— Римас? — с вкрадчивыми нотками произнес он.
— Филипп? — в точности копируя тон ведьмака, переспросил инквизитор и нарочито помедлил, прежде чем повернуться. — Верховный судья посчитал, что его присутствие при аресте будет некорректным, и прислал меня.
— Какая удобная формулировка, — хмыкнул Филипп. — Ты, кстати сказать, этажами ошибся. Старейшины внизу.
Он выразительно посторонился в дверях и кивнул, предлагая поляку убраться из спальни. Инквизитор насмешливо склонил голову, соглашаясь с требованием, но, прежде чем удалиться, бросил в мою сторону последний взгляд. В глубине холодных глаз скользнуло противоестественное любопытство, и я поежилась.
Римас сделал шаг, ныряя в пустоту, однако Филипп сухо произнес:
— Через дверь, пожалуйста.
Фигура инквизитора мигнула, и снова стала видимой.
— Как скажешь, господин Гордон.
Надо сказать, их взаимная вежливость скорее походила на хамство. Поляк специально назвал Хозяина Вестича по фамилии отца. Похоже, он желал особо подчеркнуть, что подчиниться его заставляет единственная причина — парень является начальственным сынком.
В напряженной тишине прошелестел плащ, и пришелец выплыл из комнаты.
— И, Римас, — Филипп остановил его в дверях, — в следующий раз стучись прежде, чем войти в Сашину спальню.
Инквизитор изобразил на лице подобие любезной улыбки, вернее, чуть изогнул уголки бескровных губ, а в помещении на несколько градусов упала температура. Перешагнув через порог, посланник растворился в воздухе.
Я перевела дыхание, а спальня пришла в движение. Одновременно с треском захлопнулась дверь, громко щелкнул замок, и наглухо закрылись портьеры.
— Ты в порядке? — с сочувствием уточнил Филипп.
— Совершенно точно, я не в порядке! — вымолвила я и растерла лицо ладонями, стараясь отогнать страх.
— Иди сюда. — С мягкой улыбкой кивнул парень и расставил руки.
Я приблизилась, чувствуя страшную слабость, уткнулась лбом в измятую рубашку, позволила себя обнять.
— Скоро все закончится, — вымолвил Вестич, покрепче сжимая мои плечи. — Потерпи немножко.
— Немножко — это пока тебя не арестуют?
Филипп не стал ни спорить, ни уговаривать меня. Вместо этого, он отстранился и попросил:
— Накинь что-нибудь. Они хотят тебя видеть.
Оказалось, что Римас и не думал спускаться на первый этаж, а поджидал нас в коридоре. Проницательный взгляд на мгновение остановился на моих дрожащих руках, когда я на ходу лихорадочно застегивала пуговицы вязаной кофты.
— Новорожденная ведьма выглядит несколько испуганной. — Заметил поляк, последовав за нами. Он держался позади, как телохранитель при важных персонах (или охранник при арестантах?), и в настороженной тишине шелестел его длинный плащ.
— Если бы у тебя было все в порядке с эмоциями, то, на месте Саши, ты бы тоже выглядел несколько испуганным, — хмуро отозвался Филипп, недвусмысленно намекая, что все инквизиторы были лишены душевных переживаний. Никаких сожалений, угрызений совести, ни капли человечности. Их чувства консервировались и исчезали, как когда-то у Кошки.
— У нее нет причин для волнений, — вымолвил Римас. — Я здесь, чтобы обеспечить ее безопасность.
— В таком случае, прекратите говорить обо мне в третьем лице! — выпалила я, оглянувшись через плечо. Инквизитор приподнял темные брови, вероятно, обозначив тем самым удивление.
— Саша, остынь! — Филипп предупреждающе сжал мой локоть и едва заметно покачал головой.
— Сорри, — не слишком уважительно фыркнула я себе под нос. Инквизитор растворился в воздухе, так и не услышав извинений, только в спину, растрепав волосы, ударила холодная волна.
За ночь холл заметно изменился. С мраморных плит практически исчезла сетка мелких трещинок. Стены вернули гладкость, только в некоторых местах сохранились неровные островки кракелюра. Незнакомый ведьмак, приподняв очки, с интересом изучал глубокий спиральный след, прочерченный на полу. С тем же вниманием гость сфокусировал на нас смоляные глаза, когда мы с Филиппом спустились со второго этажа.
