«Придётся туда переться», - я посмотрел на здание, которое посчитал за столовую. Просто дальше не видел смысла искать ценные вещи в небольших строениях, где отдыхали рядовые, как я думаю, сектанты. Кейс и баллоны должны быть рядом с руководством, как очень ценные трофеи. А руководство может отдыхать в самом большом здании, оно же и выглядит получше и почище, чем все маленькие домики, в которых не везде стёкла целы и внутри полно мусора, набившегося за те годы, что лагерь стал стабом в Улье.
Хотя… тут я задумчиво посмотрел на машины, раздумывая над тем, а не могли ли дети Улья хабар с внешников оставить в салоне автомобилей, в том же автобусе. Но охраны там не было, если не считать ремонтников, которые голые по пояс, уже измазанные в грязи и старом масле, ковырялись под капотами. Или вещей там нет, или командиры этой группы, устроившей засаду на колонну внешников, уверены в своих бойцах на сто и один процент.
Только хотел заглянуть в салон автобуса, как ремонтник, что возился с его двигателем, спрыгнул с бампера и забрался в салон, через несколько секунд с треском завёлся мотор. Тут же рядом с единственной открытой дверью встал второй из механиков сектантов и что-то стал выговаривать или сообщать напарнику по ремонту. Теперь мимо него внутрь никак не проскользнуть.
«Ладно, после столовой загляну», - решил я.
Когда взбежал по всего трём ступенькам, то под ногами хрустнули кусочки раскрошившегося бетона. Если бы не мой Дар, который не только картинку, но и звуки вокруг меня убирает для чужого сознания, то внутри бы меня могли и услышать.
Двойные деревянные двери были распахнуты настежь, но открыты так совсем недавно, судя по кучкам мусора, которые они сгребли во время открывания, и более-менее чистому порогу внутри здания.
Проскочил короткий, но широкий коридор, который закончился перед ещё одной парой дверей, но не деревянных, а из мощных алюминиевых полос и мутных листов оргстекла, покрытых сотнями мельчайших трещин. Материал был настолько стар, а света внутри здания было так мало, что увидеть сквозь эти двери что-либо было невозможно. Обе двери были прикрыты, и мне пришлось потратить некоторую часть бесценного времени, которое отсчитывалось в моих висках, чтобы убедиться в безопасности прохода. Всё-таки, сектанты могли повесить на створки… нет, не гранату на растяжке, но пару колокольчиков, которые сотнями лежат в любом рыболовном магазине – запросто.
«Чисто… отлично».
За второй парой дверей расположился обеденный зал, заставленный большими пыльными деревянными столами и лавками. На некоторых до сих пор стояли алюминиевые чайники с железными ржавыми ручками, подносы с гранёными стаканами, перевёрнутыми вверх донышками, керамические белые солонки и перечницы.
«Сколько же здесь цветного металла!», - проскочила случайная и неожиданная мысль у меня в голове. Были в моей юности моменты, когда я с группой товарищей занимался поиском, сбором и передачей в пункты приёма различного металлического хлама. От старого самовара, тридцать три раза перееханного трактором в поле и оттого плоского, как монетка, и медных кровельных листов, до выкопанных сотнях метров провода для высокого напряжения в тех местах, где начинались стройки предприятий, но в связи с перестройкой заброшенных и забытых.
- Привет.
Чужой голос прозвучал громом в ушах, заставив вздрогнуть всем телом и даже чуть-чуть присесть, будто получил по голове.
Резко обернувшись в сторону голоса, я увидел молодую женщину, моложе тридцати лет и очень, просто очень красивую, с располагающим к доверию лицом. Брюнетка, лицо у неё было чуть вытянутое, на высокий лоб опускалась короткая чёлка, прочие волосы она стянула в хвост на затылке. Я видел и страшных девушек, и средненьких, общался с такими, которых считали королевами красоты школы, двора или улицы, видел на концертах молодых певиц и женскую группу подтанцовки, которые вышли из рук лучших визажистов, что прибавили им по триста процентов к природной привлекательности. Но никогда не видел ту, что могла сравниться в красоте и тем более превзойти эту темноволосую женщину. Почему-то мне захотелось увидеть её глаза, которые она, как и часть лица, скрыла большими солнцезащитными очками с тёмно-дымчатыми стёклами.
