— Мы понимаем, как вам нелегко, — негромко продолжил Босх, — поэтому отложим подробную беседу на потом, чтобы не беспокоить вас сейчас. Но есть несколько вопросов, ответив на которые вы могли бы помочь нам.

Возражений не последовало.

— Главный вопрос. Мы не можем понять, почему мистер Элайас оказался на Энджелс-Флайт. Нам нужно знать, где он был...

— Он шел в свою квартиру, — не открывая глаз, сказал Мартин.

— В какую квартиру?

— Недалеко от офиса у отца есть квартира, где он живет в дни суда или когда готовится к процессу.

— И он собирался сегодня остаться там?

— Да. Он провел там всю неделю.

— Иногда он задерживался в офисе допоздна и тогда шел на квартиру, — добавила миссис Элайас.

Босх помолчал, ожидая, что кто-то сообщит что-то еще, но никто ничего не сказал.

— Он вам позвонил и сказал, что останется там на ночь?

— Да, он всегда звонил.

— Когда это случилось? Я имею в виду, во сколько он позвонил?

— Довольно рано. Сказал, что задерживается на работе и что будет работать в субботу и воскресенье. Вы, наверное, знаете, что он готовился к суду в понедельник. Обещал вернуться к ужину в воскресенье.

— Значит, домой вы его не ждали?

— Нет, не ждали, — несколько вызывающе ответила Милли Элайас.

Босх кивнул, как бы показывая, что никакого скрытого смысла в его словах не было, и попросил назвать адрес квартиры. Она находилась в жилом комплексе Плейс, на противоположной от Музея современного искусства стороне Гранд-стрит. Записав адрес, Босх не стал убирать блокнот.

— А теперь, миссис Элайас, пожалуйста, постарайтесь вспомнить как можно точнее, когда вы в последний раз разговаривали с мужем.

— Около шести. Обычно он звонит в это время и говорит, придет к ужину или нет и на сколько человек готовить.

— А вы, Мартин? Когда вы в последний раз говорили с отцом?

Мартин открыл глаза.

— Не знаю. Может, пару дней назад. Да и какая разница, когда я с ним говорил? Вы же знаете, кто это сделал. Кто-то со значком.

Только теперь по лицу его поползли слезы. Босх отвел взгляд. Сейчас он предпочел бы быть где-нибудь в другом месте. Только не здесь.

— Если это дело рук копа, мы найдем его, Мартин. Даю слово. Он не уйдет.

— Да уж, конечно, — не глядя на Босха, ответил юноша. — Слово. А кто, черт возьми, дает это слово?

Босх выдержал паузу, потом продолжил:

— И еще несколько вопросов. У мистера Элайаса есть кабинет здесь, дома?

Мартин покачал головой:

— Нет. Здесь он не работал.

— Хорошо. Следующий вопрос. Упоминал ли он в последние дни или недели кого-то, кто реально угрожал ему? Называл ли какие-то имена?

Мартин снова покачал головой.

— Он только всегда говорил, что рано или поздно копы его достанут. Это они...

Босх кивнул, но не в знак согласия, а лишь констатируя, что понимает точку зрения молодого человека.

— И последнее. На Энджелс-Флайт была также убита женщина. Судя по всему, они не были вместе. Ее имя Каталина Перес. Вам оно что-нибудь говорит?

Взгляд Босха скользнул по лицам обоих, но они не выразили ничего, кроме недоумения. И мать, и сын покачали головами.

— Тогда у меня все. — Он поднялся. — Мы уходим. Но нам или другим детективам еще придется поговорить с вами. Может быть, сегодня. Попозже. — Никакой реакции. — Миссис Элайас, у вас есть фотография мужа, которую мы могли бы взять на время?

Женщина недоуменно посмотрела на него.

— Зачем вам фотография Говарда?

— Возможно, нам придется показывать ее людям в ходе расследования.

— Говарда и так все знают.

— Может быть, но фотография нам все же нужна. На всякий случай. Вы...

— Мартин, принеси альбомы.

Юноша вышел из комнаты. Босх достал из кармана свою визитную карточку и положил на стеклянный кофейный столик.

— Здесь номер моего пейджера. Если вам что-то понадобится... У вас есть семейный священник, которого мы могли бы уведомить?

