Тэр не собирался убивать его, но тропа была узка, а Тэр хотел продолжать свой путь. Он сделал шага два вперед. Тогда дикобраз повернулся к нему задом, приготовившись наносить удары своим мощным хвостом. В хвосте Порки сотни игл, а Тэр уже неоднократно имел с ними дело и поэтому остановился в нерешительности. Мусква с любопытством уставился на дикобраза. Ему еще только предстояло узнать, что такое дикобраз, потому что игла, которая попала недавно в лапу, была всего-навсего одной из оброненных игл.

Тэр сделал еще один шаг вперед. Тогда с неожиданным „чак-чак-чак“— самым устрашающим звуком, на который он только был способен, — дикобраз начал наступать на Тэра задом, рассекая воздух взмахами своего широкого, увесистого хвоста с такой силой, что, попади он в дерево, иглы вонзились бы в ствол на добрых четверть дюйма.

Промахнувшись, он снова свернулся, а Тэр шагнул с тропинки на каменную глыбу и обошел его сторонкой. Затем остановился, поджидая Мускву.

Порки торжествовал победу в полном упоении самим собой. Он распрямился, его иглы утратили свой угрожающий вид. Все так же добродушно посмеиваясь, он продолжал свой спуск, надвигаясь прямо на Мускву. Инстинктивно медвежонок посторонился, поскользнулся на краю тропинки и сорвался вниз. А когда он снова вскарабкался на нее. Порки уже ушел футов на пять от того места и продолжал свой путь, не обращая ни на что внимания.

Однако их приключения на козьей тропе на этом еще не кончились. Только-только Порки убрался восвояси, как из-за края огромной каменной глыбы над их головами появился барсук, с нетерпением устремившийся было на запах дикобраза, обещающий самый лакомый обед.

Этот отпетый негодяй, от которого с презрением отворачиваются все в горах, был втрое больше Мусквы, и все в нем — сильные мускулы, когти, острые зубы — было великолепно приспособлено для нападения. На носу и на лбу у него были белые отметины. Ноги короткие и толстые, хвост пушистый, а когти на передних лапах почти такой же длины, как у медведя. Как только он показался, Тэр приветствовал его предостерегающим рычанием, и тот, перепуганный насмерть, удрал без оглядки.

А тем временем Порки ковылял себе потихоньку вниз, в поисках новых мест с подножным кормом. Он продолжал разговаривать и что-то напевать про себя, совсем позабыв о том, что случилось минуты две назад. Ему и в голову не приходило, что Тэр спас его от смерти столь же неминуемой, как если бы он свалился в пропасть глубиной в тысячу футов.

Тэр и Мусква прошли еще почти целую милю по извилистой козьей тропе. И вот наконец она привела на самую вершину горного кряжа. Теперь они находились на высоте добрых трех четвертей мили над поймой ручья. Местами хребет, вдоль которого вела тропинка, настолько сужался, что можно было видеть одновременно обе долины, лежащие по разным сторонам его.

Мусква видел у себя под ногами только золотисто-зеленый туман бездны. Лес по обе стороны ручья представлялся отсюда черной полоской, а пихтовые и кедровые чащи на отдаленных склонах казались не больше зарослей шиповника или ивняка.

Здесь, наверху, разгуливал сильный ветер. С непонятной яростью налетел он на Мускву, который, пока они шли, успел уже ощутить у себя под ногами незнакомый и далеко неприятный холод снега.

Какая-то огромная птица дважды стремительно пронеслась неподалеку от него, скользя на распластанных крыльях. Такой большой птицы медвежонку не приходилось видеть еще ни разу за всю свою жизнь. Это был орел.

Во второй раз орел пролетел так близко, что Мусква услышал, как он разрезает воздух крыльями, и разглядел его огромную злую голову и растопыренные в стороны когти. Тэр повернул к птице голову и зарычал. Очутись здесь Мусква один, плыть бы ему по воздуху в этих смертоносных когтях. Теперь же орел сделал свой третий круг на почтительном расстоянии, но уже под ними.

Огромная птица наметила себе другую добычу. Зверя, привлекшего орла, почуяли и Тэр с Мусквой и остановились.

