Мисс Каттер пребывала в возбуждении. Если перед этим она была необычайно тиха, то теперь трещала как сорока. Это так благородно. У нынешних молодых людей нет времени на стариков. Они не ходят гулять просто ради удовольствия, все только по магазинам или с визитами. Они всегда ездят в каретах. И так далее и тому подобное.

Марион отвечала что-то подходящее случаю, но ее мысли были сосредоточены на дороге, по которой они шли. По ней Клэрис бежала в ту ночь, когда они выслеживали привидение.

Они прошли оранжерею. Солнце стояло высоко, и было жарко. Ласточки ныряли в воздухе, словно акробаты, а над цветущими растениями жужжали пчелы и порхали бабочки.

Трудно было поверить, что в таком маленьком раю может таиться так много зла.

Несколько шагов по тропинке, и все изменилось. Сквозь густую листву деревьев солнце едва пробивалось, пятнами ложась на кусты. Здесь не было ни ласточек, ни пчел, ни бабочек. Пауки плели паутину. Лисы притаились в тени. Опасные дикие кошки щелкали хвостами, пружинясь перед смертельным прыжком.

Марион мысленно улыбнулась. Так они с Клэрис вселяли друг в друга ужас. Какими глупыми детьми они, должно быть, были.

Когда они подошли к развилке, мисс Каттер приостановилась.

– Вот эта тропинка ведет к огороду с лекарственными травами, – сказала она.

Дорожка, на которую она указывала, была выложена камнями, а тропинка к Тисовому коттеджу заросла чертополохом и крапивой.

– Я думала, мы пойдем к монастырской кафедре, – сказала Марион. – Здесь совсем рядом. Мы с Клэрис играли там детьми.

– Я вряд ли смогу спуститься по крутому склону. – Лицо мисс Каттер прояснилось. – Давайте я пойду в огород, а вы прогуляйтесь. Много времени у вас это не займет. Там особенно нечего смотреть.

Марион не думала, что им следует сейчас ходить поодиночке.

Словно прочитав ее мысли, мисс Каттер сказала:

– Если я крикну, вы услышите меня. И садовники здесь неподалеку. Ну, не задерживайтесь.

На этой бодрой ноте она зашагала по дорожке к своему огороду.

Монастырская кафедра находилась рядом с развалинами дома аббата.

Кафедра сохранилась почти нетронутой. Местные относились к ней как к святыне, которую грех уничтожать.

Марион поднялась по каменным ступенькам.

Когда они с Клэрис поджидали привидение, все было укутано темнотой, поэтому им не хватило ума сообразить, с какой высоты они упадут, если оступятся. Или, может, тогда она была смелее. Марион ничего не могла вспомнить, вот в чем беда. Никакое потрясающее открытие не осеняло ее.

Глубоко вздохнув, она закрыла глаза и унеслась мыслями в ту ночь, когда ждала в Тисовом коттедже окончания ссоры, чтобы удрать на встречу с Клэрис.

Итак, Ханна ушла из дома. Следующее, что Марион помнила, – это как она поднимается по тропинке к кафедре. Она знает, что опоздала, и гадает, ждет ли еще Клэрис. По пути она проходит мимо скульптуры первого аббата и крестится. Она не католичка, но таков ритуал, знак почитания, который придумали они с Клэрис.

С огромным облегчением она видит свет на кафедре, раскачивающийся из стороны в сторону. Клэрис ждет ее. Она взбирается по ступенькам. Они шепотом приветствуют друг друга, затем Клэрис задувает фонарь и они усаживаются на корточки и ждут.

Марион понятия не имела, сколько прошло времени и кто из них вздрогнул первым. Какая-то собака завыла, потом залаяла. Они медленно приподнялись и выглянули через бортик кафедры. Огни плыли по воздуху, направляясь к ним, потом послышались призрачные звуки, словно какой-то дух звал собаку.

Вот когда Клэрис сорвалась с места.

Марион помнила, что нырнула вниз и зажмурилась. Ужас парализовал ее. Привидение аббата приближалось, чтобы забрать ее. И собака приближалась.

Что было дальше?

Марион вспомнила, как собака лизнула ее в лицо. Пес нашел ее на кафедре, и она чуть не заплакала от облегчения. Значит, это был пес Ханны. Значит, нет никаких привидений, просто Ханна ищет свою собаку.

Она спускается с кафедры и бежит к огням, зовя Ханну. Бобик начинает выть, а Ханна не отзывается. Испугавшись, она отступает назад, затем поворачивается и убегает. Бобик не бежит за ней.