Милли Элайас снова посмотрела на него.

— Преподобный Таггинс.

Босх кивнул, уже пожалев о сделанном предложении. В гостиную вернулся Мартин с альбомами. Миссис Элайас приняла их от сына и, едва начав перелистывать страницы, снова расплакалась. Фотографий было много, и Босх подумал, что теряет время из-за собственной опрометчивости. Наконец женщина нашла сделанный крупным планом снимок и, решив, что именно он лучше всего подойдет полиции, осторожно вытащила карточку из пластикового кармашка и подала Босху.

— Я получу ее назад?

— Да, мэм. Я прослежу за этим.

Босх кивнул и уже повернул к выходу, размышляя, как бы сделать так, чтобы преподобному Таггинсу позвонил кто-то другой.

— Где мой муж? — внезапно спросила женщина.

Босх повернулся.

— Сейчас его тело в морге. Им занимаются люди из службы коронера. Я дам им ваш номер, и они позвонят, как только закончат.

— А преподобный Таггинс? Не хотите позвонить отсюда?

— Э... нет, мэм. Мы свяжемся с ним из машины. Нам пора.

По пути к двери Босх на секунду остановился в холле у развешанных на стене фотографий Говарда Элайаса. Похоже, адвокат был знаком со всеми заметными представителями черной общины города и многими знаменитостями национального масштаба: Джесси Джексоном, женщиной-конгрессменом Максин Уотерс, актером Эдди Мерфи. На одной он был запечатлен рядом с мэром Ричардом Риорданом и членом городского совета Ройялом Спарксом. Босх знал, что Спаркс нередко пользовался недовольством общественности действиями полиции для достижения собственных политических целей. Теперь политик лишился сильного союзника, однако детектив не сомневался, что Спаркс не преминет употребить убийство Элайаса для достижения своей выгоды. В жизни часто получается так, что к добрым и благородным делам примазываются самые сомнительные прохвосты, хватающиеся за любую возможность порисоваться у микрофона.

Были здесь и семейные фотографии. На нескольких рядом с Элайасом присутствовала жена, на других адвокат представал с сыном. Внимание Босха привлекли две: на первой Говард и Мартин стояли в лодке, держа на руках громадного черного марлина и улыбаясь; на второй они же позировали на фоне картонной мишени в тире. Мишень представляла собой фигуру человека с изрешеченным пулевыми пробоинами лицом Дэрила Гейтса, бывшего начальника полиции, действия которого Элайас неоднократно обжаловал в суде. Босх помнил, какой популярностью пользовались эти мишени, изготовленные одним местным художником в конце срока пребывания Гейтса на высоком посту.

Он наклонился, пытаясь разобрать марку оружия в руках отца и сына, но снимок был слишком мал.

Частин указал на еще одну фотографию: непримиримые противники, Элайас и шеф полиции, улыбались перед камерой друг другу на каком-то официальном мероприятии.

— Мило, да? — прошептал он.

Босх молча кивнул и направился к двери.

Отъехав от дома, Частин свернул на автостраду. Детективы молчали. Не так-то легко принести семье трагическую весть, стать свидетелем чужого горя да еще и быть обвиненным в случившемся.

— Так всегда, — сказал наконец Босх. — Во всем виноваты вестники беды.

— Не хотел бы я работать в отделе убийств, — заметил Частин. — Понимаю, когда на меня злятся копы, но здесь... дерьмовое занятие.

— Да, сообщать родственникам о смерти близких — за такое браться никто не хочет. Грязная работа — так это у нас называется.

— Грязнее не придумаешь. Чтоб их... Мы пытаемся вычислить, кто шлепнул мужика, а они говорят, что мы же это и сделали. По-твоему, не дерьмо?

— Не стоит принимать все так близко к сердцу, Частин. Они не нас имели в виду. У них несчастье, им плохо, вот и говорят, что в голову придет.

— Ладно, посмотрим. Подождем, что скажет парнишка в шестичасовых новостях. Я таких знаю. От них сочувствия не дождешься. Куда дальше? На место?

— Давай сначала на квартиру. Ты знаешь номер пейджера Деллакроче?

— Не помню. Посмотри в блокноте.