Он выглядел уставшим, словно не спал по меньшей мере сутки и вообще, будто только что проснулся. Лицо помятое, а под глазами пролегли синяки. На нем обычные камуфляжные штаны и черная футболка. В правой руке цветной пакет, а в левой — коробка с тортом. Между прочем моим любимым — шоколадным!

Вот же сволочь, основательно подготовился!

Сложив руки под грудью, хмурюсь.

— Чего приперся?

Да, я не самая гостеприимная хозяйка, но и он не Бред Питт, чтобы встречать его со всеми почестями. Мне даже почти плевать, что мой внешний вид больше напоминает «бомжостайл». Измайлов видел меня и в более худшей интерпретации. Зареванную, с ужасными, чёрными подтеками под глазами и пьяную кстати тоже.

Но один раз. Это был день рождение Матвея, мне тогда только четырнадцать исполнилось. Первый и единственный бокал шампанского, после которого я два дня умирала от головной боли.

Веселое было время, легкое. Матвей постоянно находился рядом, оберегал, поддерживал, заботился…

С тех пор прошло много лет и обиды перечеркнули всё хорошее, но ни смотря ни на что, то время я вспоминаю с теплотой. Иногда грущу, чаще — улыбаюсь. Практически не плачу, хоть и тоскливо на душе. Приход Измайлова как флешбек в прошлое. Раньше он здесь появлялся чаще, чем в собственном доме, именно поэтому мне в миллион раз сложнее видеть этого парня на своей территории.

— Ты всех гостей так встречаешь, или я особенный? — С легкой иронией интересуется Матвей.

— Ты в моем доме нежеланный гость, так что оставь свою фамильярность при себе.

— Прежняя Лера мне нравилась больше. — В его голосе проскальзывает легкая грусть, а глаза не отрывно смотрят в мои. Мне не нравятся эти гляделки и я перевожу взгляд за его спину, рассматривая обшарпанную стену, покрытую зеленой краской. В самом углу есть надпись «мы живем, чтобы любить и любим, чтобы оставаться счастливыми». Она написана корявым неразборчивым почерком, который я смогу узнать из миллионов других. Это писал Измайлов лет в пятнадцать наверное. До сих пор помню, как старательно он вырисовывал каждую буковку и сердце сжимается в тиски. Боже, да если подумать, каждый уголок на этаже напоминает о Матвее, не считая моей квартиры. Там он заклеймил всё! Куда не посмотреть — везде Мот мерещится. Вот что значит друзья детства. Сейчас уже понятно — бывшие друзья, но сам факт!

— Прежней Леры больше нет, забудь. Говори зачем пришел и проваливай.

— Что, даже чаем не угостишь или так и будем топтаться на пороге?

Впустить его — значит остаться наедине, разделить одно время на двоих. Я к этому не готова, особенно если учесть нашу последнюю встречу в кабинете, после которой вопросов в моей голове прибавилось с лихвой.

— Ты думаешь, после всего я стану распивать с тобой чаи?

Хмурится. За живое задело. А я не собираюсь останавливаться. Привалившись плечом к дверному откосу, продолжаю:

— Измайлов, вот каким был самоуверенным индюком, таким и остался. С одним лишь исключением — раньше меня это устраивало.

— А сейчас?

— А сейчас всё равно: что ты, где ты, вообще плевать. Отстань ты от меня и прекрати свои нелепые попытки наладить контакт. Это бесполезно.

Матвей молчит, и на первый взгляд кажется абсолютно спокойным. Но от меня не укрылось, как тяжело он дышит и как дернулся его кадык. С какой силой крепкие ладони сжимают пакет с тортом. Как в глазах пропадают беззаботные искры, сменяющиеся огорчением. Я слишком давно знаю этого парня, и даже разлука в пять мучительных лет ничего не изменила. Для меня он всё тот же мальчишка, с кудрявыми волосами и зелеными глазами. Хоть и чужой уже. Я могу на многое закрыть глаза, но предательство — самый главный мой триггер. Этот отпечаток наложили родители, наверное поэтому я не могу отпустить прошлые обиды. Ведь когда-то мне казалось, что Матвей никогда не поступит так со мной Даже мыслей подобных не возникало. Но увы, я ошиблась. Так бывает. Жизнь в принципе штука сложная и нестабильная. Сегодня мы счастливы и любимых, а завтра — преданы и унижены. Вот такая вот петрушка. Мне не понятно одно — почему именно я становлюсь жертвой этих обстоятельств? Почему все, кого люблю, так или иначе уходят из моей жизни? Родители, Матвей, бабуля с дедулей, Кристина… Что я делаю не так?

