Губы Виктора слегка скривились.

– Лошади – это единственное, что знает наш бедный малыш Энди, да еще, пожалуй, овцы. Заберите его из Прайори, и что мы будем иметь?

– А что мы будем иметь? – спросила Эмили. Ее пульс снова стал нормальным.

– Да ничего. Меня воротит при мысли, что когда-нибудь мы все будем лебезить перед ним: «Ах, ваша милость, герцог Шелборн!»

– Бог мой, – проговорила Эмили, – что такого Эндрю тебе сделал?

Питер Мэтьюз мягко заметил:

– Эндрю уже герцог Шелборн, Виктор, и мы должны обращаться к нему «ваша милость». А что до того, что Эндрю сделал, так они с Виктором состязались в гонках, и Эндрю выиграл.

Лицо Виктора вспыхнуло.

– Состязание было несправедливым. Он скакал коротким путем, он просто-напросто обманщик. Прошу прошения.

Он неспешно удалился и подошел к двум молодым людям, которые тоже выглядели как записные денди. Он что-то сказал, и все трое громко расхохотались. Они понаблюдали, как Эндрю уходит с выгона, ведя свою лошадь, затем, продолжая смеяться, демонстративно отвернулись.

Джинни вздохнула:

– Виктор, конечно, скотина, но Эндрю сам себе худший враг. Он ни с кем не дружит, редко посещает вечеринки, а когда приходит, никогда ни с кем не танцует. Мы как-то побаиваемся его, все-таки он герцог. Некоторые думают, что он считает себя выше нас.

– Мне кажется, он стесняется, – сказала Эмили. – И может, не умеет танцевать. – Если бы она была такой затюканной своим семейством, как бедняга Эндрю, то тоже чувствовала бы себя в обществе как рыба, выброшенная на берег. – Я знаю, что его отец умер, когда ему было одиннадцать, – продолжала она. – А что случилось с его мамой?

– О, она умерла, когда Эндрю был еще совсем маленьким, – ответила Джинни.

Это многое объясняло. Сердце Эмили затопило сочувствие к юноше. Она взглянула на Джинни и Питера:

– Идемте! Давайте немножко поддержим Эндрю.

Он даже слегка перепугался, когда они втроем налетели на него с поздравлениями, а потом застенчиво улыбнулся. Эмили умела поддерживать разговор, и неловких пауз не возникло. А еще она любого умела расшевелить. К тому времени, когда Эндрю пошел ставить лошадь в конюшню, она уже решила, что ей ужасно нравится этот парень.

Он не заставлял ее сердце трепетать, а пульс учащенно биться. Они были одного возраста, но себя она считала женщиной, а Эндрю – всего лишь мальчиком, хотя и красивым, как все Фицаланы. Чего ему не хватало, так это лоска.

И друзей. Ну, все это можно предоставить ей.

Не все оставались до конца праздника. Как на любой сельской ярмарке, толпа то наплывала, то рассеивалась. Марион больше всего хотелось оказаться дома и вытянуть ноги перед камином, но об этом не могло быть и речи. В качестве одной из гостий герцогини она чувствовала себя обязанной остаться до конца праздника, тем более что ее милость прислала посыльного сообщить, что одна из карет доставит ее с сестрами на поле, где будет разыграна какая-то давно забытая баталия между роялистами и «круглоголовыми». Это была большая честь, поскольку многим гостям предстояло добираться до места пешком.

Феба была подавлена. Она имела неосторожность, ни к кому конкретно не обращаясь, беспечно заметить, что мистер Гамильтон целую неделю не заглядывал к ним в коттедж, и это дало пищу для слухов. Теперь Марион не спускала с нее глаз.

Эмили была в приподнятом настроении. Она с нетерпением ждала битвы между роялистами и «круглоголовыми». Это звучало так романтично. Она внимательно слушала бессвязный отчет Клэрис о том, что им предстоит увидеть.

В конце концов Клэрис устало вздохнула.

– У меня лучше не спрашивать, – сказала она, – история навевает на меня скуку. Вот если бы мой Освальд был здесь, он бы ответил на все ваши вопросы.

– История навевает на вас скуку? – поразилась Феба. Марион поспешила вклиниться:

– Нам далеко ехать, Клэрис?

