Хотя Брэнду ужасно не хотелось оставлять Марион и всю семью в мрачном унынии, окутавшем Прайори, он не мог отложить выборы и должен был неделю спустя уехать в Брайтон.

В Брайтон приехал и Эш Денисон. Он с растущим изумлением слушал, а Брэнд пересказывал события прошедшей недели.

– Мы могли бы представить смерть мисс Каттер как несчастный случай, – сказал Брэнд, – но это означало бы, что тело Ханны так никогда и не нашли бы, а уж предположений и домыслов вокруг убийства Джона Форреста было бы хоть отбавляй. Поэтому мы рассказали судье правду – голые факты, разумеется, – что мисс Каттер призналась в убийстве Форреста и Ханны. Она якобы считала, что все против нее, и нападала без предупреждения.

– Мисс Каттер! – Эш сделал глоток вина. – Просто в голове не укладывается. Она всегда напоминала мне одну из моих тетушек, этакую безобидную полосатую кошку, которая только и знает, что дремать в кресле.

– Что ж, у этой кошки были когти, – сухо отозвался Брэнд.

– И судья поверил тебе?

– Не мне. Он поверил доктору Хардкаслу и моей бабушке. Их обоих беспокоила мисс Каттер. Она всегда была непредсказуема, но в последнее время сделалась какой-то странно мрачной и стала подозревать людей в том, что ей хотят причинить зло.

Мысли Брэнда вернулись к разговору с бабушкой. Она убивалась, виня себя в нападениях мисс Каттер. Именно бабушка первая заметила растущую неуравновешенность своей компаньонки, и именно она говорила с доктором о лечении, а не мистер Форрест, как подозревала мисс Каттер. Но георцогиня категорически отвергла предложение отправить мисс Каттер в сумасшедший дом, поэтому доктор прописал слабое успокоительное. Однако, как только мисс Каттер переставала принимать лекарство, случалась беда.

Брэнд согласился с такой точкой зрения, но не до конца. Как тогда объяснить убийство Ханны двадцать лет назад? Тогда мисс Каттер еще не страдала умственным расстройством. Однако его вполне устраивало, что все считали мисс Каттер сумасшедшей и имя Роберта оставалось в стороне от всей этой печальной истории.

– Как случилось, что ты вовремя оказался в коттедже? – поинтересовался Эш.

Брэнд внимательно посмотрел на него:

– Марион умудрилась убедить мисс Каттер разжечь камин. Я увидел дым из трубы и пошел разузнать.

Он не сказал Эшу, что это больше походило на кавалерийскую атаку. Он нашел Прайори практически безлюдным, но один из лакеев сообщил ему, что Марион и мисс Каттер ушли на прогулку. Он искал их в огороде, когда увидел дым, поднимающийся из трубы коттеджа. Он думал, сердце разорвется от страха за Марион. Но это ерунда по сравнению с тем, что он почувствовал, когда увидел на лестнице маленькую фигурку, объятую пламенем. Он испугался, что это Марион.

– Значит, ты уже догадался, что мисс Каттер и есть ваш злодей? Но как?

Брэнд улыбнулся:

– Собака была отравлена.

– Что?

– Это долго объяснять, а я предпочел бы услышать, чем закончилась история с Дэвидом Керром.

Эш бросил Брэнду небольшой сверток.

– Дэвид Керр сейчас на пути в Канаду.

Брэнд развернул сверток. Изумрудные серьги и кольцо Марион упали ему в руку.

– Керр сказал правду, – заметил Эш. – Он выручил за них жалкие гроши. Ювелир сохранил расписку.

– Нам повезло, что ювелир не продал их кому-то другому.

– Изумруды он хотел подарить своей возлюбленной. Пришлось заплатить ему гораздо больше, чем он заплатил Керру. А потом я спрятал драгоценности в вещах Керра.

Эш от души рассмеялся.

– Видел бы ты его лицо, когда сыщики с Боу-стрит вошли к нему и стали обыскивать комнату. Я сунул изумруды в один из ящиков комода. – Эш ухмыльнулся, вспомнив ту сцену. – А потом его оттащили к мировому судье на Боу-стрит и обвинили в краже фамильных драгоценностей моей матери. Ничто так не приводит человека в чувство, как угроза виселицы. Я сказал судье, что сниму обвинения, если мистер Керр заплатит мне за мамины драгоценности. Разумеется, у Керра не было денег, поэтому я согласился на долговую расписку.

