На удивление, Орлов был совсем невысокого роста, неприятен и полнотел. Нервно жестикулируя, он что-то быстро бормотал, склонившимся к нему слушателям.

— Маргарита упоминала, что ее отец приезжает в город? — нахмурившись, спросил парень у матери.

— Не помню. — Женщина озадаченно покрутила головой, пытаясь высмотреть главу приволжского клана. — Может быть, Розе что-нибудь говорила? А разве он здесь?

— Я на минуту. — Фил решительно направился к троице.

С появлением лишних ушей разговор оборвался, отчего повисла неловкая пауза. Собеседники с неудовольствием воззрились на пришельца, не торопясь обменяться дружественными рукопожатиями или хотя бы светскими любезностями.

— Извините за вторжение. Господин Орлов, я хотел бы представиться. Филипп Вестич. — Парень изобразил до приторности вежливую улыбку, впрочем, никак не растопившую лед в синих глазах прерванных мужчин. — И мне приятно, наконец-то, познакомиться с вами лично. От имени своей тетки благодарю вас за то, что позволили своей дочери остаться в Гнезде…

— Вестич, о чем ты? — грубо перебил витиеватую речь приволжский гость. — Зная твою репутацию, я бы на пушечный выстрел не подпустил тебя к своей дочери! Но, к счастью, у нас с женой только сыновья!

Обескураженный отповедью Филипп слету и не придумал, как выйти из конфузного положения, но тут в темноте прокатилась волна возбужденных шепотков. Секунду спустя, через арку в заволновавшийся зал вошли Старейшины. Как по приказу, все присутствующие сняли капюшоны, открывая лица.

Кристаллы в углах зала набрали мощь, и на сводах потолочного купола растянулись длинные тени. В черно-желтом пространстве все цвета насытились, отчего резало глаза, а обстановка приобрела четкую карикатурность. Улыбки превратились в оскалы, морщины — в шрамы, а радужки засветились потусторонним мерцанием.

Народ терпеливо дождался, пока пятеро правителей города займут места в центре круга, а затем принялся рассаживаться по лавкам. Со смертью деда Луки, кресло с гербом Вестичей опустело. Теперь, устраиваясь на холодный камень рядом с матерью, Филипп понимал, что навсегда потерял трон избранных. Отказываясь жертвовать человеческой подругой в угоду блестящему будущему, парень делал осознанный выбор и не жалел о нем.

Некоторое время продолжалась возня, и, наконец, все смолкло.

— Хозяин Вестич? — Острый, как бритва, взгляд Старейшины Громова нашел молодого человека среди прочих. — Ваш трон пустует.

По залу прокатился изумленный рокот, сменившийся оцепенелым безмолвием. Властители в недоумении переглядывались, но противоречить Громову, вероятно, опасались. Парень заколебался, представляя, как взбесится Заккари за то, что его очередная мечта досталась сводному брату.

— Иди! — едва слышно процедил блондин. — Это наш шанс.

С непроницаемым выражением на лице Фил поднялся, и в гробовой тишине зашуршал стеснявший движения плащ. За всю жизнь ведьмаку не приходилось чувствовать такой скованности, как в тот момент, когда под прицелом десятков ненавидящих взглядов он, потерявший семейную Силу, обычный человек, впервые уселся на не принадлежавшее ему место. Трон оказался ледяным и столь же неудобным, как парадные одежды.

— Никогда не забывайте, рядом с кем ваше место, Вестич. — Громов изогнул брови и, дождавшись от Филиппа скупого утвердительно кивка, провозгласил: — Объявляю Совет открытым!

Его голос раскатистым эхом вознесся к прогнившим потолочным балкам.

Сложенная вчетверо записка лежала в заднем кармане джинсов.

«Пожалуйста, дождись меня. Ф.»

Дом опустел. В комнатах царила такая тишина, что по спине бежали мурашки. В воздухе еще ощущался пронзительный, вызывающий оцепенение холод, который обычно приносили с собой инквизиторы. Пытаясь оживить телефонную линию, я несколько раз нажала на рогатый рычаг стилизованного под старину аппарата, однако трубка упрямо молчала.

