Он вдруг вскочил, с силой швырнул на пол блокнот и карандаш, несколько раз с дикой яростью ударил их каблуком, словно топча особо мерзкое насекомое. Затем так же внезапно обмяк и, вяло махнув рукой, прошаркал к окну – сгорбившийся, с мелко вздрагивающей спиной… человечек.

– Конечно же, понимаем, – ласково процедил я. – Вы, главное, не волнуйтесь, это вредит… здоровью. Поберегите себя… для дочурки.

Мартин укоризненно покосился на меня. Я пожал плечами и отвернулся. Полынь…

– В самом деле, успокойтесь, мистер Келлер, – неуверенно сказал Тимоти. – Вы ж сами сказали: все кончено.Так?

– Так, – хрипло ответил Иоахим. – Со дня на день падет осажденный Виксберг. Это последний опорный пункт мятежников на Миссисипи, его потеря рассечет Конфедерацию. Техас, Арканзас и западная часть Луизианы окажутся отрезанными от прочих мятежных штатов. Нужды отвлекать внимание от Запада ценой Востока больше нет. Следовательно, агент Зеркало должен быть обезврежен… что мы с вами, джентльмены, только что проделали. Мои поздравления! Что же касается сребреников… то есть наград и почестей, таковые воспоследуют незамедлительно по нашем возвращении. Игра… большая игра окончена – теперь осталось лишь доигрывание.

Понятия не имею, зачем Торку понадобился лучший номер гостиницы. Комнат в ней было – примерно как в моей родной деревушке во всех домах разом. Одна спальня чего стоила – к тамошней кровати для постояльцев-гномов надо было бы еще и пони заводить. А то ведь коротышка на заре глаза протрет, а до края дошагает аккурат к закату.

Впрочем, Торк на ней спать даже и не пытался – он устроил на одном из кресел в гостиной форменное гнездо из покрывал и вот в нем-то храпел уже третью ночь подряд. Еще он бывал в столовой – потому как именно там жратву давали, то есть сервировали, ну и, само собой, туалет навещал. Все. Это и был его маршрут, он же распорядок дня. В прочие комнаты Торк и не заглядывал.

Мне, в общем-то, тоже наскучило устраивать по ним пешие экскурсии – к вечеру третьего дня. Ей-ей, а ведь скажи мне об этом кто с полгода назад, в жизни бы не поверил. Мальчишка из подвала в миллионерских – да что там! – королевских палатах, и не каким-нибудь подметальщиком ковров или вытрясателем этих… как их… гоблинов, тьфу, гобеленов! Здесь гоблины-гобелены, само собой, тоже имелись – в первый день я на них просто глазел, разинув пасть, на второй – щупал ткань, а на третий… на третий день меня уже попросту маяло. Бродил среди всей этой роскоши, будто фамильное привидение – и, судя по зеркалам, в подаренном Белоу костюме получалось у меня очень даже похоже.

Зеркала… те два, что висели в гостиной, Торк первым делом перетащил в соседнюю комнату, самолично, не дожидаясь лакеев. А то, что висело в туалетной комнате, разбил… вечером. Не знаю уж чем – топор он, идя по нужде, не прихватил, но вмятина в стене была солидная. Больше, чем от кулака… скорее уж на отпечаток макушки смахивала.

Странные это были дни. Первую половину, от завтрака до полудня, Торк обычно лежал на диване, тупо уставясь в потолочную мозаику. А во второй… он пил. Начинал за обедом, и к вечеру в нем оказывалось не меньше галлона всякого алкоголя… ну, уж всяко не меньше пинты – в основном кларета и мадеры, впрочем, напоследок все это заливалось джином или виски.

В первый день я, честно скажу, изрядно струхнул – ну как, захмелев, коротышка возьмется за топор, да и начнет шинковать мебель на растопку… а закончит еще кем-нибудь, кто подвернется под лезвие! Но, как выяснилось, пьяный гном – это вовсе не обязательно буйный гном. По крайней мере, Торк по мере захмеления, как раз наоборот, становился все более и более вялым… пока не уползал с очередной бутылкой в свое гнездо, в котором благополучно засыпал.

