– Они там, – подойдя к импровизированному столу и поклонившись, сообщил маркизу Одноглазый Валет. – Ужинают.

– Сколько их?

– Пять человек. Все – корсиканцы. Плюс трактирщик и два его помощника. Итого семь.

Все посмотрели на маркиза.

– Не люблю корсиканцев, – только и сказал тот, равнодушно пожав плечами.

Сидевший рядом с отцом Антуан машинально поправил нож, огромные глаза его заблестели. Этот непроизвольный жест произвел впечатление на бывшего контрабандиста. Одноглазый Валет отошел подальше от сына маркиза и тихонько перекрестился.

Дождавшись ночи, отряд неспешно поехал по тракту в направлении трактира. Мясник приказал обмотать лошадям подкованные копыта мешками, в которые наложили травы и листьев, поэтому кавалькада въехала во двор «Трех корон» бесшумно. Свет уже не горел, лишь одинокий масляный фонарь над дверью приглашал путников войти.

Мясник выжидательно посмотрел на маркиза.

Тот зычным голосом крикнул:

– Именем короля!

И конники ворвались в трактир. Никто даже не предполагал, что на отряд Мясника будет устроена засада. Неожиданно из стоявшей около трактира конюшни стали выскакивать вооруженные люди; Первым их заметил маркиз, который остался во дворе перед входом в трактир, придерживая Антуана. Он громко закричал и, пришпорив лошадь, помчался прочь от нападавших. Если бы не сын, то де Ланж бесстрашно вступил бы в бой с противниками, но обещание заботиться о сыне и не подвергать его опасности заставило маркиза постыдно ретироваться.

На крик де Ланжа из трактира выскочил Мясник, правая рука и телохранитель Жоржа. Он мгновенно оценил ситуацию и, вытащив из-за пазухи пистолет, выстрелил в нападавших. Бежавший впереди остальных контрабандист упал, а остальные на секунду остановились, что дало возможность Мяснику вытащить из ножен огромную саблю и бесстрашно ринуться на них. Из трактира тоже доносились звуки борьбы и крики раненых. По-видимому, там ждали в засаде бандиты.

Маркиз, отъехав на достаточное расстояние, опустил Антуана на землю, строго-настрого наказал ему сидеть тихо и ждать, пока за ним не приедет он или Люка, и ринулся в атаку на бандитов. Его появление оказалось весьма кстати, так как нападавшие, оправившись от неожиданного удара Мясника, начали теснить рыжего Люку, численно превосходя его. Мясник яростно отбивался, ловко орудуя огромной саблей, и у его ног валялись двое, которым уже не суждено было встать, но контрабандисты, а это были корсиканцы, прекрасно владели своими длинными ножами, к тому же один из них подобрал отброшенный Мясником в пылу борьбы пистолет и начал его перезаряжать.

Маркиз влетел на коне, точно вихрь, в самую гущу боя, сразу уложив ловким ударом одного из нападавших. Ободренный подкреплением Мясник обрушил саблю на другого корсиканца, разрубив страшным ударом надвое его голову.

Антуан немного подождал, пока отец окажется в освещенном круге, который отбрасывал на дерущихся мужчин масляный фонарь перед входом в трактир, и осторожно пошел поближе, с любопытством принюхиваясь к воздуху. Ветер доносил до него крики, ругань и, главное, запах боя, аромат ярости и страха. Во рту Антуан почувствовал солоноватый привкус крови. Между зубами заскрипели мельчайшие частички железа, которым взрослые безжалостно резали живую плоть друг друга. Железо смешивалось с кровью и окислялось прямо во рту. Антуан аккуратно попробовал кончиком языка полученную через воздух новую пищу, словно ценитель, гоняющий по нёбу глоток терпкого вина. Живительный вкус заставлял маленького мальчика все ближе и ближе подходить к освещенному кругу с дерущимися мужчинами. Оказавшись у прохладной каменной стены, Антуан прижался к ней, выглядывая из-за угла и наблюдая за происходящим.

Корсиканцы, потерявшие уже четверых и теснимые маркизом и Мясником, вынуждены были отступить к входу в трактир, в котором, по-видимому, находился главарь. Они собрались было укрыться в трактире, как из него выбежали их товарищи, проигравшие сражение молодцам из отряда рыжего Мясника. Таким образом, нападавшие контрабандисты сами оказались в кольце, теснимые с одной стороны наступающими Жоржем де Ланжем и Люкой Мясником, а с другой – выбегающими из трактира.

