Все бурно выражали свой восторг по поводу спектакля, но Брэнду хотелось услышать, что скажет Марион. Когда он подошел к ее креслу, она подняла на него глаза, в которых все еще светились искорки веселья. Затем вздохнула и сказала:

– Спасибо, что пригласили нас, мистер Гамильтон. – Она говорила официальным тоном, и он нашел это слегка раздражающим. – В будущем, – продолжала она, – когда я стану думать об этом спектакле, то буду вспоминать актрису, которая играла Беатриче. Она поистине незабываема.

Она встала, светловолосая, изящная женщина с холодной улыбкой и таким же холодным взглядом. Какой-то демон дернул его за язык.

– В будущем, когда вы станете думать об этом спектакле, я надеюсь, вы будете вспоминать меня.

Промелькнувшее в ее серых глазах замешательство доставило ему огромное удовольствие. С самого первого момента их знакомства она относилась к нему с таким почтением, словно он был восьмидесятилетним старцем. Он не страдал чрезмерным тщеславием, но все же был мужчиной. Становилось все труднее устоять перед соблазном заставить ее признать это.

Овладев собой, она рассеянно улыбнулась и подошла к своей сестре. Тактика Марион не могла не восхитить его: она отвлекла внимание молодого Кавендиша на кого-то в другой ложе, взяла сестру под руку и решительно вывела девушку в двери. Маневр был проведен безупречно.

Эмили – хорошенькая, с огромными темными глазами, густыми шелковистыми кудрями и улыбкой, которая, по мнению Брэнда, была слишком завлекающей для таких нежных лет. За ней постоянно увивалась толпа молодых щеголей, соперничающих за ее внимание.

У Марион была еще одна сестра, Феба, десятилетняя девчушка, которая ужасно нравилась Брэнду. Несмотря на хромоту, она была бойкой и энергичной.

В мыслях он называл леди Дейн просто Марион. Если не поостережется, то однажды назовет ее так и на людях, и что тогда подумает холодная и выдержанная графская дочь?

– Из нее получается отличная дуэнья, не так ли? – вполголоса заметил Эш Денисон, друг Брэнда со школьных дней в Итоне. – Для полноты картины не хватает только кружевного чепца. Тогда всем мужчинам станет ясно, что она убежденная старая дева и лучше держаться от нее подальше.

Мысль о Марион в кружевном чепце испортила Брэнду настроение. Тем не менее он тоже видел, что этот день не за горами. Хотя сейчас ей только двадцать семь, она, похоже, примирилась с положением незамужней девицы. Нет, правильнее было бы сказать, что она была довольна таким положением. Все, что она хотела от мужчины и что позволяла, – это платоническая дружба.

Понимает ли она, что тем самым бросает вызов? Он прокрутил эту мысль в голове и улыбнулся.

– Осторожнее, Брэнд, – сказал Эш. – Ты опять улыбаешься. У тебя это скоро войдет в привычку.

Брэнд повернулся к другу и состроил кислую гримасу, наткнувшись на его изучающий взгляд. Никто, глядя на Эша, не поверил бы, что он много лет посвятил службе в королевской армии и участвовал в Испанской кампании. Брэнд знал, что то были непростые годы, но Эш всегда отзывался о них легкомысленно. Сейчас, когдадаойна закончилась, он, казалось, стремился насладиться всеми радостями жизни. Он был денди и душа общества.

У Брэнда же никогда не было ни терпения, ни желания стать душой общества. Он знал, как оно непостоянно. Как незаконнорожденный сын герцога, он в свое время сталкивался с предрассудками, но это было до того, как он приобрел ряд газет во всех крупных городах Юга Англии, включая Лондон. Теперь, когда он одним росчерком пера мог разжаловать любого высокопоставленного чиновника и обанкротить любого магната, его уважали, его дружбы искали.

Он знал, люди говорят, что им движет желание проявить себя, доказать, на что он способен. Это была правда. Но он никогда не забывал друзей и тех, кто делал ему добро тогда, когда ему нечего было предложить взамен. Эдвина Ганн была одной из них. Именно для того, чтобы оплатить свой долг перед ней, он и взял Марион и ее сестер под свое крыло.

Эш ждал ответа.

– Вид красивой женщины всегда вызывает у меня улыбку.

– Я полагаю, мы говорим о леди Марион Дейн? Ты весь вечер не сводил с нее глаз.

