Маршрутка мигом домчала меня до нужного высотного дома, где на первом этаже находилось наше «Зеленое» кафе.

Посетителей почти не было. Я подошла к стойке и протянула руку к меню. Женщина-бармен в зеленой легкой рубашке и юбке до колен обернулась. Она меня узнала, хотя я не была у них почти три года, и огляделась в поисках Антона.

— А где ваш… — женщина удивленно приподняла брови, оглядывая зал.

— Я одна.

Бармен понимающе кивнула:

— Пришли бы чуть пораньше… ваш друг заходил, посидел полчаса и ушел. Вы не встретились?

— Нет. — Я поспешила пройти к нашему любимому столику возле водопада и уткнулась в меню. Сердце больно пульсировало в висках.

Один шаг, одно слово, полчаса…

Эти полчаса я потратила на ненужных мне людей, на подружек, на Петрова — фигуры, которые препятствуют завершению игры.

Мне принесли кусок шоколадного торта и холодный коктейль.

Я люблю влажный запах и шум воды. В огнях зеленой подсветки блестящие прозрачные струи льются с самого потолка и ныряют в небольшой бассейн, где плавают искусственные листья кувшинок. На одном из них сидит коричнево-зеленая лягушка. Я всегда говорила Тоше, что она как раз под цвет его глаз, и смеялась. Не знаю, было ли ему смешно?!

Избаловаться так легко. Сегодня он украдет ради тебя деньги, позволит называть себя дурацким прозвищем, завтра закроет глаза на все твои дурные поступки, а послезавтра ты непременно решишь, что тебе все позволено. Но «не тех» слов, «не тех» дел когда-нибудь накопится слишком много, и тогда даже секундная пауза, два случайных, необдуманных слова могут стать последними.

Мне приятно сознавать: всего полчаса назад Тоша сидел за этим самым столиком и, наверное, думал обо мне. Разве пришел бы он сюда по другой причине?

Я верю, наше воссоединение — дело времени, но не знаю, сколько его понадобится. День, два, месяц, год, целая жизнь? Когда что-то ломаешь, следует помнить: не все легко починить, особенно если испорченный предмет нельзя сдать в ремонт. Свое сердце можно вручить врачам, только они будут бессильны пинцетами вырвать из него любовь. Чувства не поддаются лечению, не слушаются слов родителей, учителей, они невнушаемы и в противостоянии делаются лишь сильнее.

Торт тает во рту, черный шоколад с приятным хрустом ломается под давлением чайной ложечки. Я раньше частенько говорила, будто жить не могу без сладостей. Антон смеялся над моими словами. «Не станет на свете сладостей, и будешь жить, куда же ты денешься?!» — утверждал он.

А ведь и правда, куда?

Я думала, что не могу жить без Антона, но никогда не говорила ему об этом. Сказал бы он: «Уйду я, и будешь жить, куда же ты денешься?!» Может быть, но скорее всего, пообещал бы не оставлять меня. Это так просто…

— Ники, скорее! Мы уже опаздываем! — крикнула из прихожей мама.

— Сейчас-сейчас! — проорала я в ответ из своей комнаты, подбегая к зеркалу. На мне длинное, до пола, обтягивающее белое платье. Волосы убраны в прическу, несколько завитых локонов спускаются по шее на обнаженные плечи. Я хороша, но чего-то не хватает. Не пойму, чего именно!

Как знала, нужно было одеваться за два часа до выхода. И вроде не копуша, но свадьба мамы случается не каждый день, хочу выглядеть на все сто. Желательно не лет!

Я подошла к столу, открыла шкатулку с украшениями и порылась в ней. Мой взгляд остановился на колечке, лежащем в самом углу, и сердце сжалось. Больше года назад я сняла цепочку, на которой его носила, и с тех пор не прикасалась к Тошиному подарку.

— Ники, машина уже у подъезда! — вновь послышался мамин голос.

Я нерешительно переминалась с ноги на ногу и смотрела в шкатулку, а когда мама стукнула мне в дверь, проносясь по коридору, я быстро взяла кольцо. «Ближе тебя нет никого», — промелькнули выгравированные на внутренней стороне слова. Мои пальцы когда-то могли крутить колечко, как хулахуп на талии, а теперь…

Я надела кольцо на безымянный палец правой руки, и оно подошло идеально. У меня даже дыхание перехватило от волнения. Свадьба, белое платье, кольцо, безымянный палец правой руки. Насмешка судьбы?

