— Будем надеяться, что и у остальных все в порядке, — сказал Уиггинз.

Сатеруэйт кивнул. В конечном итоге, все вышло здорово. От этого у него улучшилось настроение. Сатеруэйту нравилось, когда все проходило так, как запланировано. Если не считать устаревших ракет и зенитного огня, что никому не причинило никакого вреда, операция ничем не отличалась от учебного бомбометания в пустыне Мохаве.

— Все прошло как по маслу, — подвел итог Сатеруэйт.

— Приятная прогулка, — согласился Уиггинз.

Асад Халил продолжал сжимать пальцами горло Багиры, стараясь заставить ее замолчать. Багира смотрела на него широко раскрытыми, выпученными глазами. Асад надавил сильнее, и тело Багиры задергалось под ним. Глядя в ее немигающие глаза, Асад изо всех сил сжал пальцы, досчитал до шестидесяти и только после этого убрал руки. Вот так, одним относительно простым действием, он решил и нынешнюю проблему, и все будущие.

Поднявшись, Асад завернул Коран в молитвенный коврик, забросил тот на плечо и, спустившись вниз, вышел на улицу.

Сейчас в городке не горело ни одного огонька, и Асаду пришлось пробираться к своему дому в темноте. С каждым шагом он все больше удалялся от здания, на крыше которого оставил мертвую Багиру.

Впереди лежало в руинах соседнее здание, в свете пожара Асад увидел тела мертвых солдат. Едва не споткнувшись о труп, он в ужасе уставился на тело мужчины: из проломленного черепа, носа и рта текла кровь. Асад изо всех сил старался сдержать приступ рвоты, но не смог. Затем, отдышавшись немного, продолжил свой путь.

У Асада возникло желание помолиться, но Коран запрещал это делать после совокупления с женщиной, пока мужчина не вымоет лицо и руки.

Заметив возле одного из зданий искореженную цистерну с водой, Асад подошел к ней, умылся, смыл с себя кровь и мочу. Двинувшись дальше, он все шептал цитаты из Корана, молясь за безопасность матери, сестер и братьев.

Он шел и вдруг заметил пожар в том месте, куда направлялся. Асад ускорил шаг, а затем побежал.

На бегу Асад подумал, что сегодняшняя ночь началась с греха, а заканчивается адом. Похоть привела к греху, а грех привел к смерти. Это Сатана послал проклятие ему и Багире, но милосердный Аллах сохранил ему жизнь. Теперь надо было молиться, чтобы он сохранил жизнь и его семье. С запозданием он подумал, что надо бы также помолиться за семью Багиры и за Великого лидера.

Пробираясь через руины Эль-Азизии, шестнадцатилетний Асад Халил понял, что и Сатана, и Аллах послали ему испытания. Из этой ночи греха, смерти и огня он выйдет мужчиной.

Асад Халил продолжал бежать к своему дому. В этом квартале людей было гораздо больше — солдаты, женщины, дети бежали либо медленно брели, словно оглушенные, а некоторые стояли на коленях и молились.

Асад свернул за угол и остолбенел. Ряд оштукатуренных домов, в одном из которых он жил, выглядел совершенно иначе. Тут до него дошло, что на окнах нет ставней, а улица перед домами засыпана обломками. Но еще более странным показалось то, что лунный свет проникал сквозь распахнутые окна и двери. Внезапно Асад понял: крыши обрушились вниз, а двери, окна и ставни повыбивало и снесло взрывами. «Аллах, умоляю, нет…»

Асад почувствовал, что теряет сознание, поэтому глубоко вздохнул и побежал к своему дому. Споткнувшись о куски бетона, он выронил молитвенный коврик, но не стал поднимать его и подбежал к дверному проему. Несколько секунд он стоял на пороге, не решаясь войти, а затем рванулся в дом, туда, где находилась гостиная.

Крыша целиком обрушилась в комнату, засыпав пол, ковры и мебель кусками бетона, деревянными балками и штукатуркой. Асад поднял голову и увидел небо. Аллах милостивый…

Он снова глубоко вздохнул и постарался взять себя в руки. У дальней стены стоял деревянный шкаф, который его отец когда-то смастерил своими руками. Асад пробрался через руины к шкафу, отыскал в нем фонарик и включил его.

Обведя мощным узким лучом комнату, он теперь увидел полную картину разрушений. Однако фотография Великого лидера, висевшая в рамке на стене, осталась цела… Это несколько ободрило Асада.

