутихло бы внутри. Но с ней я всегда как полный лох. И парней ее терпел, когда крутила с ними. И суд простил, и замужество ее. Хотя и прощать нечего, она просто жила, не любила ведь меня.

Да и дебилом я был, когда решил добиться ее. Ну вот будет сейчас за мной малолетка бегать, ревностью изводить и преследовать. Что я чувствовать буду?

Раздражение. Тупое, мать его, раздражение, что липнет.

А тогда возомнил, что добьюсь ее. Угу, добивался-добивался, и получил в итоге срок. Но в итоге Сашка — моя! И ведь не побоялась уйти, вот так разом оборвать все, что в жизни важно обычному человеку. Быстро у нас закрутилось, и не смущает ведь ее, что я пока таксую, что отсидел.

Блатные словечки только бесят, но я учусь фильтровать. Не должна моя девочка в этой грязи барахтаться, в которой я сам по уши вымазан. Как в дерьме.

Телефон подал сигнал, пора на работу. И нет, не обычных людей возить, к сожалению. Пришла пора платить за свободу, да и бабки нужны — моя девочка к лучшему привыкла. И я не я буду, если не обеспечу ее лучше, чем этот гнида.

— Ты куда? — сонно промурлыкала.

Смотрю на нее — зацелованную, румяную после безумной ночки, и уходить не хочу.

Вот как вырваться, когда так смотрят? От нее в паху сладко стреляет, дорвался, блин.

— На работу. Спи.

— Так ночь ведь, — надулась обиженно. — Признавайся, по девкам поедешь? Врал, что девственником достался, а я губу раскатала.

Шутит, стервочка моя. Подкалывает, неужели бояться перестала? Видел ведь, как шугалась меня. Ну еще бы, реально насильником считала. И убийцей. Будто я хотел того чмыря убивать. Не был бы обдолбанным, не подох бы. И совесть моя молчит.

— Какие нахер девки, ты из меня все выжала, — рассмеялся, и шею ее прикусил.

Не удержался. Но вот как можно так подставляться? Беззащитная, дрожит вся, навстречу подается. Девочка моя, сдохну за нее!

— Это кто из кого выжал, — поднимается с дивана. — Давай хоть завтрак сделаю, или ты торопишься?

— Спи, я скоро приеду, и позавтракаем, — затащил ее на диван, руки прижал к подушке, и снова не удержался.

Как есть, мальчишка.

Но так прет от нее, капец как сильно.

А еще больше заводит от того, что моя. Полностью моя. И меня выбрала, а не жизнь с заряженным мужиком. Пусть и в депресняке была, потому так легко сдалась, едва ли понимая, во что вляпывается. Но пожалеть о своем выборе я ей не дам!

— Что, совсем-совсем времени нет? — невинно глазками похлопала, и в шею меня лизнула. — Даже пяти минуточек? Ладно, — фыркнула, играя, — иди. Я сама справлюсь.

И пальчик свой облизала, бессовестная.

Вот ведь стерва какая! А я оторваться не могу от того, как по груди, обтянутой тонкой майкой, скользит ее нежная рука. Сосок обхватила, и чуть выгнулась на кровати. Глаза прикрыла, и задышала тяжело.

Заводит, играет со мной.

А я смотрю, и подыхаю.

— Жаль, что торопишься, Денис, так жаль, — вздохнула, и губу прикусила.

И ее облизала своим сладким язычком. А ладонь уже между ног, гладит пока сквозь белье, меня провоцирует. Ножки раздвинула, а я на вытянутых руках над ней завис, любуюсь, член колом стоит. На двенадцать часов, только на нее, всегда.

— Иди уже, я при тебе стесняюсь, — взглядом острым уколола, как ножом, и под резинку шортиков скользнула ладонью. — О, Боже, — всхлипнула.

И я сорвался.

К ее же рукам ревную, блин, как полный осел. Но она от меня стонать должна, а время… время еще есть, успею. А приду, отшлепаю по круглой заднице. Крутит до сих пор, как мальчишкой, а я и рад вестись.

— Что, так сильно хочешь? — прошептал ей на ухо, и мочку уха прикусил.

— Очень. Но ты иди, я сама…

— Сама? — скользнул под ее белье, и в глазах потемнело.

Горячая, влажная, извивается подо мной. И правда, не только играет, но и хочет. Это ох*ительно, когда тебя хотят. Именно тебя, а не просто трахаться.

— Д-да, — ответила, слегка двигая бедрами.

Трется об мои пальцы, губки кусает. Красивая такая, что больно. Не только яйца болят, но и сердце. Надо сказать Сашке, интересно, как она на такую романтику отреагирует?