Конечно, в самых крупных реках были построены специальные защитные сооружения. Но их было слишком много; к тому же, регулярные оползни частенько сводили на нет все инженерные усилия другой стороны. И уж точно противник не имел никакой возможности проверять каждый валун, скатившийся с гор на дне потока.

Способ заброски — самое «тонкое» место всего плана. Потому что капсула могла застрять; нас могло похоронить заживо потоком камней и породы, многометровым слоем. Судя по предварительным исследованиям, вероятность такого развития событий была не слишком высока. Не больше десяти процентов. Однако внутри самой капсулы, в темноте, эта цифра казалась пугающе огромной.

Разумеется, на этот случай нам официально разрешалось использовать вакидзаси, и ни командование, ни служители любой из здешних конфессий нас бы не осудили.

Вот только для меня этот вариант никак не подходил. Даже если представить, что я — как и все люди здесь — имею способность бесконечно возрождаться. Потому что тогда я потеряю память; у меня больше не будет главной отдушины в этом мире, которая позволяет не сходить с ума — твёрдого знания, что где-то есть мир нормальный. Застрять навечно здесь, среди вечной войны… от одной мысли об этом кровь стыла в жилах.

Я хотел что-то ещё сказать; придумать любой вопрос — только чтобы снова услышать человеческий голос рядом. И в этот момент Даниил вдруг запел, негромким приятным баритоном:

Крылья птицы над огромным миром
В небе ночью и днём,
Гордый странник снова возвратится,
Когда откроет двери дом, мой дом.
Он запомнит свет, когда наступит тьма,
Он разбудит жизнь и смерть,
Лунная река подарит вновь рассвет,
Где беды и горя нет…[1]

— Хорошая песня, — сказал я, когда напарник замолчал.

— Это молитва, — ответил он.

— Да? Извини, не знал.

— Не за чем извиняться. Моя вера не из самых распространённых.

— Расскажи о ней, — попросил я.

— Из меня так себе капеллан…

Я вздохнул.

— …но я попробую. — закончил фразу Даниил, — Мы считаем, что птицы — это проводники душ. Когда приходит время, они забирают воина туда, где нет войны. В лучший мир.

— Да, на этом сходятся большинство религий, — вздохнул я, — что есть лучший мир.

— Человеку надо во что-то верить… хотя ты сейчас не поймёшь. Первую сотню циклов люди обычно не очень религиозны. Наверно, потому что не осознают до конца всю бесконечность бытия…

Я помолчал, обдумывая слова напарника. А ведь он прав. Я уже знаю, как ту всё устроено, но не могу принять это на глубинном, эмоциональном уровне. Каково это — идти в бой раз за разом, рождение за рождением. Столетие за столетием…

— Сколько тебе циклов? — спросил я.

Даниил рассмеялся.

— Я думал ты уже достаточно взрослый, чтобы не задавать таких вопросов, — ответил он, успокаиваясь, — обычно такое спрашивают совсем младенцы.

— Мне говорили, что я ещё несколько циклов буду учиться прежде, чем меня направят на настоящую операцию, — парировал я.

Теперь молчание было неловким.

— Я ещё помню время, когда самым совершенным оружием был арбалет, — вдохнув, ответил Даниил, — ты знаешь, что такое арбалет?

Вопрос был не таким простым. В ускоренном курсе истории, который мне прочитали в кадетке, было не так много информации по старинному оружию. И там точно не было упоминания арбалетов.

— Нет, — ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно искреннее, — не знаю.

— Это разновидность метательного оружия, где используется энергия, запасаемая в упругом элементе, который называется… хотя не важно. Принцип ты понял, да?

— Угу, — согласился я. Снова помолчал немного. А потом попробовал вернуть разговор на тему религии, — конфессии тут отличаются только представлением о том, что нужно сделать, как жить для того, чтобы попасть в другой мир… что об этом говорит твоя вера?

