Читал про себя, беззвучно шевеля губами.

– Выкуп требуют… – сказал громко. – Двадцать тысяч долларов. Деньги привезти не позже, чем через неделю со дня получения предупреждения. Подпись: «Уайт вайпе»… «Белая змея».

– Ум-м, – мистер Крафт снова открыл глаза. – Я же им платил уже… в прошлом году… десять тысяч… Только забыл, какая подпись была в первом листке. Две дабл ю или дабл ю и ви.

На это никто не ответил ни слова. Судир звякал, разбирая над ящиком шприц, и будто не слышал Крафта. Наконец громко стукнул ладонью по ящику, загоняя его на место.

– Я же им плати-ил… Люди, что же это делается?! – с болью простонал Крафт.

– Триада? – спросил Судир. – Она шутить не любит. Лучше их не раздражать.

– А-а, дьявол им в глотку! Где я возьму такие деньги? – Крафт слегка шевельнулся, взглянул на Судира, будто тот мог подсказать.

– Где – это вам думать. Мы же не в курсе ваших финансовых дел.

– Мистер Судир, не заходите больше в ту мастерскую за сувенирами… и скажите им, пусть больше не делают. Надо экономить.

– Наоборот, будем вручать не по три, а по пять после каждого представления. Я сказал, чтоб увеличили выпуск. А начнем экономить на центах, потеряем доллары.

– Ум-м-м… – мистер Крафт закрыл глаза.

– И у меня беда. Кто-то похозяйничал ночью, обокрал. Магнитофон пропал с рабочей лентой, все шмотки перевернуты. Может, одна шайка-лейка действует? Надо звонить в полицию! – проговорил Судир.

Мистер Крафт мычал, не открывая глаза.

«А может, Судир и подкинул это письмо? И сам у себя украл магнитофон, чтоб отвести подозрение? – Янг посмотрел на Раджа: думает ли так и он? Но по лицу брата ничего нельзя было определить, и Янг сам испугался своей мысли. – Так что же тогда получается? Кто же такой после всего этого Судир?»

– Письмо пришло не по почте. Подсунули под дверь сегодня ночью… – сказал Крафт бесцветным голосом. – Никто из вас не заметил чего-либо подозрительного?..

«Нет», – все отрицательно покачали головами.

– Дверь в коридор не взломали, отомкнули. Пользовались, должно быть, отмычками. У сторожа и спрашивать нечего, он никому ключи не давал. Кроме Гуго и меня, никому не имел права, и теперь будет только Янгу давать… Мистер Судир, а что за письмо вам подали вчера с букетом? – неожиданно спросил Крафт.

Судир полоснул Янга ненавидящим взглядом.

– Мало ли какие записки могут передавать женщины мужчинам! Или наоборот… Даже болтливый индюк не рассказывает своих интимных секретов индюшке, – сухо сказал он.

– Да, но… Простите… Позвоните полиции сами, меня еще ноги плохо держат. А про записку от «Белой змеи» не говорите, а то могут и не приехать. Я знаю их – трус на трусе… О, если б это было в старой доброй Англии! Можно было бы весь Скотланд-Ярд на ноги поднять.

Судир зашел за стол, переставил телефон поудобней. А пока переставлял и набирал номер, говорил:

– За успех нынешних представлений я не ручаюсь. Дельфины привыкли к музыкальному сопровождению. Может, стоит отменить хотя бы утреннее и провести лишний раз репетицию?

– Отменять будем только тогда, когда, не дай бог, не останется ни одного живого дельфина. Я же не могу снимать шляпу, как нищий, стоять у ворот… Мистер Судир, вам придется самому сказать пару слов о дельфинах. Что именно – не мне вас учить.

Янг первым выскользнул из кабинета. Надо было срочно готовить рыбу. Где тот копуша Абрахамс ходит, подвез ли хоть свежую?

Янг заметил: Судир доволен. Но и встревожен: почему дельфины так легко идут на контакт с Янгом, а с ним – туго, не помогает порой и рыба? Может, дельфины просто любят детей – как своих, так и человеческих?

