— Нэш.

Рыдание вырвалось из ее горла. Она плакала от облегчения, потому что он остался жив, от стыда, потому что придется посмотреть ему в глаза.

— Ну давай. Пора убираться отсюда к чертям собачьим.

Она покачала головой, ничего не соображая:

— Я не могу.

Как она может с ним уйти? Ведь он тоже враг. Сара опять покачала головой. Она попыталась высвободиться из его рук:

— Пусти меня! Пусти!

— Сара, послушай меня! Не было никакого пари. Я солгал. Ты меня слышишь? Я солгал.

— Что?

— Не было никакого пари!

Нэш поднял ее на ноги. Колени у нее опять подкосились, но она призвала на помощь все свои силы, чтобы спуститься с оставшихся ступеней.

Она чуть не споткнулась о тело своего мужа.

Донован лежал на полу, вокруг валялись осколки одной из его драгоценных старинных ваз.

— Он м-м-мертв?

Помоги ей бог, она не могла скрыть нотки надежды, прорвавшейся в голосе.

— Нет, и будет зол, как черт, когда оклемается. Они были уже у самой двери, когда Нэш вдруг остановился, и она налетела на него по инерции.

— Ворота, — сказал он. — Ты можешь их отпереть?

Сара не сразу поняла, что он имеет в виду, но потом заметила его машину, оставленную за запертыми воротами. Она набрала код на электронной панели, и ворота открылись. Они побежали по подъездной аллее, причем Нэшу пришлось тащить ее за собой. Он открыл дверцу с водительской стороны, втолкнул ее в машину и сам последовал за ней.

— Вот…

В руке у нее вдруг оказался револьвер Донована. Холодный. Тяжелый. Она со страхом уставилась на оружие. У нее мгновенно возникло желание его уронить. Или выбросить в окно.

Заведя двигатель, Нэш включил заднюю скорость.

— Спрячь револьвер под сиденье. Засунь его куда-нибудь.

Они развернулись и рванули вперед. Старая машина накренилась на ходу. Борясь с центробежной силой, Сара ухитрилась спрятать револьвер под сиденье.

Закрыв глаза, она откинулась на спинку сиденья, сердце у нее бешено билось.

Они стремительно летели по улицам. Где-то по пути Сара впала в полудремотное состояние. Временами ей казалось, что они действительно летят по воздуху, что они оторвались от земли и кружат над Чикаго.

В лицо ей ударил поток теплого воздуха из обогревателя, и она очнулась. По ее телу пробежала дрожь. Еще и еще раз. Голос Нэша доносился до нее как будто издалека.

— Мы остановимся в “Дырявой луне”. Тебе надо переодеться в сухое.

В сухое? Она и забыла, что одежда на ней мокрая.

Она устала.

Безмерно устала!

Но она была в безопасности.

* * *

— Как это получается, что ты вечно мокрая, а я пытаюсь тебя согреть?

Голос Нэша — веселый, шутливый.

Сара сидела у него на кушетке, уставившись на трещину в стене.

Нэш переодел ее в свои джинсы и свитер, достававший ей чуть ли не до колен, со слишком длинными рукавами. Ни трусиков, ни лифчика. Его одежда прямо на ее обнаженной коже. Он сам ее одел. Деловито и ловко.

За это она была ему благодарна. “Благодарна, — сказала она сама себе, — потому что, если бы он проявил нежность, я просто развалилась бы на куски”. И все же… все же ей не хватало нежности. Ничего на свете ей не хотелось так сильно.

Час назад Сара была готова умереть. Теперь она сидела напротив человека, который помог ей почувствовать себя живой. Который смертельно ранил ее своим предательством.

Пари.

Правда или ложь?

Что бы это ни было, ей все равно было больно. Правда или выдумка, все равно это было сделано специально, чтобы причинить ей боль.

— Так. Ну-ка встань. — Нэш взял ее за обе руки, заставил подняться, задрал свитер выше талии. — Подержи, чтоб мне не мешало.

Она покорно взялась за задранный подол. Нэш продел потертый кожаный ремень в петли на поясе джинсов, затянул, потом одернул свитер:

— Мы же не хотим, чтобы джинсы с тебя свалились по дороге. Сара села:

— Нет, этого мы не хотим. Он закатал рукава свитера. — Ну вот, теперь ты похожа на одного из персонажей Доктора Зюсса [28].

Доктор Зюсс… В детстве она обожала стишки и картинки Доктора Зюсса. “Кошка в шляпе”… “Рыбка раз, рыбка два”… “Как Гринч украл Рождество”… Сара покачала головой.

