— Восстановительная хирургия в наше время способна на чудеса — заметил я.
— Верни мне все до последнего волоска. Верни каждый миллиметр ее кожи. Назови мне имя того, кто осмелился. Дай хотя бы имя. Но если притащишь его или их живыми к моим ногам… то ты получишь желаемое…
— Я сам ничего не хочу — равнодушно пожал я плечами.
— Твои хозяева.
Я лениво качнул головой:
— У меня нет хозяев. И не будет. Лучше уж сдохнуть.
Заглянув мне в глаза, почти всемогущий в этой части планеты — еще обитаемой ее части — старик тяжело вздохнул и неожиданно признался:
— Может и мне еще лет девяносто назад просто стоило исчезнуть… чем плоха жизнь рыбака где-нибудь в заднице мира?
— Тем, что задница мира уже дымится от кислотных ожогов, а отрастившая лапы рыба с радостью бросается в плавящиеся сети, чтобы убраться из несущего смерть океана?
— Сто лет назад такого еще не было…
— Что ж…
— Я знаю из своих источников, что ты ищешь тех, кто…
— Охотников за татуированной кожей — ответил я, подкуривая следующую сигарету и переводя взгляд обратно на девушку — Каждый сантиметр кожи вашей дочери был покрыт татуировками… сам я не видел, конечно, но успел просмотреть по пути сюда ее социальные аккаунты. Янмей представляла собой произведение искусства. Столько цветов… такие темы… такое качество… Неудивительно, что кто-то пожелал заполучить себе такое.
— Еще я слышал, что несмотря на свой возраст ты успел убить сотни людей. Собственными руками. Говорят, что первую свою жертву ты прикончил еще когда был совсем мальчишкой…
— Вернуть кожу Янмей — кивнул я и, чуть подумав, качнул головой — Я не могу обещать. Да я иду по следу тех, кто охотится за… подобными сувенирами. Но не факт, что мне удастся их найти. А если и найду… никто не может гарантировать, что ее кожа уже не замочена в сохраняющем химическом растворе или того хуже…
— Того хуже?
— Кожу могли набить начинкой из мяса, риса и изюма — пожал я плечами — Зашить, придать форму человеческого тела, полить маслом и запечь в духовке на медленном огне. А затем сожрать…
— Сожрать — абсолютно бесстрастно повторил мои слова старик — Мою дочь…
— Ее кожу — поправил я — Сама она жива.
— Отыщи! Я дам столько бойцов, сколько понадобится! Любая техника! Любое оружие! Ты пройдешь в любое место куда пожелаешь — я обеспечу проход! Найди части моей дочери! Найди тех, кто сотворил подобное! И тогда ты получишь те четыре острова, что пожелали получить твои хозяева из Атолла!
— У меня нет хозяев.
— Ты понял меня!
— Мы договаривались иначе. Атолл хочет купить эти земли у вас.
— За деньги — не продается! — отрезал старик и отвернулся к аквариуму с грезящим куском мяса — Ты слышал меня, убийца! Бери след! Ищи!
— Бери след — тихо повторил я и оба телохранителя синхронно качнулись ко мне, безошибочно уловив послышавшуюся в моих словах угрозу.
Бросив им под ноги тлеющий окурок, я отвернулся и зашагал к стене, где начал открываться проем, за которым бушевала непогода. Оборачиваться я не стал и не замедлял шага, пока не оказался на опасно узком причальном мостике, на чьем конце подрагивал мой флаер.
Усевшись, я ударил по кнопке разблокировке — нарушив этим все правила — и машина рухнула вниз с еще не работающим двигателем. Системы врубились автоматически. Выбрав точку назначения, я откинулся в кресле и прикрыл глаза, стараясь успокоить рвущую меня на части ярость. Спокойно… спокойно… да с тобой обошлись как с собакой ищейкой… привыкай. Раз подписался на это глобальное дерьмо — придется привыкнуть ко многому.
Привыкай…
Приткнувшись к стене, флаер повис на стенных держателях, а для спуска ресторан предоставил передвижной эскалатор вместе с улыбчивым прислужником. Отпихнув упырка, я слетел по ступеням, миновал согнувшегося в поклоне метрдотеля, один за другим миновал несколько залов, что становились все меньше и все роскошней с каждой новой распахнутой дверью. И наконец я оказался в помещении размером с обычный гостевой зал, где стояло всего два стола и лишь один предназначался для еды, а второй служил для игры в покер. Второй стол был занят, а вот за первым восседал лишь один едок — белокурый блондин, что в свои пятьдесят пытался выглядеть на двадцать.