Эх, гном-гном…

Глупо все как-то вышло. И, наверное, я – единственный, кто в этой дурно припахивающей истории в итоге остался в выигрыше. Торк сдержал данное мне тогда, на углу в первый день, обещание. Даже перевыполнил его. Нет больше разыскиваемого полицией штата Нью-Йорк преступника… и даже не было никогда, ну а если где-то и завалялись розыскные листы годичной давности – обращайтесь прямиком в серый, с красной черепицей, особняк в начале Пятой авеню. Там живо убедят, что и листы эти вам привиделись, и особняк вам пригрезился. А кто продолжит сомневаться, тот – по нонешнему военному, не сильно располагающему к оглядке на законы, времени – и сам рискует прослыть духом бесплотным.

В какой-то момент я даже подумал – а не захотят ли в сером доме заставить исчезнуть не только дело разыскиваемого преступника Тима Валлентайна, но и самого… слишком уж близко ошивавшегося близ тайных тайн особой секретности… Уж больно горячая была правда, что раскрылась нам тогда, в испятнанной пулями южных партизан комнатушке, слишком уж высокие кресла она щедро мазала черным. Секретная секретность… такие секреты, говорил дедуля, просто страсть как вредны для самочувствия. То косточкой в горле застрянут, то в речке, что курица вброд переходит, на дно утянут… холеру с чумой на пару и то лучше подхватить – их, хоть и редко, все ж переживают. А вот неположенное по чину знание, оно, случается, убивает, даже и не заразив – просто из-за того, что рядом постоял или мимо проходил… и мог узнать! Дедуля-то у меня умный… со своей медалькой за Талаверу.

Могут захотеть. Нет, не так – по службе они это захотеть обязаны. Работа у них такая, со спецификой – следов после себя не оставлять… разговорчивых. Пусть даже и… эх, хорошее слово есть, книжное… вот, вспомнил – потенциально! Пусть даже и нет почти шанса, что болтать я начну и уж тем более что кто-нибудь моей болтовне поверить захочет.

А шанс мой – что еще числюсь я пока другом Торка и в лице оного всех коротышек Дальних-как-их-еще-там-пещер. Такой хвост обрезать – руки коротки.

Пока я с Торком…

Тогда, в первый день, я попытался разговорить его хоть немного… кончилась эта попытка тем, что гном спецом для меня заказал в номер бутылку шампанского. Прежде я этот ар-исто-крат-и-ческий напиток только на витринах разглядывал. Все собирался как-нибудь спереть бутылку-другую для Молли, да не складывалось – и, как выяснилось, очень даже к лучшему, потому как шипучка на поверку оказалась штукой коварнейшей. С Торковой бутылки меня вначале здорово развезло, даром, что пузо после обеда было набито доверху, ну а потом весь этот обед вместе с шампанским… в общем, не наше это великанское дело.

Больше я заговаривать с Торком не пытался. Просто ждал – сам толком не понимая, чего именно. Ну да лучше уж с пьяным гномом, но в шикарном номере, куда отборную жратву телегами завозят, чем в лесу, под открытым небом, с одиноким кроликом на завтрак-обед-ужин… ну и с трезвым темным эльфом в качестве компании.

Хотя, конечно, с Найром было интересно.

Как раз на рассвете четвертого дня, должно быть, уже слегка подвинувшись башкой от скуки, я дошел до того, что произнес эту фразу вслух – и почти не удивился, когда до боли знакомый насмешливый голос в ответ произнес:

– Благодарю за комплимент, мистер Валлентайн.

– Благодарю за комплимент, мистер Валлентайн, – сказал я.

Лежавший на кровати великан подпрыгнул, едва не пробив при этом потолок, к моему вящему сожалению, ибо создателя «украшавшей» упомянутую противоположность пола стоило бы четвертовать в момент появления на свет. Или колесовать, в зависимости от пристрастий судьи. Мои же пристрастия дружно заявляли, что существо с подобными… склонностями к неортодоксальным цветовым решениям должно быть удалено как можно более жутко – так, чтобы память об этом сохранилась в веках и отвращала безумцев, рискующих мыслить о подобном.

– М-мистер Вайт… – запинаясь, выпалил он.

– Теперь уже мистер Найр, – заметил я, падая в кресло. – Или коммодор Найр, это уж как вы, второй лейтенант Валлентайн, сочтете более правильным.