— Лер, я пришел не ругаться, а навестить больную сотрудницу. — Он снова собран и решителен. В этом весь Измайлов. Отличное качество. Я вот например так не умею.

— Навестил? До свидания.

— Я не уйду!

— Будешь стоять под дверью как верный пес Хатико? — чеканю с усмешкой.

— Почему под дверью? Я всё еще жду более радушный прием. Учти, не впустишь — зайду сам.

Ну надо же, какой важный. Зайдет он!

— Вали давай, иначе закричу и тогда набегут соседи. А они церемонится с тобой долго не будут, сразу полицию вызовут.

— Ага, уже трясусь — с легкой улыбкой на губах отвечает Измайлов и делает шаг вперед, отчего я автоматически отступаю на шаг назад позволяя парню полностью просочится в квартиру. Пользуясь моей минутной растерянностью, он закрывает дверь, ставит на пол пакет, а на тумбу коробку с тортом и снимает кроссовки. Уверенный, я бы даже сказала самоуверенный в своем превосходстве, Измайлов нагло улыбается спрятав ладони в карманах джинс.

— Чего ты добиваешься? — Цежу сквозь зубы горя острым желанием отлупить этого болвана за подобную наглость.

— Разве непонятно? Забочусь о своей сотруднице.

— И о всех сотрудниках ты так заботишься?

— Нет, ты первая, но с чего-то же надо начинаться, правда? Глядишь, превращу в свой личный ритуал, может работать эффективнее станут.

Говорить с Матвеем бесполезно, выпихивать из квартиры — тем более. Он раза в четыре меня больше и сильнее естественно. Но я его не боюсь, а вот себя очень даже. Поняв, что в словесной перепалке я проигрываю, шумно вздыхаю и молча ухожу на кухню. Меньше чем через минуту он появляется рядом. Вальяжно располагается на стуле и внимательно осматривает помещение. С тех пор, как Измайлов уехал, квартира потерпела небольшие изменения. На кухне и в спальне я освежила обои и поменяла шторы. А еще прикупила несколько комнатных цветов, чтобы реанимировать свое жилище.

— На моей памяти, ты терпеть не могла кактусы — замечает Матвей, разглядывая игольчатое растение на подоконнике.

— Зато с ним проблем нет и поливать практически не нужно — озвучиваю логичную мысль, из-за которой я его в принципе и купила. Ответственность — не самое моё сильное качество, поэтому я до сих пор не решаюсь завести животных, хоть и безумно люблю кошек. Матвей об этом прекрасно знает, поэтому и удивляется столь заметным переменам.

— На тебя похож — улыбается бывший друг — Такой же колючий.

— А ты плющ садовый — язвлю я — Как прицепишься, аж бесит.

Матвей начинает заливисто хохотать и мои губы в порыве эмоций ползут вверх. Он весь такой легкий, непринужденный, и совсем не изменился, словно не было этих пяти лет. На время я позволяю себе заглушить старые обиды и просто наблюдаю. Несомненно, за такой длительный срок, Матвей изменился — как внешне, так и в характерном плане. Он стал более заматеревшим, где-то серьезным и властным. Не таким как Дима конечно, но вполне достойным. Мне нравится его новая стрижка, она выражает глубину зеленых глаз и подчеркивает лицо. А еще он хорошо целуется.

Так, стоп, а это-то тут причем? Почему из моих мыслей до сих не выветрился наш поцелуй? После вчерашних искрометных фейерверков, Матвей должен был остаться размытым пятном. Но подсознание решило по своему. Его не обманешь…

Признаю, да, меня задело поведение Мота. И даже не потому что он мой друг в прошлом, хотя и это наложило свой отпечаток, а потому, что тот поцелуй вызвал противоположный эффект действительности. Я не оттолкнула вовремя по причине личного порыва и желания. Это не пугает, ведь мне на него всё равно, но настораживает, что само собой не есть хорошо.

Если человек способен взыграть твоим эмоциям — ты в полной заднице. А если это еще и бывший, лучший друг, то умножай весь этот звездец на два и получишь верное решение, которого у меня конечно же нет. Как и нет логичного объяснения, почему я до сих пор не могу забыть наш поцелуй.