— Привет, Од… — не успев закончить приветствие, он с размаху приложился лбом о пустую тарелку с мясным студнем. Разлетелись осколки, по скатерти потекли красные ручейки.
— С-сука! — прошипел я, вскидывая вторую руку и всаживая по пуле в каждого из полетевших ко мне хренососов от соседнего стола. Третья пуля влетела в рот выронившего карты крикуна. Запоздало повскакивали остальные, но тут же замерли, когда в зал влетела обезбашенная девка в экзоскелетном корсете и с крупнокалиберным пулеметом наперевес.
— Ты чего… — проблеял блондин — Эй…
Подобрав осколок фарфоровой дорогущей тарелки, я взрезал трясущуюся щеку блондина и, дождавшись, когда затихнет его крик, тихо сказал:
— Я тебе сказал — сними лоскут кожи с правого предплечья. Лоскут, где нарисован улыбающийся дедушка — ее гребаный папаша… Этого бы хватило для нанесения страшного оскорбления. Рану следовало продезинфицировать, рыдающей девке вколоть обезбол и успокоительное, а затем отпустить к херам… Да? Я так тебе сказал? Еще я велел тебе сохранить тот лоскуток в физрастворе. Чтобы можно было приживить обратно… я ведь так тебе велел?
— Послушай…
— А ты… ты ОСВЕЖЕВАЛ ЕЕ?!
— Деньги! — торопливо выкрикнул блондин и тут же опять заорал и на этот раз куда громче, когда фарфоровый осколок глубоко ушел под его выпученный левый глаз — А-А-А-А-А!
Ухватив его за волосы, я с силой впечатал его голову в стол и крик оборвался.
— Я ведь четко все разъяснил…
— Деньги! Я… каюсь! Я проигрался! Прямо здесь! За тем столом! Позавчера! И я был под наркотой! Проболтался, что получил охеренный заказ. Денежный! Скоро раздолжусь! И тут-то мне и предложили аннулировать долг и добавить втрое больше бабла, если я…
— Да?
— Если я целиком освежую девку. И он знал о ком речь! Знал чья она дочь, но ему было посрать! Я серьезно! Он прикроет нас!
— Кто?
— Имени не знаю! Но печенью чую — опасный тип! Синеглазый, высокий, тело как у бога атлетизма. И прямо под столом ему насасывала самая красивая девушка из всех, что я видел. Жрала мороженое и насасывала…
— Где ее сраная кожа? Где ее лицо? Уже отправил? — я с такой силой сжал пальцы на его скальпе, что почувствовал, как лопнула дряблая кожа.
— А-А-А! Стой! Нет! Еще нет! Она в холодильнике! В специальном сохраняющем растворе! Через час прибудет курьер!
— Что за раствор?
— Сохраняющий! Кожа жива!
— Почему?
— Он сказал — без лишних повреждений. И с сохранением жизни. Ее вроде бы пересадят!
— Кого?
— Кожу! Лицо! Все целиком! Кому-то другому. Я так думаю — он тоже был под диким кайфом и что-то бормотал про то, что идея о повторном приживлении картины просто чудесна, но что трудно отыскать кого-то с подходящими телесными мерками, но такое веселье того стоит! Послушай! Я накосячил! Но… я спасал свою жизнь. У того типа были безумные глаза! Безумные!
— А какие сейчас у меня? — с улыбкой спросил я, нажимая на осколок и выворачивая глаз наружу. Выпятившееся глазное яблоко навело зрачок на меня и… лопнуло, разбрызгивая содержимое…
— А-А-А-А-А-А-А!…
Старый матерчатый экран подрагивал на растяжках, давно отработавшие свой ресурс динамики ощутимо хрипели, древний проектор то и дело лязгал внутренним механизмом, а над погруженной в ночную темень крышей башни разливалась музыка давно умершего пианиста, чье изображение проецировалось на экран. Разлегшиеся на рваных одеялах сверстники уже как час отрубились до следующего утра, спала и новая женщина старого отшельника. А он сам, и я сгорбились над старым гобаном, со звонкими щелчками выставляя камни в попытке занять больше территорий и окружить войска противника.
