Я вскинул голову.

— Я не понимаю вас, ваша святость. Разрешение на обыск я получил целиком и полностью законно, никого не обманывая. Когда было украдено письмо вместе с остальным, заметьте, не очень ценным имуществом церкви, у меня возникли обоснованные сомнения. Поскольку я искренне верил, что в письме содержится приказ немедленно арестовать и предъявить обвинения колдунье, то это могло быть выгодно только ей. Именно поэтому я затребовал разрешение на обыск ее поместья. И мои подозрения полностью оправдались! Помчица Малко — колдунья, которая убила сотни детей. Еще в ее доме обнаружились документы, свидетельствующие о том, что она обеспечивала колдовским зельем некоторых вельмож, а с кардиналом Ветре у нее были деловые соглашения…

— Довольно! Вы представляете, что вы натворили? — епископ брызгал слюной от бешенства. — Молодой дурак!

— Если у вас есть сомнения, вы можете отстранить меня. — Я стиснул кулаки так, что ногти до крови впились в ладонь. — Но будьте уверены, я обжалую ваше распоряжение. Сегодня же напишу Папе. Не думаю, что ваше распоряжение о прекращении дознания в свете обнаружившихся фактов будет принято им благосклонно!

— Ты еще смеешь мне угрожать, паршивец?!?

Тихое деликатное покашливание из угла заставило епископа мгновенно умолкнуть. Из кресла поднялся кардинал-монсеньор Язвинский. Он был очень стар и сух, но властное лицо и очень умные проницательные глаза заставляли всех забыть о его годах. Он неторопливой, слегка шаркающей походкой подошел ко мне и положил руку на плечо таким знакомым, отеческим жестом, что я тут же растерялся. Его голос был обманчиво мягок и вкрадчив.

— Успокойся, Кысей. Распоряжение епископа о прекращении дознания вовсе не подразумевало то, что колдунья останется безнаказанной. Совсем напротив. По получению твоего письма епископ Талерион тут же сообщил все мне, и я направил его в город для проведения тайного дознания. Твоя ошибка, молодой человек, состояла в том, что ты позволил этому делу получить огласку. Вовлек в него Святую Церковь, громадские службы и даже постороннюю девицу. И теперь, — кардинал устало прикрыл глаза, — по твоей милости, судебный процесс будет открытым, а не тайным. Все ужасающие подробности дела вылезут наружу, и это позволит нашим многочисленным недругам лишний раз упрекнуть Святую Инквизицию в пренебрежении своими обязанностями и пошатнуть наш авторитет. Сейчас крайне сложная политическая обстановка, и любая ошибка может стать роковой…

Я покачал головой с сомнением.

— Позвольте задавать вам всего лишь один вопрос, монсеньор.

Старик благосклонно кивнул.

— Нами было установлено, что существо в подвале было больно и требовало очень много… еды. В среднем, в день ему скармливали, — я судорожно сглотнул, — троих детей. Из бродяжек, которых отлавливали на улицах и в порту. Пока вы бы прибыли в город, провели дознание и арестовали колдунью, прошло бы дня два-три, как минимум. То есть за тайное дознание своими жизнями расплатились бы девять детей. Девять человеческих жизней! И я спрашиваю, вы смогли бы спокойно жить дальше, зная это? Потому что я — нет.

Кардинал грустно покачал головой.

— За все в этой жизни, Кысей, приходиться чем-то расплачиваться. И поверь, если ты когда-нибудь доживешь до моих лет и станешь во главе Инквизиции, то сможешь принимать и более сложные решения…

Я ожидал любого ответа, но только не такого.

— Надеюсь, что это никогда не произойдет. — Меня опять затошнило, видение жуткого подвала стояло перед глазами. — С вашего разрешения.

Я развернулся, но был окликнут.

— Постой. Я тебя прошу, пока прошу, отозвать свое обвинение и позволить нам самим заняться колдуньей, без лишней огласки.

— Что?!? — я не поверил своим ушам. В памяти услужливо всплыли сердитые слова Лидии: "хотите суда и забот на свою голову, я вам их устрою!" — Если я откажусь от обвинений, колдунья окажется на свободе!

