— Здесь находится, по моему счету, не больше одного эскадрона, — произнесла Милица, тщательно обегая вооруженными биноклем глазами каждый двор, каждую группу расположившихся на улице неприятельских гусар.

— Верно. Я насчитал столько же. Ну, a теперь с Богом назад.

И Игорь, очень довольный результатом разведки, стал спускаться с колокольни. Он словно вырос на целую голову в эти минуты. Безгранично приятное чувство удовлетворенности живительным потоком хлынуло ему в душу. Сознание наполовину исполненного поручения несказанно радовало его. Как славно сумели они вдвоем с этой милой, смелой Милицей произвести трудную, сложную разведку, большую часть возложенной на них серьезной задачи. Если бы привел Господь так же удачно выполнить и другую… Если бы им успеть незамеченными вовремя добраться до леса и благополучно доставить капитану Любавину добытые ими драгоценные сведения!

Он взглянул на свою спутницу. Спускаясь по узеньким винтообразным ступеням колокольни, молодая девушка хранила на лице своем то же спокойствие, ту же уверенность в благополучный исход начатого предприятия.

— Ах, славная Милица! — подумал Игорь. — Действительно, родиться ей надо было бы мальчишкой, a не девушкой: сколько в ней смелости и неженской отваги!

Между тем они сошли на землю и снова направились к знакомой уже избушке.

Маринка первая вошла на крыльцо, отворила дверь и, неожиданно вскрикнув, отступила назад, похолодев от испуга.

Четыре рослые неприятельские гусара находились в избе… Двое из них держали едва стоявшего на ногах от слабости старика в разорванной в лохмотья рубахе, с простреленной грудью, о чем свидетельствовала залитая кровью повязка, и с рукой, болтавшейся на перевязи. Солдаты допытывались чего-то y несчастного хозяина избушки, на что последний отвечал лишь одними только жалобными, протяжными стонами… Двое других палашами ворошили бедные одежды, разбросанные на нарах, в тайной надежде поживиться хоть чем-нибудь на чужой счет.

Первой мыслью Игоря, увидевшего солдат, было схватить за руку Милицу и кинуться со всех ног вместе с ней за порог избы. Но в тот же миг эта мысль показалась ему дикой, безумной. Было невозможно бежать теперь: гусары могли нагнать их в несколько минут на своих быстроногих, чистокровных конях. Напротив, они должны были во что бы то ни стало сохранить возможно большее спокойствие, делая вид, что пришли сюда, зная, кто находится здесь в избе. Могли же они быть крестьянскими подростками из соседней деревни, случайно забежавшими сюда, или же вернувшимися назад в свою деревню детьми убежавших и Бог весть, где укрывшихся крестьян. Разумеется, за них они всегда смогут сойти, он и Милица…

Едва только успел незаметно шепнуть это Милице Игорь, как один из гусар, поглощенный до этой минуты ревизией тряпья на нарах, спрыгнул на пол и быстро проговорил что-то своему товарищу, не спуская глаз с молодых людей. И оба, гремя шпорами и стуча грубыми подкованными сапогами, шагнули навстречу остановившимся на пороге Игорю и Милице.

— Вы откуда? — крикнул на галицийском наречии, обращаясь к первому, огромного роста гусар.

Тот понял его вопрос, но не сумел на него ответить. Заговорить же с ним по-русски было более нежели рискованно сейчас, галицийским же наречием, так сходным с нашим языком, молодой Корелин не владел вовсе. Приходилось молчать. Тогда один из неприятельских кавалеристов наклонился к другому и произнес что-то, отчего глаза последнего окинули молодых людей пытливым, пронизывающим взглядом. Тот же гусар, который только что говорил по-галицийски, подошел ближе.

— Отвечайте же! Или y вас язык отнялся со страха? Кто вы такие? Говорите скорее… Все здешние разбежались, как кошки… A чего боятся? Войска его величества нашего славного императора воюют только с врагами и наказывают только тех, кто заслуживает кары… И если три изменника, которые остались там на площади пришли к справедливому для них концу, — это еще не значит, что должно разбегаться все глупое мужичье при встрече с нами… A впрочем, что я толкую с ребятами-молокососами… Эй, вы, отвечайте же, кто вы и откуда? Не видали ли «козей» по дороге, когда шли сюда? Да отвечайте же, говорят вам, — совсем неожиданно раздражаясь и повышая голос, гаркнул гусар.