Я примерила на палец левой руки, но колечко медленно поползло вниз.

Мама ворвалась в комнату и гневно уставилась на меня.

— Ники!

Я спрятала руки за спину:

— Уже готова.

Мама одета в шелковый костюм персикового цвета. Подвенечное белое платье с фатой в своем возрасте она посчитала нелепым. Жаль, мне кажется, из нее получилась бы образцовая невеста — красивая и молодая. Все, кто видят мою маму, с трудом верят, что у нее есть взрослая дочка.

Я незаметно надела кольцо, мы вышли из парадной, где у подъездной дорожки нас ждал черный лимузин, и сели в машину.

— Волнуюсь, как школьница, — переводя дыхание, призналась мама.

— Дима классный, — пробубнила я, в который уже раз за последнюю неделю. А сама волнуюсь не меньше. Тетя Оля подружка невесты, а ее сын… Я не видела Антона уже две недели, и мне кажется, готова взвыть от тоски.

До загса мы доехали за двадцать минут, а там я вверила маму заботам тети Оли и ее нового ухажера, высоченного дядьки с усами.

Интересно, он нравится Тоше?

Сколько ни крутила головой по сторонам, Антона увидела лишь в зале. Заботливая мама посадила нас на разных рядах. Он был облачен в черный костюм и белую рубашку, светло-русые волосы тщательно расчесаны и зализаны назад. Красивый, очень красивый. Не то что Петров, тот картинка, а Тоша живой.

Он улыбнулся мне и долго не отводил взгляда.

Заиграл марш Мендельсона, моя мама с Димой остановились посреди зала, и женщина — та, что вместо священника в загсах, — начала зачитывать речь.

Согласен, согласна…

В зале столько гостей, дышать нечем!

Вот на нашу с Тошей свадьбу…

Ха! Размечталась! Сперва будет неплохо хотя бы помириться.

Но когда-нибудь мы обвенчаемся, и на церемонии будем только я и он, ну и священник, конечно. А еще бескрайний океан, пустынный пирс и огромные чайки, парящие в темно-синем небе. Свадьба — это праздник двоих, к чему столько шума и множество лиц?

На загсе увеселение для гостей не закончилось. Все мы поехали в храм, где мама с Димой решили обвенчаться после того, как поставили печати в паспорта.

Церковь оказалась небольшой и очень уютной, это намного лучше напыщенной позолоты загса. На этот раз мы с Антоном сидели совсем близко, по обе стороны от его мамы. Она сказала нам находиться рядом, но не пояснила зачем.

Я прикрывала ладонью палец с кольцом, мне было неловко, что кто-то может его заметить. Глупо. Разве не для того я его надела?

Церковь внушает уважение, вызывает внутренний трепет. В загсе я ничего не почувствовала, а тут, в окружении икон, витражей из цветного стекла, при звуках голоса священника, меня охватило страшное и одновременно волнующее чувство, как будто я прикоснулась к вечности.

Мама под руку с Димой двинулась к выходу из храма, тетя Оля скомандовала нам с Тошей следовать за ней. Перед ступенями разместился фотограф со своей камерой на треноге.

Меня поставили чуть впереди Димы, а Антона с другой стороны, возле моей мамы. Усатый ухажер тети Оли поднес мне клетку с двумя голубями — черными с белыми крыльями.

Я совсем позабыла о своей просьбе, а мама запомнила. Усатый Леонид Андреевич вынул одного голубя и подал мне, а затем пошел к Антону. Я сжала в ладонях голубя, вцепившегося в меня холодными когтистыми лапками, и посмотрела на маму — та улыбалась. Дима немного наклонился ко мне и шепнул:

— Еле нашли таких.

— Спасибо, — одними губами промолвила я.

— Приготовились, — попросил фотограф.

Мы с Антоном одновременно подкинули голубей в небо и посмотрели друг на друга.

— Отлично! — крикнул фотограф.

Я смотрела в каре-зеленые глаза и улыбалась, не было сил скрывать, как я счастлива.

Два черных голубя, взмахивая белыми крыльями, улетели в небо. А мы с Антоном продолжали стоять, завороженно глядя друг на друга.