Мы с Ваней переглянулись.

— Просто понимаете, для японцев то, что случилось потом, не было странным. Это были просто ками, разгневанные и опечаленные трагедией. Которые вдруг захотели помочь родной земле, окружающим. Восстановить, так сказать, своё присутствие. Равновесие. Они даже смогли хранить это в секрете, довольно долгое время…

— …пока американцы не сообразили, что к чему, — вмешался Лев, хмыкнув, — впрочем, даже после этого они действовали очень осторожно!

— Не понимаю, — сказал я, — можно как-то ближе к делу? При чём тут ками?

— Мои коллеги стараются, — ответил Михаил, — но как в двух словах объяснить фундаментальнейшие проблемы современной физики? Только на примерах.

— Вы вряд ли это помните, и в школах это не проходят, — снова заговорил Лев, — но во второй половине прошлого века Япония вдруг показала невероятные темпы развития, сильно обогнав остальной мир. В основном за счёт развития самых передовых технологий. Они первыми открыли промышленную полупроводниковую литографию и долгое время их компании, производящие оптику, Кэнон и Никон, занимали лидирующие позиции в производстве машин, которые делали полупроводники. Они даже были второй экономикой мира, можете себе такое представить? Потом, конечно, технологическое лидерство у них отняли. Поток новых технологий иссяк, страна пришла в упадок.

— Какое… — я хотел спросить «какое отношение это имеет к нашей ситуации». Но тут до меня начало доходить.

— Как… как это происходило? — спросил я, чувствуя, как вдруг пересохло во рту.

— Это знают только контактёры, — Лев пожал плечами, — а они предпочитают молчать.

— Но иногда бывают и прямые передачи, — добавил Михаил, — взять вездеход от пропавшей экспедиции. На борту были… скажем, технологические изделия, которые были не известны до этого случая. В официальном отчёте это не указано, конечно. Об этом знает только специальная группа нашего НИИ.

— Люди и животные гибли так близко, что грани между структурированными реальностями смещались. Информационные всплески не успевали абсорбироваться, — снова заговорил Лев.

— Кое-что прорывалось оттуда к нам, — добавил Михаил, — иногда это было очень полезно. Не всегда, но довольно часто. Новые технологические решения. Изделия. И даже готовая информация. Всё это обеспечило Японии технологический прорыв. Технологии из невозможных миров, если понимаете, о чём я.

— Они специально очень бережно подошли к сохранению наиболее пострадавшей части своих городов. Это, как они думали, обеспечит длительную сохранность конфигурации соприкосновения. Но сначала о происходящем догадались американские спецслужбы и учёные. Начали использовать это для собственного развития. И поток «откровений» начал иссякать. Пока не исчез полностью.

— До сих пор неизвестно, почему это произошло, — сказал задумчиво Семёныч, — японцы предпочитают думать, что это естественный процесс. Что соприкосновение затухает со временем. Но мы знаем, что ряд американских исследователей считают собственное вмешательство одной из причин деградации контакта.

— Я так понял, что-то подобное появилось на Новой Земле? На полигоне? — спросил я, и тут же добавил: — но это ведь нелогично! Тут не было жертв. Тут вообще не было людей. Такие места ведь специально подбирались, чтобы минимизировать ущерб…

Учёные переглянулись. Потом Лев сказал:

— Верно, что людей тут не было… но вот насчёт животных…

— Тут было самое большое число погибших теплокровных за всё время ядерных испытаний, — добавил Михаил, — особенно птицы. Несколько десятков миллионов за раз… и не только они. Ещё белые медведи, тюлени. В общем, масштаб аномалии тут будет побольше!

— То есть, это не обязательно люди должны быть? — уточнил я.

— Любые сложные информационные структуры, — Михаил пожал плечами, — если вам интересно, птицы устроены не сильно проще нас…

— И что, строители должны были разведать, реально ли получить что-то полезное в предполагаемой точке… соприкосновения у нас? — предположил я.

