Июньские десанты на Дунае, думается, имели не только чисто тактическое значение. Важен был и сам факт вступления советских войск на неприятельскую территорию. Об этом хочется сказать словами Маршала Советского Союза Н. И. Крылова, который начинал войну в тех же краях, а много лет спустя написал в своих воспоминаниях:

«…Насколько я знаю, больше нигде на всем фронте советскому солдату не довелось в то время ступить на землю врага и хоть ненадолго на ней закрепиться. Батальоны, переправленные моряками через Дунай, словно напомнили агрессору от имени всей Красной Армии: рано или поздно мы придем туда, откуда на нас напали, и кончать войну будем там!»[2]

Все первые дни войны мы ждали появления в Килийском гирле, перед Измаилом, мониторов речной дивизии противника. Почему они не вводятся в действие, понять было трудно.

Бывшие австро-венгерские мониторы представляли серьезную огневую силу и были защищены толстой броней. Расчеты, которые мы делали с флагартом Н. К. Подколзиным еще в мирное время, думая тогда об этих кораблях лишь как о вероятном противнике, показывали, что существует лишь чисто теоретическая возможность пробить такую броню 100-миллиметровыми снарядами наших мониторов — при стрельбе с очень короткой дистанции и при встрече снаряда с броней под прямым углом. Орудия же более крупного калибра имел один «Ударный».

Наши мониторы к бою с вражескими, конечно, готовились: побеждают и более сильных! Но особенно мы надеялись на береговую артиллерию, прежде всего на 724-ю и 725-ю батареи с их 152-миллиметровыми орудиями. Вблизи Измаила спешно оборудовалась огневая позиция для еще одной батареи — 726-й. Предназначенные для нее 122-миллиметровые пушки могли бить на 20 с лишним километров. Баржи, которые доставили их из Одессы, были первыми, разгруженными в Измаильском порту, как только он вновь начал действовать.

К штурмовке мониторов противника были готовы «ястребки» капитана Коробицына. Часть самолетов могла брать по паре 100-килограммовых бомб. Бомбардировщикам флотских ВВС ставилась задача наносить удары по кораблям речной дивизии на их стоянках, однако обнаруживать замаскированные мониторы с воздуха оказалось непросто.

Рассчитывали мы также воздействовать на корабли врага активными минными заграждениями. Первая минная постановка была предпринята почти одновременно с высадкой первого десанта — ранним утром 24 июня.

Обычно стараются ставить мины у берегов противника скрытно, так, чтобы он и не заподозрил их присутствия. Но мы сознательно от этого отказались.

На флотилии имелось немногим больше сотни мин (часть — типа «Рыбка», какие использовали на реках еще в гражданскую войну, часть — новые тогда «Р-1» с более мощным зарядом). На заграждение, которым намечалось пересечь Дунай на подступах к Галацу, командующий разрешил израсходовать до четверти наличного запаса. А ширина судоходного фарватера в том районе достигает двухсот метров, и было очевидно, что при той плотности заграждения, какую удастся создать, вероятность встречи кораблей с минами не столь уж велика.

Вот тогда и пришлось задуматься: а нужно ли нам добиваться скрытности минной постановки, не выгоднее ли произвести ее демонстративно? Такую мысль подал флагманский минер флотилии капитан-лейтенант Н. А. Иссарев.

— Пусть враг видит, — говорил он, — как мины ставятся, пусть страшится их. Сколько мы поставим, он сосчитать не сможет… А тралить помешают наши артиллеристы.

Подумали и пришли к выводу: есть смысл действовать именно так. Командующий с этим согласился. Решено было ставить мины не ночью, а когда уже начнет светать и корабли будут различимы с берега.

На рассвете 24 июня четыре бронекатера из ренийской группы кораблей — отряд Шулика, теперь уже старшего лейтенанта, поднялись вверх по Дунаю за линию государственной границы до устья речки Писика, примерно на полпути между Рени и Галацем, и выставили поперек фарватера 24 мины. Противник, заметив катера, открыл по ним огонь, но их прикрывали наши мониторы и 724-я батарея, и Шулик довел постановку до конца. Один бронекатер, получивший повреждения, при отходе был взят на буксир.