Ярдах в ста под ними находился гладкий и отлогий сланцевый склон, и на нем, нежась на солнышке после утренней кормежки, расположилось стадо горных баранов. Их было штук двенадцать-тринадцать, главным образом матки с ягнятами. Поодаль, с восточной стороны от них, лежали на снегу три огромных старых барана.

Орел, словно перо, плывущее по ветру, бесшумно парил в вышине. Матки и даже старые, матерые бараны и не подозревали о его присутствии. Большинство ягнят лежало под боком у матерей, но два или три, самые непоседливые, бродили по склону, то и дело шаловливо взбрыкивая. Свирепый взгляд орлиных глаз был прикован к этим малышам. И вдруг орел стал удаляться, летя навстречу ветру, потом на расстоянии ружейного выстрела он плавно развернулся и понесся назад, по ветру, не шевельнув крылом. Скорость его полета все нарастала. И вот он ринулся вниз, обрушившись на ягнят, как ракета.

Казалось, лишь огромная черная тень промелькнула над стадом да одинокое жалобное блеяние пронеслось вслед за тенью. Но там, где только что резвились три ягненка, осталось два.

Смятение охватило всех находящихся на склоне. Тревожно блея, матки заметались взад и вперед. Бараны вскочили на ноги и застыли неподвижно. Высоко подняв свои рогатые головы, они в поисках новой угрозы внимательно вглядывались в бездну под ними и в черные вершины над их головами. Один из них заметил Тэра и издал низкое, резкое блеяние, звук которого охотник мог бы услышать на расстоянии мили отсюда. Подав этот сигнал тревоги, баран опрометью ринулся вниз по склону, и сейчас же стук многих копыт рассыпался по откосу, сопровождаемый грохотом мелких и крупных камней, которые, срываясь, покатились вниз.

Падая, одни камни увлекали за собой другие, и грохот обвала становился все громче. Все это необычайно заинтересовало Мускву. Он бы еще долго простоял так, с любопытством вглядываясь вниз, если бы Тэр не повел его дальше.

Вскоре тропа начала спускаться в ту самую долину, из верхней части которой первые выстрелы Ленгдона прогнали Тэра. Теперь они находились миль на шесть — восемь севернее леса, в котором охотники разбили свой лагерь. Отсюда Тэр с Мусквой двинулись к нижним притокам Скины.

Еще час пути, и голый сланец и серые скалы остались наверху, а Тэр и Мусква вступили на зеленые склоны. После скал, холодного ветра, свирепого взгляда орлиных глаз теплая, приветливая долина, в которую они спускались, показалась Мускве раем.

Было ясно, Тэр что-то задумал. Теперь он шел не просто так. Он обходил стороной выступы и открытые места на склонах. Низко опустив голову, шел все на север и на север, и даже компас не мог бы обозначить более прямую линию к низовьям Скины. Вид у гризли был чрезвычайно озабоченный и деловой. А храбро трусящий за ним Мусква ломал себе голову над вопросом: неужели он так и будет идти вечно, без остановки? Разве есть в мире место более привлекательное для большого гризли и маленького рыжемордого медвежонка, чем эти чудесные солнечные склоны, от которых Тэру, казалось, не терпится уйти подальше?

Если бы не Ленгдон, то этот день схватки двух медведей оказался бы еще более бурным и опасным для Тэра и Мусквы. Уже через три минуты после того, как охотники, потные и запыхавшиеся, добрались до места кровавого столкновения, Брюса так и подмывало продолжать погоню за Тэром. Он знал, что огромный гризли не мог еще уйти далеко, и был уверен, что тот поднялся в горы. Как раз в ту самую минуту, когда Тэр и Мусква ступили на козью тропу, Брюс обнаружил следы Тэра на гравии в ущелье.

Однако все уговоры Брюса были бессильны. Потрясенный до глубины души представившимся его глазам зрелищем, охотник-натуралист наотрез отказывался покинуть покрытую пятнами крови и всю изрытую арену, на которой только что дрались гризли и черный медведь.

— Для того чтобы увидеть такое, — сказал он, — я проехал бы пять тысяч миль, даже если бы мне не удалось в результате сделать ни единого выстрела. Здесь есть о чем поразмыслить, и что посмотреть, Брюс. Этот медведь еще не разлагается. Разложение начнется через несколько часов. Мухи еще только слетаются. И если здесь скрыта какая-нибудь история, до которой мы могли бы докопаться, то я хочу узнать ее.