Король кивнул спутникам: поезжайте. И глянул на Галя пристально, словно спрашивая: «Что, не мог выбрать место и время поудачнее?»
На набережной было многолюдно. Толклись матросы, челядь, грузчики. Ходили управляющие с дощечками и карандашами, заложенными за ухо. Насвистывая, слонялись от лотка к лотку гуляки. Резко, отрывисто кричали, пролетая над головой, чайки. Море тяжело плюхало о позеленевшие сваи причалов, мусор покачивался на волнах.
Лель взглянул на Галя еще раз и невольно поправил плащ.
— Янтарь ушел.
— Рассказывай.
— Не один ушел, с моной Ветлой.
Светлан потеребил пальцами переносицу.
— Ее во дворец принесли вчера в полном беспамятстве. И врач с магом ее пользовали. Не люблю я этих бабских закидонов, понимаете ли. То визг, то слезы, то подружки хором причитают. Крик такой стоял… Она то ножом заколоться пробовала, то в петлю полезть. В общем, приставил я к ней служанок и ушел. А она, змея подколодная, улучила момент и в чай им макового отвару налила. Свой тихомолком вылила, а они выпили… курицы.
Светлан стянул шляпу и скомкал в руке, точно душил врага.
— Янтаря я в Расколотую башню определил, на самый верх. Два парня у двери стояли. А она пришла вся из себя, — Галь резко очертил в воздухе пышные девичьи груди. — Ну и что ей полный отворот от тебя вышел, парни не знали. Полагали, что без пяти минут королева. Потому отвернулись от… прелестей. И к Янтарю впустили. А потом один дотумкал, что мне все же сказать следует.
Они давно уже незаметно спустились с каменной набережной на песчаный пляж и шли вдоль моря по ракушкам, хрустящим под ногами. Море игриво заплескивало ноги едва ли не до колен.
— Когда я пришел, они, волк и девка… — Светлан словно бы осип и покраснел. — Успели договориться. И очень… хм… шумели. Парни и до того внимательно слушали. Ветла клялась, что утопится, а он — нехорошими словами ругал тебя, магов и шлюх. Я все записал с их слов. И ушел спать. Меня разбудила гроза — и кто-то ломился в комнату. Стражник прибежал сказать о пожаре. Дым валил из-под двери, она была заперта — не только снаружи, но и изнутри. Я тогда подумал, что это прекрасный способ самоубийства — и мести тебе и Эриль. Мы попытались высадить дверь, но к ней еще придвинули баррикаду из мебели. И когда ее удалось хотя бы частично отодвинуть — внутри уже все горело. Шарики в окнах полопались, пламя ревело… В общем, — Светлан понюхал рукав, — от меня до сих пор воняет. Маги и вода помогли справиться с пожаром. Тел в комнате не было. В общем, это заняло очень много времени. И когда мы сбежали вниз — оглушенный стражник лежали у подножия башни и еще полотенце. Это ж какая зверская сила, — Галь сплюнул. — Самому слезть по стене и еще эту тушу на себе сволочь. Надеюсь, хоть руки она вывихнула. Простите, ваше величество. Дождь смыл все следы. А маги были измучены. Только под утро мне удалось проследить беглецов до Гнилой трубы. А дальше все, в лесу след потерян.
— Вот что, — король притянул к себе Галя. — Не вздумай сказать Эрили про их… их… любощи.
Он скрипнул зубами.
— И стражникам своим накажи.
— Так их дальше искать?
— Ищи. А пока мы с тобой наведаемся к бургомистру, — Лель нехорошо оскалился. — Он-то хоть не пропал?
Подчиненный хмыкнул:
— Проверим.
И повел короля к людям и лошадям, терпеливо дожидавшимся у коновязи. Увидев короля и Галя, одетые в черные плащи и надвинутые шляпы мужчины поспешно спрятали разложенные на бочке карты и выпивку и стали отвязывать коней. Поклоны их под насмешливыми взглядами начальства были преувеличенно низкими, широкие плащи топырило оружие. Светлан придержал Лелю стремя. И едва сам оказался в седле, крикнул:
— Поехали! — заворачивая сразу с набережной на мощеную главную улицу, где располагалась резиденция бургомистра, задами выходя на порт — господин Лодовико не мог оставить без пригляду такую важную статью дохода.