Он понимал, что надо пойти в спальни, однако не мог заставить себя, зная, что может там увидеть. Наконец Асад сказал себе: «Ты должен быть мужчиной. Должен посмотреть, живы они или мертвы».

Он двинулся к арке, которая вела в заднюю часть дома. Кухня и столовая разрушены точно также, как и гостиная. Асад заметил, что все тарелки и керамические чашки слетели с полок. Затем он выбрался в небольшой внутренний дворик, откуда три двери вели в спальни. Сначала Асад толкнул дверь своей спальни, которую делил с пятилетним Эсамом и четырнадцатилетним Кадиром. Эсам родился уже после смерти отца, поэтому был любимцем матери и сестер. Когда Эсам заболел, сам Великий лидер распорядился доставить к нему доктора-европейца. Кадир, который был всего на два года младше Асада, выглядел старше своих лет, иногда их по ошибке принимали за близнецов. Асад часто мечтал о том, как они вместе с Кадиром пойдут служить в армию, станут настоящими воинами, а потом военачальниками и помощниками Великого лидера.

Дверь поддалась с трудом, и Асаду пришлось протискиваться через узкий проем. В спальне стояли лишь две кровати — кровать Кадира, засыпанная бетонными обломками, и кровать Эсама, поперек которой лежала огромная балка.

Асад добрался через руины до кровати Эсама и опустился возле нее на колени. Под тяжелой балкой он увидел раздавленное, безжизненное тело брата. Асад закрыл лицо ладонями и заплакал. Когда ему удалось взять себя в руки, Асад пробрался к кровати Кадира. На ней возвышалась целая гора бетонных обломков и штукатурки. Пошарив лучом фонарика, он увидел торчащую из-под обломков руку и инстинктивно схватился за нее, но тут же отпустил.

Из груди Асада вырвался долгий мучительный стон, он упал грудью на кучу осколков, покрывавших кровать Кадира, и закричал. Сколько это продолжалось, Асад не помнил. Немного придя в себя, он поднялся на ноги.

Перед тем, как покинуть комнату, он обернулся, осветил фонариком место, где стояла его кровать, и замер, пораженный. Там, где он лежал всего несколько часов назад, все было погребено под огромной бетонной плитой.

Пройдя через дворик, Асад толкнул дверь в комнату сестер, и она упала, сорванная с петель.

Его сестры, девятилетняя Адара и одиннадцатилетняя Лина, спали здесь вместе на двуспальной кровати. Адара была озорным ребенком, и Асад очень любил ее. Он заботился о ней как отец, а не как старший брат. А Лина отличалась серьезностью и трудолюбием, радуя своими успехами школьных учителей.

Сразу Асад не мог заставить себя осветить фонариком место, где спали сестры, или даже взглянуть на него. Он постоял, закрыв глаза, помолился, затем навел луч фонарика на кровать и вскрикнул от ужаса: та была перевернута, а вся комната выглядела так, словно здесь произошло землетрясение. Задняя стена обвалилась, и по едкому запаху Асад понял, что бомба взорвалась совсем близко.

Асад медленно двинулся вперед, но внезапно замер, остолбенев. Луч фонарика наткнулся на оторванную голову с обуглившимся лицом и почти сгоревшими волосами. Асад даже не мог определить, Лина это или Адара.

Рванув к двери, он споткнулся, упал, затем, перелезая на четвереньках через груду обломков, почувствовал, как ладонь коснулась кости и мяса.

Очнулся Асад уже во внутреннем дворике. Он лежал на земле, свернувшись клубком, не желая, да и не в состоянии двигаться. Где-то вдалеке ревели сирены, шумели автомобили, кричали люди, выли женщины. Асад понял, что в течение нескольких следующих дней будет много похорон, придется рыть много могил и много молиться.

Так он и лежал, оцепеневший от горя. От потери братьев и сестер. Наконец попытался встать, но ему удалось только доползти до комнаты матери — двери не было, ее сорвало взрывом.

Асад с трудом поднялся на ноги и вошел в комнату. Обломков на полу было мало. Он заметил, что крыша уцелела, однако создавалось впечатление, что все в комнате было сдвинуто к дальней стене, в том числе и кровать. Он бросился туда. Мать лежала на кровати, подушек и одеяла он не увидел, а ночную рубашку и простыни покрывал слой серой пыли.