Видение битвы исчезло. Со всех сторон казака обступали закопченные стены избы, где они с побратимами вынужденно остались на ночлег. Похоже, размахивая во сне рукой, он нечаянно попал ею в жаровню с углями, и боль ожога вырвыала его из объятий сна. Чертыхнувшись, Газда огляделся по сторонам. В приютившей их избушке все дышало дремотным покоем: чуть слышно потрескивали в жаровне догорающие угли, слышалось дыхание спящих друзей.

Но казаку было уже не до сна. Ночная вьюга стихла, и в окошко, затянутое бычьим пузырем, лился лунный свет. Газда понял, что приспело время для побега.

Вскочив с лежанки, он едва не налетел на выросшую перед ним темную фигуру. Казак потянул из ножен саблю, но тут же облегченно выдохнул, узнав Тура.

— Проснулся? — донесся из мрака знакомый голос. — Вот и ладно, а то я уже хотел тебя будить. Беда стряслась, пропал Чуприна!

— Как пропал? — мотнул головой, стряхивая остатки дремы, Газда.

— Да уж не знаю, как! — развел руками пожилой воин. — Был — и нет, словно в прорубь нырнул!

— Может, в отхожее место подался? — предположил Газда.

— Да уж, облегчиться перед побегом — самое то! — фыркнул Тур. — Потом, на воле, никак нельзя будет. Нужно здесь следы оставить!

Газда хотел было возразить побратиму, но передумал. Тревога Тура передалась и ему.

— Пожалуй, ты прав, — кивнул он, спешно привязывая к поясу саблю — нужно найти его, пока не стряслась беда!

— Беда? — переспросил старик. — Боюсь, она уже стряслась…

Видение мне было из тех, что предвещают смерть!

— Тогда нужно разбудить московита, — подал мысль Газда, свято веривший в провидческий дар побратима, — наши дела его не обходят стороной!

Измученный тремя бессонными ночами, Дмитрий крепко спал, подложив под голову полушубок. Багровые отсветы от углей скользили по его лицу, и от этого Туру казалось, что он улыбается во сне.

— Не стоит, брат, — покачал головой старый казак, — ему и так пришлось много вынести. Пусть хоть сегодня отдохнет…

__________________________

…Чуприну они нашли без труда. Залитый лунным светом, он лежал у распахнутых ворот, и смертная бледность расползалась по его навеки застывшему лицу.

В первое мгновение Газде почудилось, что его товарищ покоится на широком алом плаще, но присмотревшись, он понял, что это лужа крови. Кто-то перерезал Чуприне горло быстрым, мастерским ударом. И Газда, кажется, знал, чьих рук это дело.

— Ты думаешь о том же, что и я, брат Тур? — спросил он побратима, судорожно сглотнув ком в горле.

— Хочешь спросить, подумал ли я о Волке? — поднял на него взгляд старик. — Да, похоже, это его работа!

— Эх, Чуприна! Неужто он хотел в одиночку остановить татя? — поморщился от внутренней боли Газда.

— Скорее, помочь ему, — хмуро ответил Тур. — Помнишь, какие речи Чуприна вел всю дорогу? О том, что мы должны отпустить Волка за вознаграждение? Вот он и выбрал свой путь и плату получил за услугу!..

Газда в ярости скрипнул зубами. Он ожидал от Чуприны чего угодно, но не предательства. Ему так хотелось, чтобы Тур ошибся в своей догадке, но, похоже, старик был прав.

Чуприна перешел на сторону врага, а значит, умер для Газды душой и телом. Но от этого казаку не было легче.

— Жаль… — произнес он, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы. — Пробудись мы чуть раньше, он, может, и не предал бы нас. Мы опоздали!

— Не совсем. Чуприну нам не вернуть, а Волку преградить дорогу мы еще успеем, — заявил рассудительный Тур, — за воротами конских следов нет, значит, сей ирод обретается, где-то здесь. Давай-ка, брат, затворим эти чертовы ворота! Так нам будет сподручнее ловить татя!

Газда навалился на створку ворот, увязшую в снегу, и водворил ее на прежнее место. Тур подогнал к ней вторую и вставил в скобы ворот массивный брус засова.

