— Мне нравится анализировать людей, участвовать в разговорах, но я предпочел бы иметь свою собственную компанию или несколько избранных.

Мое сердце подпрыгнуло.

Была ли я одной из избранных?

Я приподнялась на локте.

— Как Гейб, Джеймс и Арсен?

Он подтвердил мои слова.

— Да. Я бы доверил им свою жизнь.

Я сглотнула, думая о трёх парнях. Меня передернуло при мысли, что в своей статье я критиковала их.

— Они были расстроены статьей, которую я написала, когда вышел список? — я покосилась на него.

Он напрягся, но не пошевелил рукой.

— Их это вполне устроило.

Я уставилась на его ничего не выражающее лицо, а затем мои плечи опустились.

— Или ты сказал им, что они должны смириться?

Он поднял руку, услышав мой низкий голос, и его голубые глаза встретились с моими.

В этом единственном взгляде меня осенило.

Как быстро исчезли все взгляды, все насмешки.

Я вскочила, и он последовал за мной.

— Ты заставил их остановиться. Ты заставил их оставить меня в покое.

Он шагнул ближе.

— Я не хотел, чтобы они беспокоили тебя. Поэтому велел им отступить. Ничего такого. Просто дурацкий список.

Я замерла. Я хотела разозлиться, хотела отчитать его, устроить сцену, но все, что я могла сделать, это просто смотреть на него.

— Чтобы защитить меня?

Он сделал это. Чтобы защитить меня. Никто никогда не делал ничего подобного.

Моя грудь сжалась, и тепло распространилось по всему телу, покалывание коснулось кончиков пальцев.

— Да, — просто ответил он.

Как будто защита меня от хмурых взглядов и оскорблений толпы Йеля не была чем-то из ряда вон выходящим, чем-то достойным упоминания.

— Но это было несколько месяцев назад, — ошеломленно прошептала я.

Я все еще ненавидела его тогда, и он…

Мне хотелось поцеловать его. Я хотела ощутить вкус соленого океана на его коже и почувствовать его руки на своей спине, на шее и в волосах.

Я просто хотела его, и одна эта мысль пугала и волновала меня.

Раньше я никого не хотела.

Не потому, что мое сердце билось внутри, как барабан.

Не для продвижения своей карьеры.

Только ради себя и своего проклятого сердца.

— Ты всегда всех защищаешь, — добавила я после некоторого молчания.

Он с тяжелым вздохом присел на край лодки.

— Я делаю это только для избранных, — сказал он, глядя на спокойную воду.

Мое сердце билось в груди, в голове, на кончиках пальцев, и я не могла отвести от него взгляд.

— Semper fidelis (Всегда верен), — тихо сказала я.

Но по тому, как его голова резко повернулась ко мне, глаза встретились с моими в широко раскрытом синем шоке, он услышал меня.

Его взгляд был властным, заставляя меня оставаться неподвижной. Его рот приоткрылся, но он ничего не сказал.

На этот раз Натаниэль лишился дара речи прямо передо мной.

Он точно знал, что я только что сказала на латыни.

Разговоры на другом языке, разговоры на латыни друг с другом казались такими интимными, такими личными и разоблачающими. Только мы двое знали.

Всегда верен. Всегда предан.

Потому что так оно и было. Он был предан некоторым избранным, и эта преданность была настолько сильна, что губила людей и бессмертных.

И тот факт, что я находилась в этой группе избранных, заставляло мое сердце бешено колотиться.

Я опустила взгляд, почувствовав его тяжесть на себе, как солнце, обжигающее мою кожу.

Мы сидели молча, а потом он ушёл, направляя лодку и разворачивая нас обратно к поместью.

Возможно, я сказала что-то не то. Возможно, я разрушила чары, которые витали между нами, и он почувствовал, что задыхается от кого-то вроде меня.

Я старалась не смотреть на него, сосредоточившись на быстро приближающемся береге.

Когда мы причалили, и он вылез, чтобы привязать лодку, я, не теряя ни секунды, выпрыгнула и пошла прочь.

— Джульетта, — позвал он, но я не остановилась. Его рука обхватила мое предплечье, и он развернул меня. — Не уходи. Пожалуйста.