— Мой любимый писатель.

Нэш протянул ей пару носков. Она взяла их, не понимая, зачем они нужны. Шерсть. Серая толстая шерсть. Сара поднесла носки к лицу и понюхала.

— Они чистые, клянусь, — смутился Нэш.

Шерсть. Она обожала запах шерсти. Надежный запах. Теплый и уютный запах. Запах из другого мира, из другой жизни.

Сара прижала носок к щеке. Колется. Настоящая деревенская шерсть.

Нэш нервно откашлялся.

— Послушай. — Он сел рядом с ней на кушетке, поднял ее ногу, поставил ступню к себе на колено. Забрал у нее носки. — Это носки, — сказал Нэш, помахав ими у нее перед носом. — Их полагается надевать на ноги.

Они оба были поглощены парой шерстяных носков, вытеснивших из сознания другие, более неотложные вещи.

Такие, например, как обезумевший от злобы Донован Айви, к которому она должна вернуться.

Или пари Нэша. Ей жизненно важно было узнать, правда это или нет.

Возможности человеческого разума не беспредельны. Сара отложила размышления на другое время, когда у нее будут душевные силы во всем разобраться.

Нэш начал согревать ей ноги, растирая ступни ладонями. Потом он натянул на них носки, словно она была маленьким ребенком, который сам одеваться еще не в состоянии.

Саре хотелось нежности, но она не могла совладать со своими собственными чувствами. Только не сейчас. Слезы щипали ей глаза. Она спустила ноги с его колен, чтобы Нэш не увидел, чтобы ничего не заметил, подошла к окну и выглянула, раздвинув пальцами жалюзи.

— Т-там темно.

Голос у нее дрожал, слова давались ей с трудом. Только теперь она почувствовала, как болят все мышцы. Сказывался недостаток сна.

— Это бывает.

— Да… так бывает. Только что было светло, оглянуться не успеешь, уже темно.

— Солнце всходит и заходит.

Молчание. Говорить было больше не о чем. Потом Нэш задал вопрос, которого она так боялась:

— Ты хоть раз говорила кому-нибудь?

— А как ты относишься к переходу на летнее время? Знаешь, некоторые люди его терпеть не могут.

— Ты говорила кому-нибудь? — настойчиво переспросил Нэш.

— Мне нравятся летние вечера, когда в девять вечера еще светло, — продолжала Сара, словно не слышала его. — А как начнет смеркаться, появляются светлячки. Мне всегда хотелось знать: может, их крылышки светятся и днем, только мы не видим? А ты об этом думал?

— Сара…

Жалюзи закрылись со щелчком.

— Я пыталась. У меня ничего не вышло, ты понял? Так что давай не будем об этом.

Даже стоя к нему спиной, она чувствовала напряжение, владевшее им.

— Ты могла бы сказать мне, — тихо проговорил Нэш.

Трогательная забота, прозвучавшая в его голосе, едва не заставила ее сдаться, но Сара вовремя вспомнила про его пари. Она прошлась по комнате. План. Ей нужен план действий.

— Вот уж не знала, что ты поклонник Доктора Зюсса. Как это получилось? — спросила она, сама не думая, что говорит. Ей нужно было отвлечь его от неприятного вопроса.

—Я когда-то читал моей… — Нэш умолк. — Ладно, неважно.

— Нет, скажи мне. Ты когда-то читал… Ее голос замер на полуслове. Она начисто забыла, о чем говорила только что, увидев лежащую поверх бумаг в выдвинутом ящике с картотекой глянцевую фотографию восемь дюймов на десять. Это была ее фотография. Та самая, сделанная на берегу.

Медленно, как будто ее рука принадлежала не ей, а кому-то другому, Сара взяла фотографию. На снимке она была все равно что голая. Хуже, чем голая. Ее мокрое платье стало совсем прозрачным и облепило ее тело, как вторая кожа. Она повернулась к нему, держа снимок в руке. — Сказать тебе? — переспросила она. — С какой стати? Чтобы прочесть об этом в завтрашнем выпуске вашей газетенки? Разве ты не для того берег это фото, чтобы опубликовать его рядом с такой заметкой? А может, у тебя другие планы? Может, ты пишешь заметку о том пари? Снимок будет прекрасной иллюстрацией.

вернуться

28

Доктор Зюсс — псевдоним Теодора Зюсса Гайзела, писателя и иллюстратора популярных детских книг.