— А Коля, дарагой, как поживаешь? Слышал ты теперь в конторе?

— Да, Арам, перевелся к смежникам. Поживаю хорошо, вот зашел тебя навестить.

— Да не ври — засмеялся инструктор — Вы за Винчестером, так?

Арам посмотрел на Черного, тот кивнул.

Спустя минуту я держал в руках натуральное помповое ружье.

— Это модель Trench, выпускалась с 17-го по 45-й год. Американцы поставляли нам его по лендлизу. Но конкуренции с автоматами ружье не выдержало, применения в боях не нашло

— Думали штурмовым группам их давать — вмешался Арам — Зачищать окопы. Но что-то там не сложилось. Партии потом вернули штатовцам, но некоторые экземпляры — инструктор мне подмигнул — Удалось “потерять”.

— Тут значит, у нас 12-й калибр, 5 патронов в магазине — Черный подвигал помпой — Я стрелял, отдача сильная, ствол ведет вправо.

— Так это же классный вариант вскрывать двери! — сообразил я

— Я о том же подумал — кивнул майор — Со взрывчаткой и ломиком это вы хорошо придумали, но надо возиться. А если быстро вломиться? Из калаша дверь прошьет насквозь, пистолетом тоже поди выцели… Тут же взял, пальнул в сторону замка и во-от такая дыра.

Черный отложил Винчестер в сторону, показал руками какая.

Я приложился к ружью. Взвесил.

— Три с половиной кэгэ, дарагой — Арам выложил на прилавок пачки с патронами — Длина ствола полметра

— Обрезать можно? — поинтересовался я, запихивая патроны в Винчестер — Уж больно он длинный, неудобно.

— Канечно можно. Вот даешь нам бумагу от начальства, мы тебе и обрежем, и навеску пороха дополнительную запихнем. Будешь ходить такой важный, двери выносить…

Мы посмеялись шуткам Арама, потом постреляли. Да… отдача у Винчестера была нехилая. К такому оружию приноровиться надо будет.

— Спасибо вам! — я искренне поблагодарил инструктора и Черного — С меня простава!

На выходе из тира меня ждала Антонина.

— Коля, я денег не возьму! Военная часть помогает, пенсию назначили… — в руках вдова Ивана теребила конверт, который я передал с Незлобиным на прошлой неделе. Огонек ездил в Солнечногорск встречаться с сослуживцами, вот я и решил передать с оказией свадебные. А громовцы как узнали про деньги — собрали еще и своих. Получилось больше двух тысяч — сумма приличная.

— Во-первых, здравствуй — я подхватил Антонину под руку, потащил прочь от лишних ушей — Во-вторых, вот ты памятник Ване на могилу поставила?

— Нет еще, год должен пройти, земля осесть.

— А знаешь, сколько он стоит?

— Гранитный? Ну рублей триста-четыреста…

— Если с гравировкой лица умножай на два.

Мы шли мимо плаца, где стоял строй срочников с автоматами за спинами. Видимо вернулись со стрельбища. Сзади строя шел усатый сержант и проверял сделан ли контрольный спуск, передергиванием затвора. Ясно, что у бойцов не должно быть патронов в магазинах. Но странно, что подобную проверку не проводили в специальном помещении, которое на базе в Солнечногорске было. Может, чтобы не ждать своей очереди?

И тут я вижу, как сержант дергает затвор. Тот идет легко. Усатый снимает с предохранителя, спуск. Бах! Раздается выстрел, срочник падает. Бойцы дергаются в сторону, сержант стоит в шоке. Долбоеб!

— Ой, убили! — вдова роняет конверт в снег, из него высыпаются деньги

Мы подбегаем с Антониной к срочнику, переворачиваем его. Моргает. Значит жив. Я снимаю каску. Удивительно, но крови нет. Только выгоревшие с затылка волосы.

— Живой!

Пуля обожгла кожу, пробила каску.

— Так, бойцы! Отставить панику. Собрать деньги и отдать Антонине Васильевне, — рявкнул я, когда ветер понес к ним полтинники с задумчивым лицом Владимира Ильича, а сам оттащил усатого в сторону.

— Ну ты сержант и мудак! — чуть не врезал ему каской солдатика.

Тот лишь понуро повесил голову.