– Недалеко. Всего лишь на другую сторону Прайори. Прибывшая карета выглядела такой старинной, словно ее умыкнули из музея. Интересно, это Брэнд постарался? Таков его метод управления поместьем – экономия на всем? Неудивительно, что родные его недолюбливают.

Они прибыли на поле и заняли места на небольшом взгорке, с которого открывался отличный обзор. Здесь к ним присоединился мистер Льюис, новичок в Лонгбери, которого Марион встречала после церковной службы в прошлое воскресенье. Ему было не больше сорока, он говорил с непринужденной уверенностью и был достаточно красив, чтобы вызывать интерес у женщин.

Марион смотрела на поле. Брэнд был там, одетый в стальной шлем, простую куртку и короткий плащ, прикрывающий плечи. Очевидно, ему предстояло быть командиром «круглоголовых». Платье лорда Роберта в истинно роялистском стиле было гораздо пышнее. В его шляпе было больше перьев, чем в петушином хвосте. Большинство роялистов сидели верхом на прекрасных лошадях. Все «круглоголовые» были пешими. Марион сочла это несправедливым.

– Почему они стоят кругом? – поинтересовалась Феба. – Почему не сражаются?

– Они становятся в позицию, – пояснил мистер Льюис. – Видите, лорд Роберт исполняет роль короля Карла, а мистер Гамильтон представляет Оливера Кромвеля. Когда загорится костер, сражение начнется.

– Роялисты выглядят как фаты, – заметила Феба. Клэрис кивнула.

– Они смотрятся смешно, разряженные в пух и прах, не так ли? Но не забывай, Феба, мы на их стороне, поэтому ты должна болеть за них. – Обращаясь к Марион, она добавила: – Мы, Фицаланы, всегда были роялистами.

Если что-то и могло вызвать симпатии Марион, так это положение ущемленного. Она знала, на чьей она стороне.

Поскольку небо начинало затягиваться тучами, костер, к радости толпы, разожгли рано. Зарокотали барабаны, и битва началась. Правда, это был скорее балет, чем сражение. Не звучали выстрелы, не опускались копья, и использовалась лишь плоская сторона мечей. Несмотря на все это, в представлении чувствовался драматизм. Барабаны выбивали непрерывную дробь; роялисты и «круглоголовые» испускали боевые кличи, от которых кровь стыла в жилах; лошади бросались вперед и отступали; мужчины падали друг на друга, словно все происходило на самом деле, и все это время роялисты медленно отступали. Когда король и его сторонники побежали с поля и роялисты атаковали «круглоголовых», чтобы не допустить пленения короля, толпа обезумела.

Взгляд Марион метнулся к Брэнду и его отряду. Недрогнувшие и неумолимые, они шли вперед. Когда толпа начала их освистывать, Марион вдруг закричала слова поддержки. Феба взглянула на сестру и последовала ее примеру. Наблюдатели, стоявшие поблизости, перестали свистеть и недоуменно уставились на них. То же самое сделал и Брэнд, и выпад мечом, который он легко мог отразить, угодил ему в солнечное сплетение. Брэнд упал на колени. Марион страшно перепугалась, но два его товарища помогли ему подняться.

Вот когда закончился балет и началось настоящее сражение. Мечи и копья полетели на землю, шляпы с перьями в сторону, мужчины спешились или были стянуты с лошадей. Они набросились друг на друга с кулаками, словно это была обычная уличная потасовка.

Их командиры не могли остановить боя. Брэнд и лорд Роберт бегали туда-сюда по полю, растаскивая дерущихся; Эндрю, все еще верхом на лошади, сгонял убежавших лошадей в загон, а толпа кричала, свистела и улюлюкала.

– Не может быть, чтобы сражение проходило таким образом! – воскликнула Марион, повернувшись за подтверждением к мистеру Льюису, но его и след простыл. Похоже, прелестная миссис Чандос похитила его, пока никто не видел.

Клэрис ответила на ее вопрос. Ей пришлось почти кричать, чтобы ее услышали:

– Нет, конечно же! Роялисты должны выиграть эту схватку, но затронуты глубокие чувства, и битва всегда заканчивается одинаково.

– Затронуты чувства? – переспросила Эмили, стараясь перекричать рев толпы.

– Да, – прокричала Клэрис. – Лонгбери был расколот на роялистов и «круглоголовых» во времена короля Карла, и до сих пор ничего не изменилось. Почему, по-вашему, дедушка Брэнда ненавидел всех Фицаланов?