Сэм уселся на диванчик у окна, глубоко вздохнул:
— Так ты, выходит, ничего не знаешь? Теперь голос его был уже почти спокоен.
— Нет.
Глаза Сэма загорелись:
— Вот-вот в стране начнется революция. Да, да, не улыбайся! Армия на нашей стороне. Генерал Дунгас мешать не будет… Мы свернем шею этим политиканам.
Петр уже не мог сдерживать улыбку. Сэм обиделся:
— Ты чего?
— Давай-ка все вместе лучше съездим поужинать в клуб журналистов, а? Ты, я, Эдун…
ГЛАВА IV
Дарамола помнил предупреждение полицейского офицера. Покружив по Игадану, он вывел машину к развилке дорог. На указателе было написано: «Дада. 30 миль».
Машина выбралась на узкую, разбитую ленту асфальта, петлявшую в густых и высоких зарослях кустарника, подступавшего вплотную к дороге.
Петр знал эту дорогу. Когда-то она была единственным путем, связывавшим Луис с Игаданом. Но потом построили другую, более широкую и прямую, а главное — короче старой миль на тридцать.
Старую дорогу еще поддерживали в более-менее сносном состоянии, но редко кто из вечно спешащих гвианийских водителей выбирал ее для поездки из Луиса в Игадан или наоборот.
Деревни, поставленные вдоль старой дороги ее строителями, приходили в упадок. Куда веселее и доходнее было жить у новой — с ее бесконечными караванами грузовиков, везущих из северной саванны к Атлантике арахис, хлопок и шкуры. Обратно эти же грузовики везли ткани, соль, спички и многое другое, привозимое в порт Луис океанскими пароходами под флагами всех стран мира.
Вместе с грузовиками из саванны приезжали ее жители — неграмотные, нищие, забитые — чужие даже в своих краях.
Они спешили в Луис как золотоискатели в Эльдорадо, надеясь, что даже мостовые в этом большом городе покрыты золотом. Но золота не находили. Не находили они и работы, лишь пополняли толпы таких же бедняг, протягивавших искалеченные проказой руки на стоянках автомашин около огромных универсальных магазинов.
В деревнях грузовики оставались на ночлег или просто останавливались: шоферы покупали у местных торговок нехитрую снедь — вареный плантейн — большущие бананы, напоминающие по вкусу картошку.
Они мирно сидели на корточках у жаровен — жители Севера и Юга, им нечего было делить, не из-за чего ссориться.
В том, что сегодня этот край праздновал свержение правительства, не оставалось сомнений. Первая же деревня, в которую въехал зеленый «пежо», была увешана флагами «Действующей партии». Они были совершенно новые, еще не выгоревшие на солнце, темно-синие с белыми буквами ДП, сплетенными в хитрый вензель.
Флаги развевались над каждой хижиной, флаги были в руках детей и в руках взрослых, танцующих под веселые ритмы барабанов.
Ликующая толпа, размахивая пальмовыми ветками — символом «Действующей партии» на последних выборах, перегородила дорогу. Некоторые парни потрясали колебасами, из которых выплескивалось прозрачное пальмовое вино.
Машина остановилась. И сейчас же ее сдавила плотная толпа. Десятки рук тянулись к окнам.
— Дьявол! — выругался Жак. — Начинается!
В этот момент предусмотрительный Дарамола достал из-под сиденья пальмовую ветку и торжественно высунул ее в окно.
— Виктори! Виктори! Победа! — радостно взвыла толпа.
— Вождь Колоколо! — вырвался чей-то пронзительный голос. — Виктори!
— Коло! Коло! — отозвался хор.
И лес рук с растопыренными пальцами, в форме латинской буквы V, взметнулся вверх!
— Коло! — ответил Дарамола и тоже вытянул руку.
— А белые? — потребовал тот же пронзительный голос. Жак обернулся к своим спутникам:
— Ничего не поделаешь!
И решительно выставил в окно растопыренные пальцы:
— Коло!
— Вва! — восторженно заревела толпа, когда все пассажиры «пежо» повторили этот жест. — Виктори! Коло!
Кто-то совал в машину калебас с вином, кто-то кричал «братья»!
— Поехали! — решительно сказал Жак Дарамоле. — Повеселились, и хватит.