На дверях в гостиную застыли охранники, и их осанистые фигуры окружали черные ауры. В толще призрачных оболочек клубился и закручивался в спирали дым. Я случайно дотронулась рукавом до кокона, и послышался едва заметный треск. Обожженные шерстяные ворсинки на кофте свернулись в катышки, и пахнуло паленым.
— Осторожно, — пробормотал Филипп, отодвигая меня от стража.
Когда мы вошли, то комната заволновалась. От чужих людей, собравшихся здесь, веяло по-настоящему мощной магией. Сила читалась во всем: в выразительных лицах, холодных глазах, жестах. Если бы ее можно было почувствовать физически, то, несомненно, меня бы шибануло чудовищным разрядом тока.
Заккари, стоявший у окна, потирал подбородок и отчаянно старался скрыть растерянность. Он заметно нервничал рядом со Старейшинами и, похоже, чувствовал себя случайным гостем в незнакомой компании.
Мы с Филиппом не успели и шагу ступить, как возник Римас. Я только запнулась от неожиданности, когда прямо перед моим носом небрежно мелькнул край черного одеяния. Он стремительно выскользнул из пустоты и, не замедляя шага, пересек комнату.
Появление инквизитора ознаменовалось изумленным молчанием. Точно загипнотизированные, присутствующие наблюдали за польским посланником. Тот неторопливо стянул плащ и небрежно бросил его на спинку дивана. Не обращая внимания на возрастающее напряжение, Римас невозмутимо поправил ладно сидящий траурный костюм, одернул манжету белоснежной рубашки с запонками.
— Приветствую властителей города, — как будто спохватившись, инквизитор поднял голову. Даже мне, несведущей в ведьмовской политике, стало ясно, что он издевался над Старейшинами.
— И чем же мы обязаны присутствию инквизиции? — раздался тихий властный голос. Высокий старик, за которым я подсматривала из окна, отвернулся от каминной полки, где теснились семейные фотографии Вестичей.
— Старейшина Громов, и вы здесь? — Римас скривил бескровные губы в подобии улыбки. Изображая фальшивые эмоции, поляк напоминал плохого актера.
Исподтишка я покосилась на властителя города, которым, как Бабой-Ягой, пугал меня Филипп. Старейшина сунул в рот сигарету и, для чего-то сложив руки домиком, прикурил от обычной зажигалки. Делая глубокую затяжку, он очень по-человечески прищурил глаз, спасаясь от едкого дыма. Честно говоря, настоящий Громов никак не соответствовал злодейскому портрету, давным-давно нарисованному в воображении.
— Здравствуй, молодой человек. — Старейшина выпустил облачко дыма, и по комнате распространился сигаретный душок.
— Я не более чем гарантия, что никто не нарушит условия сделки, — пояснил Римас.
От его слов у меня испуганно сжалось сердце. Какая еще сделка?!
— Хитро, — хмыкнул Громов с непередаваемо довольным видом и, вытянув руку, стряхнул пепел с сигареты в огромный камин.
— Никто и не собирался нарушать условия, — раздраженно прогудел бородач в ярко-алой мантии. В седых тенях, наполнявших комнату, покровы, казалось, полыхали. На груди Старейшины переливался драгоценными камнями медальон с изображением волка.
— Это было бы глупо. — В стальных глазах инквизитора блеснул лед. — Но ответьте, зачем глубокоуважаемые Старейшины города пожелали видеть новорожденную ведьму?
— Любопытничают, — невесело усмехнулся Филипп.
Бородач что-то заговорил по-польски, резкое и быстрое. Строчил, как пулемет, проглатывая слова. Мне оставалось лишь беспомощно озираться по сторонам, вглядываться в чужие лица вслушиваться, стараясь понять значение незнакомых слов. Неожиданно я посмотрела в глаза Громова. Подобно инквизитору, он загораживал воспоминания белым экраном с мелкими помехами, и у меня заломило виски.
Старейшина выдохнул тонкую струйку сигаретную дыма и что-то вымолвил с ироничной улыбкой. Вдруг все разом замолчали. Филипп заметно напрягся и, сам того не понимая, до боли стиснул мое плечо. Я тупо хлопнула глазами, не сразу догадавшись, что они ждут какого-то ответа, и, храбрясь из последних сил, пробубнила: