Но Эдди рядом, и это определяет все. Он открыл глаза, не глядя в зеркало и стараясь не думать ни о чем ином. Расслабился и вдохнул аромат ее тела. В таком новом состоянии он ощутил, что его чувства то уплывают, то снова потоком набегают на него, и вот горячий поток электрической магии опять заструился через кончики его пальцев.

Он дотронулся до подушки, по которой были рассыпаны длинные волосы Эдди, я прижал ее настолько сильно, что мог только ощущать ее рядом, ее свежесть и теплоту, слышать ее обворожительное мяуканье. Они соприкасались устами, конечностями, всем телом и вновь опустились в это горячее пламя, опять ощутив это сладкое, совершенное, бурлящее, упоительное чувство.

Эйхорду очень хотелось замереть. Сейчас же. Остановить еще раз этот бесполезный, не поддающийся совершенствованию, классический взрыв любви, от которой сжимается сердце. Вдруг он понял, что только это важно для него, что только это играет какую-то роль. Он начал молиться, чтобы мир остановился и погрузился в этот увлекательный, кричащий, с целующимися лицами блюз любви.

Тед Волкер был одним из тех счастливцев, у которых сложились отношения с тещей. Она относилась к нему, как к родному сыну. Но особенно она любила внука и приходила в семью дочери практически каждый день. Как раз она и обнаружила их на следующий день. Происшедшее так потрясло ее, что бедная женщина потеряла рассудок.

Почтальон первым услышал крики, но подумал, что по телевизору просто показывают какой-то фильм.

Курьер, возможно, стал вторым, он-то и позвонил в полицию. Через секунду диспетчер взял трубку, а еще через несколько минут машина с двумя полицейскими выехала на место преступления. То, что они увидели, напоминало сцену из ада.

Уже подходя к двери, они услышали ужасные, животные крики. Они переглянулись, и один из них прошептал:

— О Господи!

Они осторожно открыли дверь с пистолетами наготове. Жалюзи были опущены, но немного света все же проникало в комнату. Истошные крики неслись из гостиной, а когда они завернули за угол, им пришлось заткнуть носы от сильного зловония.

Каждый индивидуум воспринимает нечто неожиданное, потрясающее, ужасное по-разному. Все зависит от обстоятельств, подготовленности, персональной склонности видеть ужас, от физического состояния. Существуют тысяча и один фактор, которые либо смягчают, либо увеличивают удар, который может испытать человек.

Три голых трупа были привязаны к дивану. Каждый был обмотан серебристым трубчатым шнуром, у каждого были открыты глаза, а веки привязаны к голове тем же шнуром, деформирующим лица; выкатившиеся глаза, обнажившие глазные впадины, напоминали отверстия в серебряных масках смерти.

Стоящая женщина продолжала кричать до тех пор, пока не пришел доктор. Она потеряла рассудок и была не в силах говорить, только издавала непонятные звуки. Ее волосы, раньше чуть тронутые сединой, сейчас стали абсолютно белыми.

Гостиная, или, как ее еще называют, столовая, была залита морем человеческой крови, которая свернулась и сгустилась в отвратительный наст, уже усеянный насекомыми. Запах стоял такой, как будто здесь была бойня животных, построенная еще в девятнадцатом веке. Никогда еще полицейские не вдыхали такого смрада, как в доме семьи Волкеров.

После завершения своей работы Зверь, сделавший это, прошелся по комнате, оставив кровавые отпечатки своих массивных лап. “Хлюп, хлюп”, — шлепал он по коридору в ужасающей тишине, наступившей после того, как все было кончено. Монстр ничего не слышал, ничего не чувствовал, кроме удовлетворения, полученного от процесса убийства. Он шел по большим ужасным липким лужам. Огромное кровавое пятно осталось там, где он упал, поскользнувшись.

Он прошлепал мимо хозяйской спальни, открыл душ, помочился в раковину, принял горячую ванну. Потом начал онанировать, видимо, ожидая, пока обсохнет. Это можно было определить по следам спермы на трубе. Затем он обтерся полотенцем, которое предусмотрительно использовал для того, чтобы вытереть все отпечатки пальцев на дверных ручках и других поверхностях. Но полицейские все же сумели найти на зеркале отпечаток большого пальца левой руки, который убийца, должно быть, оставил прежде, чем надел перчатку. Они тут же отправили слепок в федеральную полицию на экспертизу. Им удалось немного, но кто скажет, где его ждет удача?