— Прости, если заставила тебя почувствовать себя некомфортно, я просто…

— Нет, — его голос был резким, и я посмотрела в его грозный взгляд. — Ты меня просто шокировала. Я не… Я не ожидал, что ты мне это скажешь. Подумаешь так обо мне.

Я застыла, смотря на него. Он посмотрел на меня так, словно я сказала нечто более сильное, чем все, что он когда-либо слышал.

Я облизнула губы, чувствуя на них вкус соленой воды.

— Ты должен был стать моим врагом.

Его губы изогнулись.

— Ты никогда не была моим врагом, Джульетта. Возможно, поэтому.

Его большой палец прижался чуть ниже моего глаза, и он вытер слезу. Я хотела бороться с ним, хотела притвориться, что мое сердце бьется внутри от ненависти к нему и только к нему, но я знала, что, когда он целовал меня, мое сердце уже начало предавать разум.

Скоро мой разум последует за ним.

Недели пролетели слишком быстро, и наш роман начал становиться неясным. Каждую ночь мы проводили вместе в белом коттедже. Он не спал в своей комнате. Полы в коттедже больше не были изношенными и сломанными; теперь они стали свежими, из темного дерева, а новая белая краска покрывала стены после ремонта.

Мы вместе спали, тела переплетались, руки касались друг друга мягкими, комфортными жестами. Каждое утро, когда вставало солнце, я ловила себя на том, что хочу остаться в его объятиях, остаться в темноте и жить с ним.

Каким-то образом я отдала ему свое тело, душу, а теперь и сердце.

Я не знала, как и когда это произошло.

Когда я лежала в его объятиях, слишком боясь заснуть, слишком боясь пропустить еще

одну секунду нашего времени вместе, я провела пальцем по его челюсти.

— Как вы стали друзьями? — я спросила.

Он уставился в потолок, поглаживая мою голую спину кончиками пальцев.

— С кем?

— С Американскими Богами, — сказала я, улыбаясь тому, как глупо звучит это.

Его пальцы замерли.

— Моя семья дружила с Истонами, семьей Гейба. Мы вместе росли. Я заслужил его доверие. И храню их секреты в безопасности.

— Секреты?

Черты его лица стали жесткими.

— Все хотят знать о них все до мельчайших подробностей. Это темная и щекотливая тема. Я уважаю это.

Я кивнула, потирая его руку. Я чувствовала напряжение, вызванное этим вопросом.

— Я отдаю им свою преданность, а они отдают мне свою. Вот как мы работаем, — прошептал он, глядя в темную комнату. Я почти слышала, как волны накатывают на берег. — Мы впустили в наш внутренний круг лишь нескольких человек. Но как только их впускают, мы их защищаем.

До конца лета оставалось всего две недели, и потом мы должны вернуться в Йель. Две недели до того, как закончится этот летний роман, и мы перестанем отвлекаться.

Ты отвлекаешь его, Джульетта. Ничего большего.

Я знала, что он за человек. Он полон решимости, как и я, и не остановится ни перед чем, чтобы получить желаемое.

Даже не любовь.

— Ты сказал, что никогда не видел во мне врага, но разве ты когда-нибудь ненавидел меня? — я спросила. — Мне всегда казалось, что ты стремишься уничтожить все мои аргументы.

Он что-то промычал и, поймав мою руку, поднес ее к губам. Он нежно поцеловал мою ладонь.

— Я никогда не ненавидел тебя, Джульетта.

— Ты всегда указывал на все неправильное в моих аргументах на глазах у всех, — сказала я, опуская взгляд.

— Я был ослом, потому что хотел увидеть, как ты загораешься, — сказал он, касаясь моей щеки и проводя пальцами по моим волосам.

— Как я загораюсь? — я подняла голову, опершись на руку.

— Все эти жаркие споры, наблюдение за тем, как вспыхивают твои глаза, огонь, горящий внутри тебя, заставляли меня твердеть так сильно, столько раз. Я хотел поцеловать тебя в губы, когда ты читала мне лекцию о важности римской империи или китайской реформы, или о недостатках нашего правительства, — ответил он, погруженный в свои мысли, все еще касаясь моих волос. Я чувствовала себя невесомой, затаив дыхание в его присутствии, слушая его слова. — Ни одна девушка никогда не оказывала на меня такого сильного воздействия, — его глаза поднялись и нашли мои, горячие, темные и бесконечные. — Только ты, Джульетта. И я хочу большего.