Из толпы нападавших отделилась прекрасная девушка, на ходу формируя плетения огня и атакуя меня. Владислав сверкнул яростным взглядом, резко ускорился и ударил моего брата, что защищал вход в поместье. Тот отлетел, и ударившись о стену, застыл без движени с неестественно повернутой шеей.

— Бра-а-а-а-ат!!! — закричал я, не в силах сдержать слезы…. — Всех убью-у-у!!!!…

Владислав Громов

Ударив эфиром какого-то мудака, швырявшегося огнем, я рванул ко входу в дом. Любимые были живы, но тревога за их жизни разрывала меня на части, заставляя рычать раненным зверем. Как охотничий пес, я несся на их запах, сметая всех, кто становился на моем пути. Так, поворот, еще один, чет тупик, значит, обратно. Дьявол, кто так строит?!!! Не поместье, а сплошной лабиринт!

Вот она, дверь на нижний этаж, заперта, да и плевать! Девчонки там, я чувствую. Выношу дверь, влетаю туда.

Вот они, живы!!! А это кто, блять?!!!

— Не подходи, убью!.. — завизжал какой-то парень, прижимая к шее Ники нож.

— Умирать ты будешь долго… — прошипел я, наливаясь силой Нави…

Прода, да хз. Завтра наверно))

Владислав Громов

—Не подходи, убью, — завизжал какой-то парень, прижимая к шее Ники нож.

—Умирать ты будешь долго… — прошипел я, наливаясь силой Нави. Тьма хлынула из моего тела, мгновенно заполнив комнату. Огненная плеть — и рука крикуна летит в сторону, отрезанная по локоть. Рывок к нему, легкий удар — и он отлетает к стене.

Убираю тьму. Вижу скорчившееся и скулящее тело, баюкающее обрубок. Поворачиваюсь к девчонкам и крепко прижимаю их к себе. Обе плачут, и их слезы, подобно лаве, обжигают мою шею. Опять тьма захватывает меня.

—Ты смотрел на моих любимых и видел их слезы. За это ты никогда не сможешь больше видеть!

Две тонкие иглы тьмы срываются из моих рук и выжигают его глаза. Вопль боли оглашает комнату, но и этого мне мало!

—Твои руки касались их тел, за это ты никогда больше не сможешь прикасаться к чему-либо!

Еще один росчерк плети — и вторая рука, отрезанная по локоть, летит в сторону. Он уже не кричит, а лишь тихо скулит, практически теряя сознание от боли.

—Нет, ты не получишь спасения в беспамятстве! — рычу я, вливая в него немного исцеления. Совсем чуть-чуть, ровно столько, чтобы оставить его в сознании.

— Своим поганым ртом ты оскорблял моих девушек, угрожал моей семье, за это ты…

—Подожди, любимый, не лишай его речи! — пробился сквозь яростное безумие предостерегающий голос Ники. — Он нам нужен как свидетель!

С трудом успокаиваюсь, глядя на них. Только сейчас, когда угроза их потерять стала реальной, я понял, как мало уделял им внимания.

—Простите меня, — я крепко прижал их к себе, чувствуя, как из глаз начинают капать слезы. — Это моя вина, не доглядел! Но отныне все будет иначе! А теперь вам нужно одеться, и мы можем идти. Думаю, наверху уже все закончилось, и рода Нарышкиных больше нет.

—Ой, — мило покраснели они, только сейчас вспомнив, что стоят абсолютно голые. К счастью, их одежда оказалась тут же, и они быстро оделись. Лишь нижнее белье побрезговали одевать, после того, как его трогал кто-то чужой.

—Девчонки, — сказал я, внимательно рассматривая подавители, — вам придется еще чуть-чуть в них походить. Мне будут нужны вещественные доказательства того, что с вами сделали. А за свой источник можете не переживать, сейчас я в него добавлю эфира, и он еще долго сможет выдерживать подавители. Хотя, думаю, за пару часов управимся, после снимем. Надо будет показать их дяде. Что за страшную вещь придумали Нарышкины?..

—Да ничего, мы понимаем, — кивнула Ника и подошла к скулящей куче дерьма.

—Ну что, Рома, я же тебя предупреждала, предложение хорошее делала, а ты не послушал меня. Жалеешь, наверное, да?

—А это вообще кто такой? Вы его знаете? — спохватился я.

—Ага… Это бывшая любовь Ники, — усмехнулась Вика.