Почтальон оставил в коридоре посылку, с которой Джек Эйхорд снял еще несколько отпечатков пальцев, присовокупив их к делу. На ней также оказались отпечатки пальцев работников почты. Ярлык посылки был подписан от руки перьевой ручкой. Текст был выведен твердым уверенным почерком: “ДЖЕКУ АЙКОРДУ”. (Именно так!) Это имя преступник услышал по телевизору, когда уже находился в доме Волкеров.

Убийца наполнил три пластиковых пакета и уложил их в контейнер, который запечатал при помощи какого-то устройства, найденного на кухне Волкеров. “Печать для пищевых продуктов”, — оттиснулось на сургуче.

Запечатав контейнер, он протер его снаружи, стер остатки сургуча. Туда он засунул полотенце, которым вытирал свои отпечатки, и другие вещи, от которых хотел избавиться. Но в его действиях появилось нечто новое. Он изменился. Ему уже было наплевать на профессионализм и тщательность в заметании следов.

Он был уверен, что раз вытер все свои отпечатки, то его никто не отыщет. Куда-то улетучилась его сосредоточенность. Почему — он и сам не мог понять. Возможно, он вступил в фазу под названием “Я хочу, чтобы меня наказали”? “Нет”, — возразил себе Джек. Но тогда что это? Что же на самом деле?

Этот развязный, странный на вид парень был пяти футов и трех дюймов ростом и отличался большим упрямством. Он боролся всю свою жизнь. Его звали Три. Это имя дала ему улица. Маленький Три, или просто Три, так его называли. Мистер Три. Откровенно говоря, он и не помнил своей настоящей фамилии. Что-то похожее на Три. Его настоящее имя было Бадди, но никто этого и не знал. Он перестал быть Бадди сразу же, как покинул отцовский дом.

Он сбежал из дому, когда ему исполнилось четырнадцать лет. Это случилось после того, как отец избил его, узнав, что несколько раз он пытался изнасиловать свою новую мачеху. Три избил своего отца до бессознательного состояния и удрал. Иногда он тусовался с бандой, называвшейся “Пламя”, которая частенько вступала в драки за сферы влияния с другими чикагскими группировками.

— Этот чертов Дьюс — ублюдок. — Дьюс был нынешним предводителем “Пламени”, и это Три заявил своему единственному другу, такому же коротышке, которого на улице знали как Попрыгунчика Лестера. Лестер всегда отирался со всяким сбродом в барах и других питейных заведениях, пытаясь прибиться к “Пламени”, покуривал травку. Хотя он и был толстокожим, Три его до смерти запугал. Три нравилось, как к нему относился Лестер, и поэтому он позволял тому везде с ним ходить.

— У этого Дьюса что-то не так... мы займемся и”

— Да, — согласился Лестер с энтузиазмом, — правильно. Он сукин сын.

— Этот сукин сын вечно дрыгает своей задницей, твою мать.

— К черту, верно, он сукин сын. Я не знаю, почему...

— Надо вышвырнуть этого Дьюса за задницу отсюда. Я хочу, чтобы его место занял кто-нибудь по-настоящему деловой и чтобы у нас был вес в этой банде, твою мать.

— Чертово увечное “Пламя”! Дерьмо, этот ублюдок Варлорд забыл, что такое пойти на дело и поэтому...

— Чертово сборище шлюх — вот что означает его фамилия.

— Да, — согласился Лестер, засмеявшись. — Чертово сборище шлюх.

— Я хочу выгнать это дерьмо из Апачи. В субботу мы возьмем хлористую кислоту и метан, пойдем туда и выкурим их всех, твою мать.

— Да!

— Слушай, после того, как мы их выкурим, мы отправимся в “Большое А”, парень.

— А?

— Правильно, твою мать. Чертова Австралия. Вот где это находится. Вот где сейчас свобода. Чертов Питер сказал. Как там его? Питер-пожиратель, вспомнил?

— А?

— Ну, англичанин. Ладно, какая разница, кто этот ублюдок, но он сказал, что в Австралии всего полно. Я возьму с собой Дебби, а ты эту свою страшную суку, мы поедем туда и заживем, как короли.