Пока срочники бегали по сугробам, примчался сначала мой старый подпол — Игнат Степанович Бошар. И тут же на газоне прикатил Зорин с медиками. Оглушенного и контуженного рядового подняли, взяли под руки, повели в машину.

Пока генерал терзал сержанта, “Бошка” построил роту, увел ее с плаца.

— Ну что? Оставляешь себе деньги? — спросил я бледную Антонину

— Что ж делать… Оставляю.

— Как я тебе и говорил — это называется авторотация — Валерьяныч выключил мотор вертолета, гул над головой стих.

Я глубоко вздохнул, направил ручку от себя, посмотрел сквозь лобовуху на винт. И да, он продолжал крутиться. Все как обещал мой инструктор.

Еще один глубокий вздох, спокойно ведем машину. Если во время полета перестает работать двигатель, скорость вращения винта начнет падать, а вертолет‒ теряет скорость и высоту. В этот момент на лопасти начинает действовать набегающий снизу поток воздуха. Это воздействие, при соблюдении определенных условий, раскручивает несущий винт, который снова создает подъемную силу. В режиме авторотации винт просто работает как горизонтально ориентированная ветряная мельница. Ничего сложного, я сейчас эту мельницу сам и наблюдаю. Работает.

— Плавнее, плавнее держи — со своего места рявкнул Валерьяныч — Общий “шаг” до минимального

— Поставил

— Ветер справа, парируй.

— Парирую — я посмотрел на высотомер. Двести метров, сто пятьдесят. Расчищенная от снега площадка аэродрома довольно быстро приближалась.

— Сдашь авторотацию — считай все, на пилота выучился.

Я упорный — я сдам. Уж точно не угроблюсь. Теперь просто не имею права — Яна намекнула мне, что беременна. Задержка, все дела. Дескать, ты пока не воодушевляйся сильно, мало ли, всякое бывает. А главное пока никому не говори. Сглазишь.

И как только у советских женщин в головах уживается атеизм и вера во всякую чертовщину?

Черт, не о том думаю. Земля все ближе, я резко увеличил “шаг”, отдал еще больше ручку “от себя”. Угол тангажа вырос, горизонтальное движение вертолета почти остановилось. При этом винт потерял обороты.

— Молодец, чуть чуть еще — инструктор перекрыл кран бензонасоса.

Взлетали мы с минимальным запасом топлива. А рядом с площадкой на всякий пожарный дежурили аэродромные огнеборцы.

— Есть касание! — Валерьяныч довольно улыбнулся — Выгонят из спецназа, приходи к нам работать.

— Не дождешься!

Вместе с инструктором мы отправились на КП — отчитаться о выполнении финального упражнения. Интересно, мне теперь выдадут какие-нибудь удостоверение пилота? Или можно летать, что называется без спросу?

Только этими глубокими размышлениями можно объяснить тот факт, что я не обратил внимание на Гагарина. Ну идут с КП два каких-то пилота со шлемами в руках. Невысокие, коренастые…

— О, Юра, привет! — Валерьяныч тормознул одного из них, пожал руку. Познакомился со вторым — Владимиром Серегиным. Что-то спросил, пошутил.

А я впал в ступор. Смотрю на знаменитую улыбку Гагарина и не верю.

— Во как на тебя люди реагируют — засмеялся мой инструктор, хлопая по плечу — Сейчас автограф попросят.

— Да я привыкший — Юрий протянул мне руку, крепко пожал ладонь. Поручкались мы и с Серегиным.

— Первый человек в космосе?? — не удержался я

— Уж будь уверен — опять улыбнулся Гагарин — На двадцать пять дней обогнали американцев. Кстати — Юрий повернулся к Серегину — Шеппард писал мне недавно. Ты знаешь, что Алан имеет звание магистра искусств в Дартмутском колледже?

— Искусства?? Космонавт?

— Вот и я удивился.

— А что Гагарин делает на Чкаловском? — тихо спросил я Павла на ухо

— Восстанавливает летные навыки. Дали ему разрешение полетать на 15-м МИГе. Перед нами сели.

Тут меня конечно, ударило. На этом же МИГе Гагарин и убьется***. А когда? Тут моя память спасовала. Особенно не интересовался биографией первого космонавта. Но ясно, что не сегодня — раз уж пилоты сели.