Родомагнитная энергия распространялась с огромной скоростью, а ее эффекты парадоксально менялись в зависимости от первичного воздействия. Упрямые факты вслед за Фрэнком Айронсмитом свидетельствовали, что пространство и время ортодоксальной физики являлись лишь случайными аспектами электромагнитной энергии, особыми пределами, из-за которых энергия нового спектра так и оставалась нераскрытой.

Форестер страстно желал заняться изучением философского смысла своего открытия, но поток новой информации не оставлял ему времени для спокойных размышлений. Загружая Айронсмита больше обычного, доктор вскоре изобрел искусственный способ воспроизведения родомагнитного поля, которое он наблюдал в сердце взорвавшегося солнца. С помощью нового оборудования Форестер смог разбалансировать родомагнитный компонент, отвечающий за стабильность всей системы, и сдетонировать собственную маленькую сверхновую.

Изучив особенности железа, люди смогли расщепить ядро атома для использования в повседневной жизни. С помощью палладия Форестер высвободил силу, тысячекратно превышающую энергию, выделяющуюся при расщеплении ядра. Однако сила эта была слишком велика, чтобы использовать ее в созидательных целях, — контролировать такую мощь пока не представлялось возможным. Сейчас Форестер размышлял, что наградой ему стал сам процесс работы над проектом.

Доктор все еще был в ванной, умываясь холодной водой, чтобы освежить цвет лица и отвлечься от мрачных мыслей, когда за его спиной вновь раздался телефонный звонок. Тяжело ступая, Клэй вернулся к столику у кровати и взял трубку. Оттуда донесся голос Фрэнка Айронсмита, звучавший несколько странно:

— Вам уже доложили о Джейн Картер — девочке, которая требовала пропустить ее к вам?

Форестеру хотелось горячего утреннего кофе, и у него не было никакого желания выяснять подробности.

— Да. Вы можете еще что-то добавить?

— Вы знаете, куда она ушла?

— Откуда я могу знать? И какое это вообще имеет значение? — Судьба девочки совершенно не интересовала доктора.

— Я подозреваю, что тут не все так просто, сэр. Может быть, меня это не касается, и ваша охрана сама знает, что делать. Но мне кажется, вам следует разузнать, куда она отправилась, — обычно мягкий, сейчас голос Айронсмита звучал настойчиво.

— И куда же вы думаете, она могла уйти?

Айронсмит проигнорировал явное раздражение в интонации Форестера.

— Я не знаю. Она успела повернуть за ближайшую скалу, но, когда я попытался догнать ее на велосипеде, дорога была пуста. Я подумал, что вас это заинтересует.

— Я не вижу поводов для беспокойства, Фрэнк. — Доктор старался сдерживать сарказм. Все-таки Айронсмит — человек интеллигентный, и может быть, исчезновение ребенка и правда имело какое-то значение. — Спасибо за звонок. Я что-нибудь придумаю, когда доберусь до офиса.

Когда Форестер положил трубку и повернулся к дверям, Рут стояла на пороге комнаты. Она еще не переоделась в строгий костюм для офиса, и выглядела хрупкой и юной в новом длинном голубом халате. Ее встревоженное лицо, заметно похудевшее за последние три месяца, уже было накрашено, малиновые губы призывно приоткрыты, а длинные черные волосы свободно ниспадали на плечи. Форестер понимал, что жена изо всех сил старается выглядеть привлекательной для него.

— Дорогой, ты не собираешься сегодня завтракать? — она осваивала деловую манеру речи на специальных курсах, и ее грудной голос звучал немного официально. — Яйца сварились, когда ты говорил по телефону первый раз, а теперь они, должно быть, уже остыли.

— У меня нет времени на еду, милая.

Он поцеловал ее полуоткрытые губы.

— Все, что мне нужно, это чашечка кофе, — заметив протест на ее милом личике, доктор поспешно добавил: — Я перекушу в кафе.

— Ты всегда говоришь, что поешь в кафе, но никогда этого не делаешь. Поэтому у тебя проблемы с пищеварением. Клэй, я прошу, останься и позавтракай со мной. Нам надо поговорить, — тревога в ее голосе перекрыла оттенок официальности.