Что же она видела?

Два огня. Двух человек. Но Ханны среди них нет, иначе она бы отозвалась.

Марион открыла глаза. С высоты кафедры ей был хорошо виден огород с лекарственными травами. Она долго смотрела на него, затем перевела взгляд туда, где когда-то стоял дом аббата, и у нее перехватило дыхание. Она поняла, что тогда случилось с Ханной и что, без сомнения, это то страшное место, где покоятся ее останки.

Спуск по ступенькам кафедры оказался гораздо сложнее, чем подъем. Она ощутила приступ головокружения и ухватилась за бортик, спускаясь вниз. Она нахмурилась, когда увидела, что мисс Каттер ждет ее внизу, но очередная волна головокружения заставила порадоваться: есть кому помочь.

– Я забеспокоилась, что вас так долго нет, – сказала мисс Каттер, – и решила пойти за вами.

– Я чувствую слабость, – отозвалась Марион.

– Возьмите мою руку, дорогая, – предложила мисс Каттер, а затем засмеялась тихим, интимным смехом, от которого у Марион, как ни странно, по спине побежали мурашки. – Вот так, обопритесь на меня, дорогая, я позабочусь о вас. Я не так уж слаба, как кажусь.

Брэнд проводил судью и вернулся в библиотеку, где Роберт и Эндрю пили кофе. Он доверился им обоим, рассказав все, что знал о Ханне, и почувствовал себя гораздо лучше, разделив это бремя. Роберт немного повеселел после сна и снова стал самим собой.

– Думаю, все прошло неплохо, – сказал Эндрю. Роберт коротко рассмеялся:

– Если так можно назвать недвусмысленную просьбу никуда не уезжать. – Его лицо стало печально-задумчивым.

– Не стоит унывать. В этом есть и хорошая сторона, – заметил Брэнд. – Сэр Бэзил не знает ничего о старой истории. Он не знает о том, что ты был связан с Ханной… – Взгляд, брошенный на него Робертом, заставил его поправиться: – Что у тебя были с ней неприятности.

– Ты прав, конечно, – отозвался Роберт. – Но я думал не о сэре Бэзиле, я думал о…

– Тео? – подсказал Эндрю, и Роберт заколебался.

– Нет. О матери.

– О бабушке? – Эндрю выглядел озадаченным.

– Я всегда задавался вопросом, знала ли она о Ханне. Думаю, должна была знать. Полагаю, она верила, что у меня была с ней связь. – Он беспомощно пожал плечами. – Я не могу сказать наверняка, но порой ловлю на себе такой взгляд, который заставляет мучиться совестью. – В его глазах застыло беспокойное выражение. – Неужели она думает, что я имею какое-то отношение к исчезновению Ханны?

– Нет, – твердо сказал Эндрю. – Но тебя должна мучить совесть. Бабушка беспокоится за тебя и хочет, чтобы ты взял себя в руки. Мы все беспокоимся за тебя.

Роберт послал ему одну из своих милых улыбок.

Мысли Брэнда резко сменили направление. Он вспомнил свой первый день после возвращения в Лонгбери, когда он пришел с визитом в Прайори. Он задавал вопросы о Ханне, и бабушка, казалось, была не в своей тарелке. О да, подумал он. Георцогиня не хочет, чтобы старая история снова всплыла и на Роберта пало подозрение. Как, должно быть, страдала она все эти годы!

Брэнд сел, но мгновение спустя снова вскочил.

Понаблюдав, как он мечется по комнате, Роберт заметил:

– Ты не находишь себе места. Что случилось?

– Ничего. Просто засиделся.

Он снова сел, положил ногу на ногу, затем сменил положение.

– Тебя явно что-то тревожит. В чем дело? Брэнд пожал плечами.

– Всякие мелочи не дают мне покоя, и я не знаю, значат они что-то или нет.

– Какие, например?

– Я думал о собаке. – Брэнд на мгновение задумался. – Когда ты сказал, что встречался с Ханной в ту ночь, ты не упоминал о собаке.

– О собаке Тео, – кивнул Роберт. – Впрочем, этому псу было все равно, кто его хозяин. Его следовало назвать Казанова. Он всегда где-то бегал и мог привязаться к любой хорошенькой леди, которая его позвала. Именно так Ханна и забрала его к себе. И я не упомянул о нем, потому что его там не было. А это важно?