Игорь и Милица молча переглянулись. Положение с каждой минутой создавалось много труднее и опаснее, нежели они могли этого раньше ожидать. Если бы они умели говорить хоть немного по-польски или тем смешанным языком, каким объяснялась Маринка, — нечего было бы и сомневаться в спасении. A сейчас оба они были бессильны выпутаться из нагрянувшей беды.

С невольной тревогой взглянул Игорь на девушку. Милица была очень бледна, но решительность и спокойствие разливались по её смуглому личику.

Между тем, старик, дед Маринки, едва державшийся на ногах от слабости, вдруг тяжело рухнул на колени.

— Пустите меня. Отпустите нас с внучкой, добрые господа, на волю… Мы ничем не виноваты… Видит Иисус и Его Святая Матерь — ничем. Мы не изменники, мы не предатели и почитаем как и вы, нашего общего доброго монарха… — лепетал он, едва ворочая от слабости языком.

— Молчи, старина! — прикрикнул на него высокий венгерец. — Не скули, и без тебя тошно. Ты же ни больше, ни меньше виноват, чем вся твоя деревня. Какие же вы верные слуги нашего государя всемилостивейшего Франца-Иосифа, когда скрываете казаков y себя в селении, изменяя своей родине и служа за гроши проклятым руссам!

— Не скрывали мы, видит Бог, не скрывали… — лепетал старик. — И не изменяли мы нашему императору… — шепнул он, собрав последние силы.

Но венгерцы не слушали его; они быстро-быстро лопотали что-то между собой, перебивая друг друга.

Игорь, воспользовавшись суматохой, наклонился к уху Милицы и успел прошептать ей:

— Если одного из нас схватят, другой должен бежать туда… елико возможно скорее, к нашим… Слышишь?

— Слышу.

— Бежать… ползти… Я не знаю что, но рота должна узнать итоги наших разведок и, как можно, скорей…

Милица хотела ответить, но отчаянный плач Маринки, рванувшейся к деду, заставил обернуться в её сторону молодую девушку.

Двое солдат тащили куда-то старого галичанина, приговаривая что-то на своем непонятном для молодых людей языке. В эту минуту двое других бросились к ним. Огромный венгерец, объяснявшийся по-галицийски, подскочил к Игорю и изо всей силы тряхнул его за плечо.

— Что же, развяжется y тебя, наконец, язык, мальчишка? Ответишь ты мне, наконец, откуда пришел и где видал по дороге русских? — гаркнул он, снова переходя на общее галицийское наречие и, так как юноша все еще продолжал молчать, венгерец стал трясти его сильнее и крепче.

От этого движения спрятанный на груди y Игоря бинокль выскочил и с грохотом упал на пол.

— Ба! Это что за штучка? Тэ-тэ-тэ-тэ… — не то удивленно, не то насмешливо протянул гусар, подымая с пола вещицу. И вдруг лицо его приняло торжествующее выражение.

— Да вы никак шпионы? — захихикал он торжествующим, противным смехом. — Вот оно что! Ну, что ж, золотки мои, не погневайтесь, a необходимо мне вас обыскать.

И прежде чем Игорь успел опомниться, он стоял уже между двумя венгерскими солдатами, которые быстро и ловко обшаривали его карманы… Но юноша не думал о себе. Видя, что дело наполовину проиграно, он все же нашел возможность крикнуть Милице:

— Беги, спасайся! Скажи нашим все, что успели узнать… Беги, пока тебя не схватили!..

Последние слова девушка уже поймала набегу… С быстротой стрелы рванулась она за порог двери, едва не сбив с ног других двух гусар, ведших на допрос деда Маринки, чуть передвигавшего ноги, за которым следовала рыдающая внучка. Не дав им опомниться, Милица, проскочив мимо них, вихрем понеслась по направлению картофельного поля…