—Любовь?! — прорычал я, почувствовав, как прежде незнакомое чувство ревности вздыбливает шерсть на затылке.

—Это в прошлом, любимый, успокойся, — быстро проговорила Ника, прижимаясь ко мне. — Мы из-за ссоры с ним поругались с отцом и уехали из дома. А он, видимо, отомстить решил.

—Ладно, — поостыв, сказал я. — Пусть живет пока.

И подхватив его безвольную тушку эфиром, я потащил ее наверх из подвала, не особо беспокоясь за ее сохранность. Ступеньки он точно все головой пересчитал.

Поднявшись, мы пошли по опустевшему поместью в сторону выхода. На пути нам так никто и не попался, но, судя по шуму, что доносился с улицы, веселье было в самом разгаре. И хоть боевые действия были закончены, разборки только начинались.

—Это все из-за нас? — спросила Ника, с ужасом оглядывая двор, где валялось множество трупов, кругом виднелись воронки, словно от взрывов. Несколько строений было разрушено до основания.

Мне невольно вспомнились слова песни из фильма о войне:

…Землю пахали много дней

Танки да снаряды.

И лишь полынь взошла на ней

С лебедою рядом… (к/ф На войне, как на войне)

С тревогой я оглядывался, выискивая знакомые лица. К счастью, Селена оказалась совсем рядом. Увидев нас, она радостно нам кивнула и зашипела, когда лекарь, что перевязывал ее окровавленную руку, задел за живое. Одежда на ней превратилась в лохмотья, но по ее воинственному виду стало понятно, что она была рада поучаствовать в хорошей драке.

Недалеко от нее лежала обгорелая тушка, в которой еще теплилась жизнь. С удивлением я узнал в ней Нарышкина.

—А чего не добила? — спросил я ее, кивнув на тушку.

—Да подумала, вдруг тебе пригодится, — пожав плечами, ответила она. — Но если не нужен, сейчас исправлю.

—Нет, оставь. К нему есть вопросы. Если выживет, мы еще с ним поговорим.

Быстро поцеловав ее в губы, я, увлекая девчонок за собой, отправился дальше по двору, в котором уже вовсю хозяйничали люди из Тайного сыска. Увидев меня, Оленин скорчил гримасу, но подходить не стал.

Вскоре я обнаружил деда, стоящего в компании с Давыдовым и какой-то незнакомой девушкой. Причем, все трое о чем-то ожесточенно спорили.

—Не помешаю? — поинтересовался я, подходя ближе.

—Влад!!! — выдохнул Давыдов. — Ну и заварил ты кашу! — но увидел, как изумленно взлетели мои брови, и сдал назад. — Ну, хорошо, не ты!!! Но все равно заварил. А это кто? — кивнул он на тушку Татьева, что я по-прежнему тащил за собой.

—Свидетель, — ответил я.

—А…это? — он с некоторым содроганием показал на обрубки рук.

—Так он под циркулярную пилу попал, еле спас, вы не поверите! Жизнью рисковал, чтобы его вытащить!!!

—А с глазами у него что?

—На солнце долго смотрел, вот и ослеп. Но говорить это ему не помешает. Не помешает же? — пнул я его под ребра.

—Нет-нет, я все расскажу!!! — заорал Татьев.

—Вот видите, болтать может, да и шею я ему не трогал. Она у него длинная, как раз удобно будет петлю одевать, и висеть он в ней красиво будет. Ты не находишь, милая? — обратился я к Нике.

—Совершенно с тобой согласна, любимый, — с готовностью отозвалась она. — такая шея любую виселицу украсит.

—Ох, черт, я совсем забыл! Владимир Степанович, тут на девчонок интереснейшие подавители нацепили. Не изволите взглянуть?

Тот недоуменно посмотрел на меня, потом на девушек, потом на браслеты — и замер. Вгляделся внимательнее, еще, приблизил их близко к лицу, едва не пробуя на зуб. Вдруг резко оторвался от их изучения и взревел на весь двор:

— Штатного артефактора немедленно ко мне!!!

Не прошло и минуты, как перед нами предстал пожилой мужик и, выслушав Давыдова, так же, как и он, впился в подавители взглядом. Потом пошли частые и резкие толчки эфира. По напряженному лицу артефактора потек пот, но он продолжал что-то делать. И в какой-то момент блокираторы эфира раскрылись со звонким щелчком. А тот от усталости аж закачался, и если бы его не подхватили, точно бы рухнул на землю.