– Ты куда-то ходила, – заметил он.

– В церковь.

– Полагаю, ты молилась за мою порочную душу и наше общее спасение?

– Вовсе нет. Я разговаривала с герцогом Ивширом.

– Ах да, наш могущественнейший герцог, само воплощение рыцарственности и чести. Вряд ли ты мне поверишь, но он мне нравится, несмотря на непримиримую ненависть, которую питает ко мне.

Дрожь пробежала по ее спине, и ей пришлось опуститься в кресло возле камина. Она протянула ладони к огню. Пальцы ее дрожали.

– В таком случае будет только справедливо предупредить вас, что его милость собирается посвятить свою шпагу Гекате, дабы тем успешнее пронзить вас ею.

– Я боялся, что так будет. Ведь дуэль – такой благородный способ избавлять мир от своих врагов. Вот если бы я сказал тебе, что убил лорда Вейна на дуэли, тебе стало бы легче?

Все внутри у нее так и упало.

– Вы сражались с ним на дуэли?

– Нет. К несчастью для утонченной щепетильности всех заинтересованных лиц, дуэли не было. Хотя то, что послужило причиной нашего раздора, безусловно относилось к делу чести.

– Как я могу поверить вам?!

– Если я не объясню тебе всего, то никак не можешь, разумеется. – Голос его вибрировал от напряжения. – Но как ни прискорбно, я не могу объяснить решительно ничего.

– Но почему?

– Во-первых, потому, что истина является чужой тайной и я не имею права ее раскрывать. Во-вторых, раскрыть тайну, если это вообще возможно, надлежит прежде всего герцогу, а он вряд ли захочет.

– После того что вы сделали с его братом, ваше присутствие невыносимо для него.

Дав повернулся и подошел к окну. Новое стекло, вставленное вместо разбитого, оказалось чуть зеленее, чем остальные.

– Весьма затруднительное положение, верно? Особенно для тебя, учитывая, что ты работаешь теперь на нас обоих.

– Да нет. Его милость твердо вознамерился освободить мир – и меня заодно – от тяжкой обузы в самое ближайшее время. Он уверен, что если вы будете драться на шпагах, то он убьет вас.

Он бросил на нее взгляд.

– Более чем вероятно. Хотя я вполне могу положиться на свою доблесть, имея дело с чернью, но герцог обучался искусству владения клинком у значительно лучших мастеров, чем я.

Старательно избегая его взгляда, она изучала нарисованных по обе стороны камина лошадей.

– Герцог, как и его брат, учился у французских и итальянских фехтовальщиков.

– В таком случае он меня просто зарежет как скотину.

– Вы поэтому не стали решать вашу ссору с лордом Вейном, в чем бы ни заключалась ее суть, посредством дуэли? Он слишком легко мог убить вас?

– Эдвард слыл прославленным фехтовальщиком, но на кону тогда стояли вещи поважнее, чем его смерть. Она прикрыла глаза, чувствуя себя ужасно усталой.

– Просто чудовищно.

– Я сделал то, что мне казалось жизненно необходимым в то время, – заметил Дав.

Боль в ее груди нарастала, и вдруг безумное отчаяние охватило ее. Она встала с кресла. В свете, лившемся из окна, Дав казался бронзовым. Только вчера! У нее все пело в крови. Только еще вчера! Дав улыбнулся так, как улыбнулся бы ангелу смерти.

– Хотя теперь цена моего поступка слишком велика, ведь возлюбленная думала о нем хорошо. А ты стоишь передо мной как исполненный мести серафим, обливая меня презрением и обвинениями.

– Какое это может иметь значение?

– Я влюбился в тебя. А ты считаешь меня подлецом.

– Не может быть, чтоб вы влюбились в меня!

– Я влюблен в вас и говорю правду. Я любил вас и вчера, в конторе мистера Фенимора, и в моей постели сегодня утром. Я говорю правду целиком и полностью. А между тем желание и сомнение, страх и разочарование ведут яростный бой в вашем сердце. И я не могу повлиять на исход битвы. С моей стороны довольно смешно попросить вас просто поверить мне. Так что, если хотите, можете уходить, но знайте, что вы унесете с собой большую часть моей души.

Сильвия схватилась за ручку кресла, чтобы устоять на ногах.

– Я не могу вам поверить.