Машина медленно тронулась, и толпа стала расступаться, расступаться, пока «пежо» наконец не вырвался из ее объятий.
— Легко отделались, — сказал Жак. — Обычно такие толпы требуют с путешественников денег в «фонд партии». Коллективный грабеж! А сегодня по случаю победы просто забыли. Ишь как веселятся!
Откуда-то из чащи леса доносился барабанный бой.
Точно такая же сцена повторилась в Даде.
Город ликовал. Кое-где горели дома. Их никто не тушил — они принадлежали сторонникам «Демократической партии», входившей в правительственную коалицию. И здесь всюду висели синие флаги с буквами ДП. Было видно, что они где-то долго дожидались этого часа, — на флагах были слежавшиеся складки.
На выезде из города стояло около десятка вооруженных полицейских. Они были явно растеряны и не знали, что делать. Еще вчера вид пальмовой ветки действовал на них, как на быка красная тряпка. Сегодня же все изменилось.
Полицейские проводили «пежо» растерянными взглядами, но остановить не решились.
— Теперь несколько маленьких деревушек, и мы в Луисе, — весело сказал Жак и обернулся: — Ну как? Веселое путешествие?
— Быть в Африке — и без приключений? — Голос Войтовича был, как всегда, спокоен.
Вдруг машину подбросило, словно она перескочила через толстое полено. Петр ударился головой о потолок…
— Черт! — прорычал Жак.
— Змея! Змея! — крикнул Дарамола.
— Где? Где? — завертел шеей Войтович.
— Переползала дорогу, здоровенная! Анджей и Петр обернулся к заднему окну.
Там, позади, в пыли билась, извивалась, корчилась трехметровая змея толщиной в сильную мужскую руку. Машина переехала ее, она не могла уползти и судорожно била хвостом, мотала плоской головой, похожей на молот. Это была схватка между жизнью и смертью в дорожной пыли, на раскаленном солнцем асфальте.
— Следующая машина ее добьет, — сказал Анджей.
— Если будет сегодня следующая, — заметил Жак.
— Остановимся? — предложил Петр. — Сфотографировать…
— В следующий раз!
Жак сидел впереди, внимательно вглядываясь в набегающую дороге. Они приближались к Луису.
И никто из них не знал, что, последуй они предложению Петра, вернувшись к судорожно бьющейся в пыли змее, а потом углубившись по болотистой тропинке в душные заросли, увидели бы то, что увидели местные жители неделю спустя: у толстого дерева, прислонившись к нему спиной и вытянув ноги, сидел мертвый премьер-министр Гвиании. Он сидел, касаясь подбородком груди, бессильно уронив на колени руки. А неподалеку, над грудой свежих веток, присыпанных землей, тучей вились мухи — тело министра хозяйства уже разлагалось.
Но Дарамола продолжал гнать «пежо» до тех пор, пока Жак вдруг не рявкнул:
— Тормози! Зашипели шины.
Спереди, из кустов, прямо на машину бежало несколько полицейских с винтовками наперевес.
Жак достал пачку сигарет. Сам он не курил, но сигареты возил «на представительство»: нравы местной полиции он знал хорошо.
— В чем дело? — заорал он прямо в лицо запыхавшемуся сержанту. — Пункт проверки? Почему не поставили предупредительные знаки?
Сержант опешил. По его добродушному лицу ручьями тек пот.
— Мм… мм…
От бега он еще задыхался.
— «Мм…», «мм…» — передразнил его Жак и неожиданно протянул сигареты: — Курите!
Сержант неловкими пальцами вытащил из пачки сигарету.
— И вы…
Жак протянул пачку полицейским, столпившимся за широкой спиной сержанта.
— Да берите всю пачку, разделите… Полицейские дружелюбно заулыбались.
Жак вылез из машины, щелкнул зажигалкой. Все по очереди прикурили.
— Ну а теперь рассказывайте, что у вас здесь происходит, — уже совсем спокойно потребовал Жак и устало потянулся. — Опять беспорядки?
— Нет, теперь уже порядок! Сержант добродушно улыбался.
— У нас здесь порядок, а дальше…
— Что дальше?
— А дальше стреляют. А вы, собственно, куда едете? В Луис?