Даниил долго молчал, и я уже решил было, что он не ответит.

— Люди действительно иногда уходят, — ответил он, — никто точно не знает — куда, на ту сторону или в другой мир. Не всегда есть возможность это проверить. Большинство религий используют это обстоятельство, чтобы объявить об очередном праведнике, нашедшем путь на другую сторону, — он вздохнул, — и я пробовал всё. На самом деле всё, за все эти долгие циклы… начал тогда, когда понятия «цикл» ещё не существовало. Я даже думал о том, чтобы попасть на другую сторону, потому что редкие и запрещённые ереси говорят, что нужно испытать обе стороны, чтобы переродиться… и только моя теперешняя вера говорит, что нужно просто ждать. Возможно, очень долго. Ждать и жить так, как велит сердце.

Напарник снова замолчал. Я, остро ощущая недосказанность, не смог сдержаться от вопроса:

— Чего ждать?

— Прихода привратника, — ответил Даниил, — того, кто откроет дорогу свободным птицам, запертым в нашем грешном мире, во множество других миров. Для того, чтобы они забрали праведных воинов, не изменявших себе и своему сердцу, к новой жизни, где нет войны.

— Красивая вера, — сказал я.

— Да, — согласился напарник, — мне тоже нравится.

— А эта дорога — она находится в Замке Неба, так? — предположил я.

В этот раз Даниил не ответил на мой вопрос.

Глава 14

Капсула внутри валуна была шаром, который стабилизировала гироскопическая система. Без этого провести много часов внутри было бы невозможно — ни один самый крепкий организм не выдержал бы такого испытания вестибулярки. А так мне даже удалось поспать и перекусить специальным сухпайком, где блюда были упакованы в тубусы, совсем как у земных космонавтов. Туалета тут, конечно, не было, поэтому мы использовали специальные устройства, предназначенные для сбора отходов жизнедеятельности, которых должно было хватить минимум на сутки.

Я проснулся от тусклого красноватого света, который вдруг зажегся внутри капсулы. Щурясь после многих часов темноты, я пытался разобрать показатели на приборной панели.

— Застряли? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.

— Нет, — спокойно ответил Даниил, — прибыли. Инерциалка сработала. Мы прошли достаточно большое расстояние. Капсула стабилизирована по приборам. Добро пожаловать в тыл противника.

Я едва сдержался, чтобы мой вздох облегчения не прозвучал слишком уж явственно и громко.

По расчётам мы должны были прибыть на место глубокой ночью, но уже занимался рассвет. В прохладном воздухе отчётливо пахло морем. Возможно, мы прошли больше, чем было заложено в программу капсулы, потому что не могли стабилизироваться выше по течению.

Наш «валун» стоял в паре метров от берега. Автоматика выпустила металлические «ноги»- упоры, которые не давали капсуле двинуться дальше в сторону моря.

Казалось бы: два метра — это разве расстояние? Но попробуй-ка его перепрыгни в полной выкладке, с места. А поток был достаточно бурным, даже здесь, на равнине — вода перехлёстывала через борта люка, заливая капсулу. Впрочем, это не было проблемой: капсула одноразовая. После нашего ухода люк должен закрыться, опоры буду убраны, и «камень» покатится дальше, в океан.

— Толкайся посильнее, — сказал Даниил, сам примеряясь к прыжку, — и сразу упирайся ногами. У самого берега глубина полметра, но дно резко уходит вниз, уступом. Видно по воде. Видишь, как поток капсулу обтекает? Поэтому старайся прыгнуть так, чтобы кинжалом до берега достать. Втыкай лезвие в почву, как можно глубже, и держись за рукоятку. Так выберешься. Ясно?

— Ясно, — кивнул я.

Даниил прыгнул, почти достав до берега. Он оказался в воде где-то по пояс; тут же наклонился поперёк потока, упершись обеими ногами в дно. Дотянулся кинжалом до берега, перенёс тяжесть на оружие и вытащил себя.