— Да, — кивнул головой кардинал. — Но недолго. Мы тут же предъявим ей обвинения по целому ряду пунктов и упрячем в самый закрытый монастырь, где она и проведет остаток лет. Справедливое возмездие не минует ее, уверяю вас. Зато репутация Святой Инквизиции будет спасена…

Я был взбешен.

— Справедливое возмездие? А как же возмездие для тех, кто потакал колдунье? Для ее сообщников? А родители, они, по-вашему, не заслужили справедливого возмездия для убийцы их детей? Я не собираюсь отказываться от обвинения!

— Тогда мне придется приказать тебе это, — грустно покачал головой кардинал.

— Тогда мне придется не подчиниться приказу!

— Неподчинение прямому распоряжению вышестоящего сановника…

— Я знаю, чем это грозит. Прошу вас оформить ваш приказ письменно. Чтобы у меня была возможность апелляции к Папе. До получения официального распоряжения я считаю, что ничего не слышал. Прощайте.

Я вылетел из епископской резиденции и прямиком отправился к отцу Георгу. Мне необходима была чья-то поддержка и мудрый совет.

— Мальчик мой, заходи! Ты совсем пропал последние дни… Тяжело приходится? Пойдем, я тебя угощу чаем с вареньем. Еще есть вчерашние печенья, невольница Тень теперь приносит в детский приют и нам остатки, что не распродались…

Я без сил опустился на диванчик в кабинете отца Георга и прикрыл глаза.

— Ты совсем бледен. Устаешь сильно?

— Отец Георг, я запутался. Мне кажется, что все против меня. Я не понимаю, как такое возможно! Сам кардинал Яжинский приказал мне отказаться от обвинений колдуньи.

Громко звякнула чашка, поставленная неловко на стол. Священник смотрел на меня с горечью и недоумением.

— Вот оно как… — протянул он, доставая банку варенья с полки. Руки его плохо слушались. Я встал помочь. — И что же теперь, колдунья окажется на свободе?

— Нет. — Я аккуратно разложил варенье по креманкам и налил из чайника густой ароматный чай. — Я отказался подчиниться приказу.

— Но тогда тебя могут извергнуть из сана!..

— Пусть. Я сегодня же напишу письмо Папе, изложу все обстоятельства. Уверен, он обязательно вмешается.

— Но суд уже в воскресенье, — отец Георг задумчиво покрутил чашку с чаем. — Знаешь, ты бы посоветовался с девицей Хризштайн.

— Как вы можете, святой отец? Она хладнокровная убийца, расчетливая и бездушная. Не хочу иметь никаких дел с ней, даже слышать о ней не хочу.

— Ты послушай, что я тебе скажу, только не прерывай и не обижайся на старика, ладно? Она сделала то, что на самом деле должен был сделать ты, Кысей.

Я возмущенно вскинулся, но был остановлен успокаивающим жестом священника.

— Да, убить эту тварь должен был ты. И это не жестокость, а проявление милосердия. То существо умерло бы так или иначе, от голода, ведь никто бы не стал его кормить. Или бы случилось непоправимое, оно бы заманило и сожрало неосторожного стражника. Так что вместо мучительной голодной смерти ему был дарован быстрый и безболезненный конец. Лидия поступила правильно.

— Отец Георг, вы видели ее глаза? Ее как будто бы забавляло все происходящее, ни разу даже не вздрогнула. Сумасшедшая… убийца…

Отец Георг положил свою руку на мою, ободряющее сжал ее и мягко ответил:

— Мне кажется, она просто играет такую роль. Прячется за ней, понимаешь? Не будь к ней столь строг.

В субботу утром ко мне пожаловал назначенный Церковью защитник, отец Бульвайс, огненно-рыжий здоровяк, покрытый веснушками, с веселым и обманчиво добрым лицом.

— Рад с вами познакомиться, господин Тиффано! — он крепко пожал мне руку, улыбаясь во весь рот. — Хотел обсудить с вами некоторые моменты предстоящего суда.

Я предложил ему присесть.

— У меня для вас неприятные новости. Вы знаете, что сегодня ночью все материалы по делу помчицы Малко сгорели?

— Как?.. — я был поражен. — Это невозможно! Они ведь хранились в церковном схроне!

— Увы, — толстяк пожал плечами, притворно вздохнул. — Говорят, это поджог. На месте преступления даже найдено послание от этого… — он щелкнул пальцами в воздухе. — Как же его? Серого Ангела!