Привратник, вышедший к ажурной ограде, никак не желал впускать нежданных гостей, мотивируя тем, что по раннему утру хозяин еще почивает. Галь, пожевав губы, кинул взгляд на подбиравшееся к полудню солнце и, перепрыгнув ограду, оттолкнул почтенного слугу и сам открыл ворота. Привратник грозился и разорялся и кричал охрану. Стражи, прибежав и узнав короля, придержали псов, извиняясь и низко кланяясь, даже не пробуя заступить дорогу.
В широком доме, раскинувшем флигеля по обе стороны подъездной дороги, все казалось готовым к отъезду. Мебель и портреты под кисеей — из того, что не собирались перевозить. Загораживающие дорогу кофры и сундуки на двухцветных квадратных плитках вестибюля. Служанки с метелочками, чистящие загогулины мраморной лестницы. Пара лакеев, сворачивающих на этой же лестнице ковер. Люди Галя рассредоточились по дому в поисках бургомистра, сопровождаемые возмущенными восклицаниями прислуги. А Лодовико уже сам сбегал по лестнице — чересчур быстро для его дородной туши, не в бархате и цепях, как обычно — там он медленно двигался, как галерник, выпячивая подбородок и живот, всем своим видом отбивая желание за чем-либо к себе обратиться. Король загородил бургомистру дорогу. Тот запнулся о ковер и едва не слетел с последних ступенек. Нервно заорал на лакеев, чтобы убирались.
— Вы куда-то собираетесь, мессир? — поинтересовался Галь сладко, прижимая шляпу к груди. Лодовико перевел затравленный взгляд с него на короля. Прокашлялся.
— Такая честь, ваше величество! А у меня тут не прибрано.
И процедил, не глядя на Светлана:
— У меня проблемы в поместьях, требующие моего неотлагательного присутствия. Городом займутся помощники. Тем более что турнир уже закончился.
— Еще неделя, — попенял Галь на его неосведомленность. — А я думал, вы сопровождаете дочь.
Бургомистр дернул отвисшей губой: думал он, как же! Но постарался сдержать гнев. И обратился прямо к Лелю:
— Не мне укорять ваше величество. Но совет принял решение. И девочка была просто не в себе. Просто разбита. Как и ее сердце.
Светлан хмыкнул. А Лель не стал его останавливать, уступив инициативу.
— А может, она не в себе была от неудавшейся попытки отравить послов?
Обвислые щеки бургомистра налились кирпичным колером.
— Как вы… что вы… себе позволяете?!!
Казалось, его сейчас хватит удар. Лодовико дернул упелянд на груди, завязки треснули, обрамляющие ворот самоцветы брызнули во все стороны. Толстяк уселся на ступеньку с видом оскорбленного до глубины души бульдога, пойманного в кухне на горячем.
— Свечи, мой милый, — наклонясь к туше, прошептал в самое оттопыренное волосатое ухо Галь. — Свечи с золотым ободком.
— Они были запасены к свадьбе! Они… усиливают… э-э… В комнаты послов они попали по ошибке. И вообще, спросите со службы. Моя Ветлочка ни при чем!
— Ваша милая Ветлочка, — сказал Лель со сладким выражением и улыбкой, играющей на губах, — сбежала сегодня ночью с государственным преступником. — Сейчас люди Светлана обыщут ваш особняк. А вам, мэтр Лодовико, придется повременить с отъездом. Или, может быть, вы сразу признаетесь, где они? Тогда, — он небрежно пожал плечом, — вы сможете избежать позора обыска и ареста. Просто освободите должность для новых выборов и уедете в провинцию — как и собирались.
— Ну, знаете ли! — буркнул Лодовико и тяжело задышал, будто не сидел на ступеньках, а взбегал по ним.
Слуг согнали в вестибюль и приступили к обыску. Лель не сомневался, что в особняки ни Янтаря, ни Ветлы нет. Но уж больно хотелось досадить почтенному бургомистру за все то, что он сделал.
И вздрогнул от шепота Галя:
— Боишься идти к ней?
Признался:
— Да, боюсь. Не представляю, как рассказать Эрили, что он сбежал.
От тяжелого разговора отвлек Светлана один из подчиненных, что-то прошептав на ухо и сунув в руку стопку писем. Галь отошел к оконной амбразуре, отодвинул занавеску тяжелого бархата, пару раз чихнул от пыли, нацепил на красноватый с прожилками нос очки и углубился в текст. Поднес к глазам и внимательно разглядел печати.