- Привет, - машинально ответил я. – А…
- Тихо, иди за мной, - спокойно ответила незнакомка, прервав меня на полуслове, и поманила за собой. Мы прошли через весь зал, остановились перед широкой деревянной дверью, в которую женщина ударила несколько раз костяшкой указательного правого пальца, после чего потянула ту на себя, не дожидаясь ответа. – Проходи.
И я зашёл, оказавшись в небольшой узкой комнате с потолками около трёх метров и площадью метров десять, не больше. Там стояли два древних шкафа, из деревянных брусков и фанеры, крашеных светло-коричневым лаком, уже облупившимся и отвалившимся больше чем наполовину. Широкий стол из массива дерева и даже на один взгляд тяжёлый, как чёрт знает кто. На одной стене висели треугольные красные флажки с золотой каймой, пыльные настолько, что цвет едва угадывался, а прочитать, что же там вышито было и вовсе невозможно. В одном из шкафов, обладателе стеклянных дверей, виднелись серебристые кубки, какие дают за спортивные достижения. Всё это я ухватил одним взглядом, после чего всё внимание было приковано к единственной обитательнице кабинета. Именно обитательнице, так как назвать её хозяйкой будет, наверное, не очень правильно.
- Не мог сразу заглянуть сюда, мальчик? – поинтересовалась та дребезжащим старческим голосом. – Я устала ждать.
Я промолчал, не обращая внимания на неё. Рядом с красавицей, которая привела меня в этой запылённый кабинет, образчик эпохи, которой нет уже несколько десятилетий, новая собеседница выглядела кошмарно и вызывала омерзение.
Для начала, ей было лет шестьдесят, а короткие редкие волосы она окрасила в светло-сиреневый цвет с фиолетовыми кончиками. Потом женщина неумело пользовалась косметикой, посчитав, что «кашу маслом не испортить», в итоге тонна «штукатурки» только сделала её лицо ещё хуже. И последнее – ей было лет шестьдесят!
- Афина, ты плохо работаешь, - покачала она головой.
- Слушайся её, - произнесла моя проводница и холодно улыбнулась или даже усмехнулась. – Понял?
- Да, - кивнул я и насилу оторвал от неё взгляд. Не выполнить её просьбу я не мог, это было… кощунством, что ли. Посмотрев на бабку, я как можно нейтральнее, произнёс. – Я не знал, что меня тут ждут.
- А если бы узнал? – прищурилась она. – Поспешил бы сюда?
- Нет, - честно ответил я. – Рванул бы подальше во все лопатки.
Та покачала головой и поцокала языком, после чего поинтересовалась:
- Как тебя зовут, мальчик?
Почему-то я вдруг вспомнил, как это «мальчик» произносит лысая подруга Данилы из «Брата-2», когда они с сумкой, полной валюты, летели в Россию из США.
- Сервий.
- А раньше, до того, как Улей призвал тебя? Уж уважь пожилого человека, люблю я знать имена новых знакомых, те имена, что им родители подарили.
- Тарас.
- Тарас, - она, словно покатала моё старое имя на языке, как сочную ягоду перед тем, как раскусить. – С древнего греческого оно означает – возбуждение, возбуждать. Думаю, наши миры достаточно близки друг к другу, со всеми языками, народностями, правилами. Тарас - возбуждающий… как это символично, - тут она провела взглядом по мне от макушки до ботинок. Мне показалось, что её глаза просветили меня насквозь, как рентген. – Кто дал тебе имя любимца богини удачи? Кто твой крёстный?
- Крёстная, - поправил я ей. – Это одна женщина из Атлантиса.
Та удивлёно вскинула вверх левую бровь.
- Атлантис? Как же ты со своими товарищами далеко забрался, - покачала она головой. – И зачем? Только чтобы выполнить задание рвачей из Института, которые относятся к нашему дому, к хозяину и отцу – Улью, как к вещи. За это они и те, кто с ними соприкасается, страдают. Вот как вы, Сервий.