— С моим желудком все в порядке, а работа не терпит отлагательств. Если дело в деньгах, то тебе нет нужды спрашивать у меня…

Нетерпение и настойчивость отразились на ее прекрасном лице.

— Дело не в деньгах. И даже не в нашем утраченном счастье. На этот раз офис может подождать. Иди и съешь что-нибудь, а заодно мы поговорим.

Форестер медленно проследовал за женой на кухню, надеясь избежать слишком эмоциональных сцен. Он чувствовал свою вину перед ней, но Рут должна понимать всю важность проекта — он не может ждать.

Клэй посмотрел на царившие в кухне чистоту и порядок — все вокруг сверкало.

— Ты делала уборку? — спросил он, надеясь сменить тему разговора. — Мне кажется, нам следует нанять домработницу, раз ты продолжаешь ходить в офис.

— У меня достаточно свободного времени, чтобы заниматься хозяйством самой. Клэй, я хочу, чтобы сегодня ты остался дома, — она села напротив мужа и заглянула ему в глаза.

— Но почему, дорогая?

— Поедем со мной в Солт-Сити.

Форестер отложил вилку в сторону и ждал объяснений.

— Меня беспокоит твое здоровье, любимый. Тебе надо проконсультироваться у доктора Питчера. Утром я позвонила ему в офис и договорилась о встрече. Ты ужасно выглядишь. Он сможет принять нас в одиннадцать. — Беспокойство тенью проступило сквозь ее макияж.

Форестер налегал на яйца и тосты, пытаясь доказать жене, что у него отличный аппетит.

— Но я же говорю тебе — работа не отпускает меня. Не стоит так волноваться. К тому же давно известно, что может сказать Питчер.

— Ну, пожалуйста, Клэй!

— Он скажет то же самое, что и в прошлом году. Док снова будет щупать мой живот, мерить давление, слушать сердцебиение, просветит меня рентгеном, а потом скажет, что мне давно необходим отпуск. — Форестер старался, чтобы его голос звучал как можно более непринужденно.

Эмоции переполняли Рут:

— Он сказал, что тебе нужно отдохнуть, и предлагал остаться на неделю в больнице для полного обследования, сдать все анализы на аллергические реакции и составить специальную диету.

— Ты же знаешь, что у меня нет на это времени. Я просто не могу вот так бросить работу, — он даже не мог сказать почему, так как все, что касалось проекта, было строго засекречено.

— А кто займется ей, если ты умрешь от истощения? Клэй, ты медленно убиваешь себя. Доктор Питчер сказал, что тебе уже давно пора остановиться. Пожалуйста, позвони к себе и скажи, что мы уезжаем. — Рут порозовела от эмоционального напряжения и откинулась на стуле.

— Мне бы и самому этого хотелось — бросить все и продолжить наш медовый месяц. — Он коснулся ее прохладной ладони, безвольно лежащей на столе, и заметил, что жена плачет. — Рут, мне очень жаль, что у нас все так сложилось, — мягко произнес Форестер.

— Значит, ты поедешь? У нас есть полчаса на сборы, — в ее голосе звучала надежда.

— Не сейчас. Может быть, позднее, — ответил он.

— Ты уже много раз обещал, Клэй. Я ненавижу Стармонт! Почему мы не можем просто забыть о нем, уехать и не возвращаться? — в голосе женщины зазвенели жесткие нотки.

Он снова накрыл ее руку своей.

— Мне тоже иногда этого хочется. Но теперь уже слишком поздно — я затеял дело, которое не могу бросить на полдороге.

Телефонный звонок прервал его, и Рут подняла трубку со стола. Ее верхняя губа побелела, и она произнесла дрожащим голосом:

— Твой мистер Армстронг. Он хочет знать, когда ты спустишься вниз.

— Скажи, что я буду через десять минут, как только оденусь, — Форестер отодвинул тарелку и встал из-за стола, чувствуя облегчение оттого, что больше не надо смотреть на слезы жены.

— Дорогой! Не надо… — она подавила вырвавшийся возглас, пробормотала ответ Армстронгу и положила трубку на место. Потемневшими от разочарования влажными глазами Рут наблюдала, как он вставал и выходил из кухни. — Мне жаль тебя, Клэй… Мы увидимся за обедом?