— Вот что, брат, — обернулся он к Газде, — никто не знает, чем для нас закончится сия ночь. Но Волка нужно остановить любой ценой. Окажись он на свободе, не поздоровится ни нам, ни московиту. Мы еще можем уйти в чащобу, а вот Дмитрию отступать некуда. Так что, выход у нас один: изловить и связать татя. А свершив сие дело, можно и в леса податься…

— Если уходить будем, то зачем было запирать ворота? — недоуменно пожал плечами Газда.

— Если мы не остановим Волка, пусть хотя бы ворота остановят, — пояснил Тур. — И давай договоримся, брат: если один из нас погибнет, пусть другой разбудит польскую стражу.

Он отвязал от пояса охотничий рог и протянул его побратиму.

— Что же, мы не одолеем вдвоем одного татя? — нахмурился Газда.

— Сей зверь страшнее многих, кого мы знали доныне, а загнанный в угол, он стал опаснее во сто крат!

— Пусть так, но почему ты мне отдал рог? — продолжал недоумевать Газда. — Может, тебе самому придется в него трубить?

— Нет, Петр, — покачал чубом старый казак, впервые назвав Газду не по прозвищу, а по имени, — боюсь, в рог придется трубить тебе…

…Так мне говорит чутье, а оно меня ни разу не обманывало!

Газда промолчал, хотя ему не пришелся по сердцу ответ побратима. Обнявшись, казаки двинулись по цепочке следов, ведущих от мертвого Чуприны к конюшне.

В том, что Волкич еще там, у них сомнений не было.

_____________________________

Умение действовать быстро и решительно не раз спасало Волкичу жизнь. Не подвело оно его и в схватке с немым Олафом. Несмотря на юный возраст, сын трактирщика был наделен медвежьей силой, и сумей он дотянулся до горла Волкича, по боярину пришлось бы заказывать панихиду.

Но удар копьем устранил с пути беглеца внезапно возникшую преграду. Волкич не ведал, сколько таких преград воздвигнет на его пути судьба, но твердо знал, что убьет всех, кто заступит ему дорогу к свободе.

И все же он был обескуражен, когда ворота конюшни распахнулись, и на пороге возникли Тур и Газда. При виде казаков тать похолодел от ужаса. Ему подумалось, что следом за ними в конюшню войдут стражники, и тогда ему останется лишь одно — умереть в бою.

Но у Волкича отлегло от сердца, когда он понял, что казаков только двое. Они по какой-то причине не стали будить людей Воеводы, подарив убийце надежду расправиться с ними, как незадолго до этого он поступил с сыном Харальда.

— Далеко ли собрался? — бросил ему с порога Тур.

Злобная гримаса исказила лицо татя, уцелевший глаз хищно сверкнул в полумраке.

— С дороги, холопы! — прорычал он, вынимая из ременной петли на седле боевой топор. — Смерти жаждете? Сейчас вволю наедитесь!

— Не пугай пуганых, — с холодной насмешливостью произнес Тур, — в одиночку тебе нас не одолеть. Бросай секиру, не то хуже будет!

— Ну, так отбери ее у меня, — осклабился душегуб, — сделай подарочек Воеводе!

Занося топор для удара, он двинулся навстречу казакам.

— Помни наш уговор, брат! — шепнул Газде напоследок старый Тур. — И… не поминай лихом!

В руках он держал смотанную петлями волосяную веревку, коей собирался опутать врага. С таким орудием едва ли можно было на равных противостоять секире, но по-другому казак действовать не мог. Татя требовалось связать, а не убить, а это значило, что нельзя было пускать в ход саблю.

Понимал это и Газда, посему вместо клинка, подаренного Командором Сфорца, сжимал в руке лишь «летучий змей».

— Смерть вам, холопы!!!

Взметнув над головой секиру, Волкич ринулся в бой. Первый удар предназначался Газде. Казак успел метнуть в голову татя свою веревочную снасть, но Волкич ловко уклонился от броска, и железные гирьки пролетели мимо, не причинив ему ущерба.

Секира обрушивалась на голову Газды, и избежать смерти он мог, лишь выскользнув из-под удара. Он так и сделал, но ближайший столб коновязи помешал ему отступить. Гибельное лезвие скользнуло по руке казака, распоров ему рукав зипуна, кожу и мышцы от плеча до локтя.

Секира вновь взметнулась вверх, чтобы довершить дело, но опуститься на голову Газды ей не пришлось. Видя, что побратиму грозит гибель, старый Тур бросился наперерез врагу.