Вообще-то бронекатера не предназначены для минных постановок. Идея приспособить их для сбрасывания мин на ходу (оборудовав откидывающиеся скаты), о которой я услышал от Сергея Павловича Шулика, как только прибыл на флотилию, была реализована стараниями флагмина Н. А. Иссарева и начальника техотделения инженер-капитана 3 ранга Н. А. Мунаева. Первыми превратились в быстроходные минные заградители бронекатера отряда Шулика. Успели переоборудовать и еще четыре катера из числа полученных с Балтики.

Только благодаря этому дунайцы и смогли ставить активные минные заграждения. Минзагов, как таковых, флотилия не имела.

Следующая минная постановка была предпринята двое суток спустя с целью затруднить выход в Килийское гирло двух мониторов, находившихся в Сулинском рукаве. Эту задачу выполнял отряд бывших балтийских бронекатеров под непосредственным руководством флагманского минера Иссарева.

И на сей раз мы не стремились действовать совершенно скрытно. На деле видимость оказалась ниже желаемой — из-за сгустившегося перед рассветом тумана. С бронекатеров не разглядели ответвление Сулинского рукава, и отряд, никем еще не обнаруженный, прошел вверх по Дунаю дальше. Понять ошибку и сориентироваться помог выступивший из тумана старинный памятник в честь форсирования Дуная русскими войсками в начале прошлого века. А когда спустились обратно до Сулинского рукава и повернули в него, туман сильно поредел и уже рассвело. И вдруг у берега показались, в каких-нибудь ста метрах от головного катера, борт и башни замаскированного зеленью монитора — корабли противника стояли значительно ближе, чем предполагалось.

Будь наши катера торпедными, им представилась бы возможность нанести врагу неотразимый удар. Бронекатера же (они открыли огонь по ближайшему монитору, а он по ним почти одновременно) не могли причинить такому кораблю серьезного ущерба. Нужно было побыстрее отходить. Однако Иссарев не отказался от того, ради чего сюда шел. Разворачиваясь на обратный курс под усиливавшимся с каждым мгновением орудийно-пулеметным обстрелом, бронекатера начали сбрасывать мины.

Поставить их, правда, сумели два катера из четырех. Но противник, который не мог не видеть характерных всплесков от падения мин, вряд ли был в состоянии определить размеры и границы поставленного у него под носом заграждения — тем более что катера прикрыли свой отход дымовыми шашками.

Отряд вернулся без потерь, но в корпусах катеров обнаружилось немало мелких пробоин. Отделаться только этим помогли и быстрый выход из-под прицельного обстрела, и то, что огонь врага, хоть и открытый с кратчайшей дистанции, был — очевидно, из-за внезапности появления катеров — беспорядочным, неточным.

А небольшая минная банка — всего из восьми мин, — дерзко выставленная тем утром, сыграла, по-видимому, не последнюю роль в том, что два неприятельских монитора, введенные в Сулинский рукав, еще долго оттуда не показывались. Дальнейший ход событий подтвердил: наши активные минные заграждения, пусть скромные по масштабам, были поставлены весьма своевременно.

Памятен вечер 27 июня. Долгий напряженный день был заполнен организацией контрбатарейной борьбы и огневой поддержки подразделений на плацдарме, тревогами за ренийскую группу кораблей (о ее трудном положении расскажу дальше особо). Но вот солнце стало клониться к закату, и казалось, уже ничего особенного сегодня не произойдет: к ночи активность противника обычно спадала.

Но в 21 час, когда до сумерек оставались какие-нибудь десятки минут, разом поступили донесения от командира ренийской группы, с 724-й батареи и с расположенного у Рени поста СНиС. И все об одном: со стороны Галаца показалась и идет вниз по Дунаю колонна мониторов. Одновременно по позициям наших кораблей в районе Рени открыли беглый огонь дальнобойные батареи из Галаца, Тулчи, Исакчи.