Рассеянный взгляд пробежался по гостиной, остановился на напольных часах. Маятник исправно качался, анкерный механизм отмерял время. Было почти девять утра. Наверное, родители сходили с ума, и, чем дольше оттягивался разговор с ними, тем сильнее ныло под ложечкой.

Обычно по утрам Роза работала над романом. Надеясь, что тетка Вестич поможет мне воскресить севший мобильник, я направилась в библиотеку. В холле, на гербе, исчерченном спиральным шрамом, темнели бурые пятна крови. Вспомнилось искривленное болью, мистически красивое лицо польского посланника, и узел в животе стянулся еще сильнее. Человек, рожденный палачом, сыграл новую роль: ангела-хранителя для обычной человеческой девчонки. И спасибо, что он так отлично с ней справился!

Постучавшись в закрытую дверь библиотеки, я так не дождалась разрешения войти и осторожно заглянула внутрь. В комнате витал неприятный запах табачного перегара. Сквозь щелки между задернутыми портьерами едва пробивались полоски солнечного света. Тетка Вестич лежала на диване в неудобной позе, безвольно свесив слабую руку. Неожиданно показалось, что женщина не дышит.

— Роза?! — Перепугавшись до смерти, я бросилась к ведьме.

Ее лицо заливала смертельная бледность, щеки впали, но на ледяном запястье прощупывалась ровная нитка пульса. Похоже, писательница крепко спала. На полу у дивана стоял стакан с перепачканным губной помадой краем, а на дне темнел вязкий круг какой-то жидкости. Приблизив стакан к носу, я уловила специфический запах, резковатый и горький.

— Это белладонна, — прозвучал звонкий голосок Маргариты, заставивший меня резко вскинуться. Скрестив руки на груди, она стояла в дверях. Невольно в глаза бросился крупный рубиновый перстень, отчего-то поблескивающий даже в полумгле.

— Я подумала, что Роза в коме, — чувствуя себя идиоткой, призналась я и поднялась с коленей.

— Коньяк и ядовитая красавка — адская смесь. Она не проснется, даже от пушечного выстрела. — Не сводя с меня острого, как бритва, взгляда, девчонка медленно вошла в комнату. — А ты вчера наделала шороху.

Любые попытки восстановить в гудящей голове события прошлой ночи вызывали панику. На самом деле, мне вовсе не хотелось знать того, что произошло.

— Я плохо помню, что было вчера, — уклончиво отозвалась я и полезла в карман джинсов за разряженным мобильником. — Ты не наберешь мне номер, а то домашний телефон не работает?

— Конечно.

Со странной улыбкой девушка забрала разряженный аппаратик. Ее пальчики с аккуратными ноготками сжали телефон, камень на перстне засиял ярким кроваво-красным огоньком. На меня нахлынуло туманное воспоминание о том, как та же изящная рука протягивала кинжал с длинным лезвием, украшенным руническим орнаментом. Ошеломленно моргнув, я подняла глаза на Марго. Та с любопытством изучала заставку с фотографией Филиппа на ожившем от колдовства телефоне.

— Как по-человечески глупо… — Она издевательски изогнула одну бровь.

— Найди в спинке номеров «мама», — проигнорировав замечание, холодно попросила я.

— Ты знаешь, что сегодня суд над Заккари?

— Конечно, — не дрогнув, соврала я и почувствовала, что снова теряю голос. В горле запершило и загорелось, как от жгучего перца.

Девчонка неторопливо просматривала телефонную книгу в мобильнике, изучая сохраненные имена. Каждое движение пальчика, гладившего сенсорный экран, отзывалось вспышками в гранях рубина на кольце. Мерцание гипнотизировало, не давая отвести глаз, и перед мысленным взором замелькали вчерашние события. Они с бешеной скоростью отматывались назад, начиная с пробуждения посреди полутемного холла.

Кровь инквизитора. Маргарита, вкладывающая в мою руку кинжал. Полная народа станция метро, самый край платформы. Скорченное ненавистью лицо Яна. Подвеска с уродливой черной жемчужиной, висящая на венчике настольной лампы. То самое украшение, которое мне прислала ниоткуда возникшая соперница…

— Держи, — обрывая поток воспоминаний, проговорила она. Вздрогнув, я забрала аппарат и прижала к уху. Из динамика доносились длинные гудки. Один-второй-третий. Отступив на шаг, я незаметно сбросила вызов.