Ученые снова переглянулись. Лев улыбнулся, и мне совершенно не понравилась его улыбка.

— Зона давно разведана, — сказал он, — более того, мы, наши контактёры, уже начали получать новые технологии. Вполне успешно.

Вот это было неожиданно. Офицеры моего профиля привыкли владеть всей полнотой информации. А тут, получается, меня использовали «в тёмную»! Не скрою — я немного растерялся.

— Гиперзвук, который вывел наши военные возможности на новый уровень. Лазерное оружие… Как вы понимаете, не предполагалось, что вы это узнаете. Всё, что требовалось — это поставить новые средства обнаружения на границе аномалии, создать заслон для диверсионно-разведывательных групп, которые по нашим данным активизировались в последнее время. Они проводят своих контактёров, надеются урвать кусок пирога. Мы предполагали, что гибель экспедиции — их рук дело, — признался Лев.

— А это не так? — уточил я.

— Нет, судя по всему, — Семёныч вздохнул, — они провалились в аномалию.

— Понимаете, у контактёра главная задача — это остаться на поверхности нашего мира. Не уйти туда, откуда приходят знания. И много чего ещё, кроме знаний. Нужно получить нужное — и тут же обратно. Внутрь — нельзя. Оттуда ещё никто не возвращался.

— Скажите, а тот снайпер, который убил Михалыча, — продолжал Семёныч, — вы… не разговаривали? Ну, может перед тем, как вы его…

— Это не я его, — я покачал головой, — он сам себя. Да, он сказал что-то вроде: «Ты крутой! Встретимся на другой стороне». Это что-то должно значить?

— Аномалия растёт. Становится сильнее, — продолжал Лев, — ещё никто не контактировал и не проваливался так далеко от места взрыва… мы должны были всего лишь обследовать новые границы.

У меня холодок пробежал по спине.

— Судя по тому, что вы так легко этим всем этим делитесь… — задумчиво произнёс я.

— …мы находимся внутри, — закончил за меня Лев, — и не будем друг друга обманывать. Вероятнее всего, мы не выберемся. Но сможем сделать кое-что полезное для наших. Возможно, удастся протолкнуть что-то обратно. У той группы это получилось с вездеходом.

Ваня смотрел на меня широко раскрытыми от ужаса глазами. Но мне не чем было его успокоить.

Честно говоря, слухи про аномалию на Новой Земле ходили давно. Равно как и слухи об огромном кальмаре, который нападает на рыбацкие лодки и сжирает людей. Или о пришельцах, которые устроили базу на одном из бывших ядерных объектов. Я даже как-то заикнулся на очередном совещании с участием проверяющих из Москвы о том, что подобные слухи носят «упорный» характер и, возможно, являются частью стратегии информационного противоборства, направленного на военнослужащих Северного флота. Мне тогда даже не ответили. Только посмотрели так, что я сразу всё понял.

Даже теперь, несмотря на обстоятельный разговор с учёными, я всё ещё надеялся на нормальное, рациональное объяснение всему происходящему. Может, радиоаппаратура сломалась, хотя кажется исправной. Мало ли какое оружие было у ДРГ, чей снайпер застрелился у меня на глазах? Тогда, конечно, последует неприятное объяснение с учёными и их руководством насчёт секретной информации — но с этим уж как-нибудь я бы разобрался бы…

Надежда-надеждами, но нутром я чуял: правы научники. Мы вляпались в нечто невиданное. И что с этим делать — я пока не придумал. Однако же, нужно поддерживать порядок на борту вездехода, по крайней мере, до тех пор, пока не разработаем план действий. А он обязательно нужен, особенно в экстремальных обстоятельствах.

Поскольку из военных нас осталось двое, ночь вынужденно поделили на две вахты. Первую уступил Ване. Понятное дело, что парень бы не заснул сейчас — а так через четыре часа усталость своё возьмёт, и завтра он будет более-менее в норме.

Я же провалился в сон легко. Давняя привычка, сформированная в боевых условиях. Сон — это ценность.