– Так вы собираетесь уйти?

– Ну как я могу уйти? Я пообещала герцогу, что буду искать улики, с помощью которых он мог бы добиться, чтобы вас повесили.

Губы его скривились.

– Ты будешь продолжать искать? Ведь ты посылала ему донесения все время, с самого первого дня. И наврала с три короба о своем прошлом.

Усталость одолевала ее, но она подошла к столу и принялась очинять перо.

– Да, – подтвердила она. – Берта относит мои донесения. Один из ливрейных лакеев Ившира встречается с ней на Шепардс-маркет.

– Пустая трата времени и сил. Я много чего делаю, но я не делаю ничего такого, за что меня можно повесить.

– Возможно, и есть, – предположила она. – И мне в качестве вашего секретаря не слишком трудно будет выяснить все, что надо.

К ее неимоверному изумлению, он рассмеялся.

– В таком случае, Джордж, займись-ка проклятущими квитанциями. Мне нужно выйти в город.

Полчаса спустя она мельком увидела его сквозь открытую дверь кабинета. Одетый с безупречным вкусом, в белом парике, шелковых чулках, туфлях с пряжками, голубовато-сером камзоле и при элегантной шпаге, подаренной Мег, сверкающей у бедра, он вышел на улицы Лондона разбивать сердца и сеять панику повсюду, где бы ни появился.

Облако душистой пудры опустилось на обнаженные плечи. Дав ждал, стоя в дверях. Мег казалась ему теперь слишком уж хрупкой – прекрасная Снежная королева, блистающая в оправе своего очаровательного будуара как бриллиант. Горничная подняла голову, зарделась, увидев его, и присела в реверансе.

Мег открыла глаза, увидела его в зеркале, поймала его отраженный взгляд.

– Ступай, – приказала она горничной. – подать вина.

Как только горничная вышла, Мег повернулась и протянула ему руки.

– Мой дорогой! Что случилось?

Он подошел и склонился над ее пальцами, а потом легко поцеловал в губы, теплые и ароматные, как роза после дождя. Прохладные, прекрасные, бесстрастные. Губы друга.

– Я пришел просить вашего позволения, мадам, рассказать Ивширу истину о его брате.

Краска медленно стала заливать ее лицо, что стало заметно даже под пудрой.

– Истина является не вашей тайной, и у вас нет права ее оглашать.

– Сильвия страдает из-за этого. Герцог страдает из-за этого.

Камни в кольцах, сверкнувшие на ее пальцах, напоминали слезы.

– И ты страдаешь из-за этого, я знаю.

– Я никогда не попросил бы только из-за себя одного.

– Я не могу, Дав. Ни у тебя, ни у меня нет права принимать подобное решение. Здесь замешано по крайней мере еще одно лицо, совершенно невинное. Мы дали друг другу торжественный обет оберегать ее любой ценой.

Горничная вернулась с серебряным подносом в руках, поставила его и вышла, плотно прикрыв за собой дверь.

Дав налил вино в два бокала. Один бокал он вложил в ее руку.

– Но как еще можно разрешить такую проблему, Мег? Она пристально смотрела на свое отражение в зеркале.

– Итак, секретарь уже стала твоей любовницей?

– Да, а сегодня утром она спросила меня о лорде Эдварде. Мег круто развернулась на своем табурете и взглянула на него снизу вверх.

Дав прислонился к стене возле ее туалетного столика и криво улыбнулся.

– Я, как ты могла бы заметить, влюблен. Пожалуйста, не смейся надо мной, Мег! Я помню твое предсказание. Сильвия все время работала на герцога, разумеется. Я чувствую себя совершеннейшим дураком.

– Любовь умеет всякого человека превратить в дурака, по крайней мере раз в жизни. Как давно она работает на Ившира?

– С тех пор как покинула Францию. А возможно, и до того. Мои собственные шпионы лгут мне с большим энтузиазмом, включая и Таннера Бринка. Похоже, все готовы защитить ее.

– Кроме Ившира! Герцог не задумываясь бросит этого агнца льву, несмотря на то что считает тебя чудовищем.

– Не без причины. Право, Мег, мне действительно очень бы хотелось, чтобы все закончилось.

– Однако мы с тобой переживем. И Сильвия переживет. Но есть другая, которая пережить не сможет.