Ева, он узнавал ее по трем белым полоскам-царапинам на левом боку за грудным плавником, ластилась к нему, как собака. Может, вспоминала в этот момент свою дочку Джейн? Может, дитя человека в чем-то заменяло малышку? Когда Янг долго оставался под водой, ныряла и она, рострумом осторожно, но решительно подталкивала под живот, под грудь, чтобы скорей всплывал. И она, и Дора, и Бэла, даже могучий Дик (у него с правой стороны в нижней челюсти зуб сидел не в ряду, а как бы отступил на шаг к языку, а с левой стороны четыре зуба были съедены до пеньков) любили тереться об Янга, брать его за голень зубами, проводить ими туда-сюда, словно чесать. Когда первый раз так сделала Ева, Янг от испуга рванул ногу, и на голени остались красные полосы от зубов. Самки почувствовали запах крови, встревожились, защебетали, как воробьи. Может, другие самки упрекали Еву в неосторожности, и она оправдывалась, мол, Янг сам виноват, не надо было так впадать в панику. Нащебетавшись, Ева подплыла к Янгу, дала почесать себя под плавниками, сама терлась щекой о его бок – будто просила прощения. Остальные самки дружелюбно плавали вокруг, высовывали из воды головы, улыбались во весь рот. Тут же и Дик плавал, и нисколько не волновался за свой гарем, не ревновал к Янгу.

Боби, когда Янг давал ему целую небольшую рыбку, не нырял, чтобы съесть ее, а брал осторожно за хвостик и подбрасывал так, что рыбка делала тройное сальто и падала в рот. Наигравшись, нахвалившись своим умением, Боби съедал рыбку – конечно, под водой.

Малыш видел, что во время представления Судир дает взрослым дельфинам рыбу только тогда, когда те правильно сделают какой-нибудь трюк. И он ловил в воде то листок, то кусок медузы, нес Судиру или Янгу, раскрывал рот: «Дайте и мне!» Раз Боби принес медузу Янгу, а Янг взамен ничего не дал. Боби нырнул и так плеснул хвостом возле его лица, что на Янга обрушился поток воды. Вынырнув после этого, малыш насмешливо глядел, как Янг откашливается.

В промежутках между первым и вторым представлением Янг почти все время плескался с дельфинами (Судир на это молча соглашался). Приучил малыша к сигналу-свисту. Стоило сделать два длинных и два коротких свистка, а потом еще две пары коротких (по ритму как бы слова: «Ты где, Боби? Плы-ви сю-да»), и дельфиненок летел стрелой.

Посиневший, как дельфин, проголодавшийся, выбирался Янг из бассейна и только тогда вспоминал, что надо было взять маску с трубкой, тренироваться с нею. Радж отогревал его горячим кофе, запасы провизии у Раджа катастрофически уменьшались, на аппетит Янг не жаловался. Хорошо, что донна Тереза снова, не дождавшись их в отеле, сделала визит в дельфинарий. Пакет с едой на этот раз был значительно больше. Умиленно смотрела, как они уничтожают котлеты и колбаски, особенно Тото: «Бедная собачка, как ты похудела… Совсем испортишь желудок, а тут, наверное, ветеринара нет. Янг, мальчик мой, ты все-таки старайся приводить Тото на обед. И утром корми обязательно, я сделаю кое-какие запасы в холодильнике. Бери, не стесняйся…»

Янг вспомнил белый шкафчик-холодильник в спальне у стены в номере отеля. Не заглядывал в него еще ни разу, а следовало бы.

– Донна Тереза, не могу я у вас больше! Я уже на службе… Поищите себе кого другого, – начал Янг просить, чтобы она отпустила его.

Но синьора и слушать не хотела.

– Как – другого? Ой, что ты говоришь – чужого взять, с улицы?! Тото привык к тебе! У него может случиться нервный стресс! Испортится желудок, испортится характер… И у меня будет стресс! Я тебя полюбила. Мне будет очень горько, если ты нас покинешь! Даже и не думай, слышишь?

И ушла. А Янг смотрел ей вслед, и ему хотелось плюнуть от злости. Тото чудесный, потешный, он сам привык к нему… Но ведь дельфины! У него появились дельфины! Одного Боби, толстенького, будто сделанного из лоснящейся резины и надутого воздухом, Янг не променяет на десять собачек. Тем более таких изнеженных, как Тото, беспомощных… Вот у Мансура была собака так собака! Никто с ней не нянчился, не брал на руки, разве только, когда она была щенком. Бегала где хотела, дружила со всеми мальчишками, любила купаться, умела хорошо плавать. Мансур как-то пошутил, что скоро выучит ее плавать саженками. «Ха-ха, собаку – саженками?!» Мансурова собака всегда первая встречала рыбаков на берегу лагуны, по ее поведению биргусовцы узнавали, все ли хорошо у рыбаков и какой улов. И рыбаки любили ее, сразу начинали угощать рыбой…