– Сдавайтесь, и, может быть, я оставлю вам жизнь, – с гордым видом предложил маркиз, подъезжая на коне к столпившимся в круг и ощетинившимся длинными кривыми ножами корсиканцам.

Антуан, наблюдавший за отцом, затаил дыхание. Сзади раздавалось чуть слышное шуршание, какое обычно издают мыши, ползающие ночью в осеннем лесу под опавшими листьями.

Молодчики между тем принялись обезоруживать и вязать контрабандистов. Оглядев пленников, де Ланж выбрал самого молодого и подъехал к нему почти вплотную. Конь фыркал прямо в лицо корсиканцу, который, стоя на коленях, зло поглядывал из-под густых бровей на блистательного маркиза. Ему одному де Ланж разрешил не связывать руки, желая лично допросить его, как всегда, с пристрастием. Делалось это так. Обычно, маркиз приглашал несчастного побиться на кулаках, заранее выбирая соперника послабее. Натешившись, де Ланж отходил, передавая эстафету своему телохранителю Мяснику, который отбивал на его теле настоящую дробь. Закончив избивать, Люка возвращал несчастного обратно маркизу. Соперник уже еле держался на ногах, окровавленный и ничего не соображающий. Де Ланж становился в эффектную позу, примеривался, раскачиваясь на полусогнутых ногах, и наносил несчастному последний, сокрушительный удар кулаком в переносицу. Кость проламывалась, и осколки вонзались в лобовые части мозга. После такой раны никто уже не выздоравливал окончательно, проводя остаток жизни, тупо разглядывая собственные пальцы и пуская слюни, а многие умирали прямо на импровизированном ринге. Вот и сейчас маркиз рассчитывал потешиться, убив молодого корсиканца в назидание его друзьям-контрабандистам.

– Преподадим урок голытьбе, – объявил маркиз, слезая с коня.

Один из молодчиков поймал брошенные уздцы, двое других подхватили под руки и поставили перед де Ланжем противника.

– Как тебя зовут? – спросил маркиз, снимая и подавая Мяснику охотничий камзол.

– Жак, сеньор, – ответил молодой контрабандист.

– Жак? – переспросил маркиз, со смехом оглядывая выбранного на убой корсиканца. – Как же я сразу не догадался! Конечно же Жак! Какое же иное имя может быть у голытьбы?

Жак действительно выглядел весьма плачевно. В бою ему сильно досталось. Кто-то из молодчиков Мясника порезал молодому корсиканцу саблей кожу на лбу, его лицо было перепачкано грязью и дегтем, а некогда белая рубаха под кожаным жилетом была вымазана в крови. Стоя перед расхаживающим перед ним маркизом, Жак нервно дрожал, видимо наслышанный о забавах интенданта Бордо. Неожиданно маркиз перестал улыбаться и, застыв, уставился куда-то в темноту.

Из-за трактира вышел Одноглазый Валет, ведя перед собой маленького Антуана. Одна рука бывшего контрабандиста лежала на плече Антуана, а другой он прижимал кривой корсиканский нож к худенькой детской шейке.

– Одно движение, ваше сиятельство, и мальчишке конец, – сказал он, дрожа от волнения.

Антуан чувствовал, как человека, захватившего его в плен, охватывает страх и отчаяние. Тот возвышался над ним, стараясь загородить себя от предполагаемого смельчака, решившегося стрелять по нему из ружья или пистолета. На Антуана упала капля пота, которым покрылся Одноглазый Валет от взгляда де Ланжа. Капля попала на щеку, скатилась по лицу мальчика и повисла на подбородке, покачиваясь в такт шагов захватчика и его жертвы. От капли чужого пота по телу Антуана прокатилась волна испуга Одноглазого. Мальчик глубоко вздохнул, шестым чувством понимая, что бывший контрабандист еле сдерживает себя, чтобы не упасть к ногам отца, моля о пощаде, и сам успокоился, так как в первую минуту, когда Одноглазый захватил его за трактиром, он немного испугался. Вместе с успокоением к Антуану пришла уверенность.

– Ваше сиятельство, отпустите моего племянника, – продолжал между тем Одноглазый Валет, неторопливо продвигаясь к освещенному кругу. – Тогда я отпущу вашего сына. Отпустите Жака, – чуть не слезно попросил он.