– Отлично сработано. – Брэнд сунул пальцы в конверт и вытащил листок бумаги.

Глаза Эша удовлетворенно блеснули.

– Расписка на сумму в десять тысяч фунтов, подписанная и засвидетельствованная. Если он вздумает вернуться в Англию или навредить леди Марион, то немедленно будет отправлен в долговую тюрьму. Это еще не все. – Эш взял сверток из рук Брэнда и вытащил два сложенных листка бумаги. – Приходские записи, как ты просил. Вот беспринципный гаденыш, а? – Эш рассмеялся. – Но не более беспринципный, чем мы, когда дело того стоит.

– Он недостоин даже презрения. Будь моя воля, я бы отдал его под суд. Смертную казнь скорее всего заменили бы ссылкой.

– Я полагаю, Марион была бы против?

– Я не хотел подвергать ее этому испытанию.

Он проглотил вздох. Все, что казалось таким простым до ужасных событий прошлой недели, теперь усложнилось. Марион только что похоронила давно потерянную тетю. В Прайори все были в трауре. Если следовать условностям, то в течение последующих шести месяцев ни о какой свадьбе не может быть и речи.

Это его совсем не устраивало. Три человека, которые по большому счету были сами виноваты в своей смерти, три человека, которые не заслуживали уважения, оплакивались теми, кому больше всех следовало презирать их.

– Как все это отразится на выборах, Брэнд? – спросил Эш.

– Что?

Эш потянулся за бутылкой кларета и вновь наполнил свой бокал.

– Полагаю, что тела, усеивающие Прайори, – единственное, о чем могут говорить сейчас твои избиратели.

Брэнд сдержал резкий ответ. Быть может, ему стоит взять пример с Эша. Возможно, и есть что-то извращенно забавное в этой ситуации. И быть может, склонность Эша обращать в шутку любые неприятности – как раз то, что нужно, чтобы стряхнуть с себя хандру.

– Насчет этого ты прав. Больше они ни о чем не могут говорить. Им интересны не мои будущие действия в парламенте, а кровавые подробности убийств мисс Каттер.

Они потягивали кларет в удрученном молчании. Эш поднялся.

– Ну и черт с ним, – сказал он. – Если тебя не изберут, это не конец света. Пойдем-ка в бар и раздавим бутылочку бренди. Это лучше, чем хандрить здесь. Если, конечно, твои избиратели не возражают против того, чтобы их кандидат пил на людях.

Брэнд тоже встал.

– Честно говоря, мне начхать на то, что думают мои избиратели. Кстати, – сказал он, – сколько я тебе должен за избавление от Керра?

Эш переступил с ноги на ногу.

– Мне пришлось заплатить его долги и дать некоторую сумму, чтобы начать новую жизнь в Канаде.

– Сколько? – стоически спросил Брэнд.

– Три тысячи, – ответил Эш.

– Три тысячи фунтов? – Брэнд был потрясен.

– Нет. Три тысячи гиней. Он умеет торговаться.

Брэнд вытаращил глаза, потом покачал головой и обнял Эша за плечи.

– Тогда две бутылки бренди, – сказал он и рассмеялся.

Настроение Марион было ничем не лучше, чем у Брэнда. Со времени его отъезда в Брайтон все трапезы Прайори стали походить на поминки, а сотрапезники – на стаю ворон. Поднимаясь по лестнице в свою комнату после одного из таких обедов, Марион была так раздражена, что хотелось рвать на себе волосы. Она чувствовала себя лицемеркой, одеваясь в черное, и даже не подумала бы надеть траур, если бы не скорбь герцогини. Три далеко не лучших человека пришли к плохому концу. Им некого винить, кроме самих себя.

Ханну в конце концов похоронили по-христиански, но зло, которое она привела в движение, все еще продолжало жить. Флора сказала Фебе, а та, в свою очередь, Марион, что Теодора упаковывает свои сундуки и уезжает жить к отцу. Новость не была неожиданной, потому что Теодора последние дни почти не выходила из своих комнат, а Роберт, похоже, поселился в доме Брэнда. Хотелось бы Марион, чтобы Брэнд был здесь. Без него семья распадалась на части, а она не знала, как это остановить.

Она долго сидела на краю кровати, перебирая в мыслях все, что Брэнд рассказал ей о Роберте, Теодоре и Флоре. Она не понимала, почему для нее это имеет такое большое значение.