Это дружеское поддразнивание было встречено молчанием.

– А разве она красива? – подначил Эш.

– Не в общепринятом смысле, но в ней есть шик.

– М-м… – задумчиво протянул Эш. – Если бы она позволила мне заняться ее внешностью, я мог бы сделать из нее первую красавицу. Начал бы с того, что укоротил волосы. Нам бы пришлось, разумеется, углубить вырезы ее платьев и приподнять подолы. Думаю, лучше всего она бы смотрелась в прозрачном газе. А ты как думаешь?

Эш был известным знатоком моды, и многие высокородные дамы искали его советов. На взгляд Брэнда, обретенный ими шик не всегда был улучшением.

– Ну ты же знаешь, что говорят. – Брэнд двинулся к выходу.

– А что говорят?

На театральной лестнице столпились люди, и Брэнд ощутил мимолетное беспокойство, отыскивая глазами Марион. Он расслабился, когда заметил светлые волосы леди Дейн, отливающие золотом в свете канделябров. Темная шапка кудрей Эмили мерцала, словно шелк. Затем он снова потерял их в толпе.

– Так что говорят? – повторил Эш.

– Что полезно одному…

Конец предложения повис в воздухе. Пронзительно закричала какая-то женщина. В толпе раздались испуганные возгласы. В ту же секунду Брэнд ринулся к лестнице.

Он отталкивал с дороги людей, сбегая вниз по мраморным ступеням. Марион сидела внизу, на полу, положив голову на колени. Эмили была с ней.

– Отойдите назад! – рявкнул он на обступивших ее людей. Они беспрекословно подчинились.

Он опустился на колени и дотронулся до ее плеча дрожащей рукой.

– Марион? Что случилось? Скажите что-нибудь!

Она подняла голову и посмотрела на него глазами, полными слез боли.

– Я споткнулась, – сердито проговорила она. – Не из-за чего поднимать шум.

И потеряла сознание.

Марион выплыла из окутывавшего ее тумана.

– Кто-то толкнул меня локтем в спину, – жалобно сказала она.

Мужской голос спросил:

– Кто же хотел причинить вам вред, Марион?

– Дэвид.

От одного этого имени ее голова прояснилась. Она подняла ресницы и заморгала, прогоняя пелену с глаз. Прямо перед ней было встревоженное лицо Эмили. Затем она отметила присутствие Гамильтона и, наконец, болезненную пульсацию в пальцах ноги.

Она с трудом села. Карета Гамильтона сворачивала на улицу, выходящую на Ганновер-сквер, к дому кузины Фанни.

– Вы везете меня домой? Гамильтон кивнул.

– Помимо всего прочего, вы сильно ударились головой. Когда приедем домой, я пошлю за доктором. Я уже отправил записку вашим кузенам в «Кларендон».

– В этом нет необходимости. Это только понапрасну обеспокоит Фанни и Реджи. Я всего лишь ушибла пальцы на ноге.

– Вы сказали, вас толкнул Дэвид. Она ощутила тревожный укол.

– Ничего такого я не говорила. – Затем с находчивостью, которая удивила ее саму, добавила: – А кто такой Дэвид?

Когда Гамильтон взглянул на Эмили, та покачала головой. К огромному облегчению Марион, тема Дэвида была закрыта, но Гамильтон еще не закончил расспросы.

– Вы хорошо рассмотрели человека, который толкнул вас?

– Нет. Все произошло слишком быстро. И меня не толкнули, а ткнули локтем. – Пальцы болели ужасно, поэтому у нее вышла лишь слабая улыбка. – Это все Лондон. Опасность на каждом шагу. Люди постоянно куда-то спешат. Все время приходится уклоняться от толпящихся торговцев или карет, несущихся неизвестно куда. И в театре не лучше. А пожилые лtди – это просто напасть. Бабушка лорда Денисона машет тростью так, словно погоняет коров.

Ее попытка пошутить вызвала усмешку Эмили, но лицо мистера Гамильтона оставалось каменным.

– Тут ты права, – ответила сестра. – Я видела, как она размахивает тростью. Но насчет своего падения ты ошибаешься. Я не говорю, что тебя специально толкнули, но кто-то тяжело навалился на тебя. Марион, мы держались под руки, и тебя буквально вырвали у меня. К счастью, перед тобой оказался крупный мужчина. Он задержал твое падение.