Дора не спала до утренних стаявших звезд.

— Война без пощады… Заплачут по прежним временам… Дань будут платить золотом, полотном, мехами, медом, породистыми жеребцами… Острите мечи! — опьяненная запахом близкой и жестокой схватки, мстительно говорила она в темноту ночи воображаемому войску, собираемому Сохором, и смеялась своим визгливым смехом, неприятным, как холод металла…

Огромными прыжками Рогач мчался по замку. Его грозный вид и лай наводили ужас на обитателей замка, и все спешили уйти с его дороги. Муха во весь дух улепетывал от него, крича на бегу:

— Ана! Ана!

Рогач настиг его у самых покоев Аны, ударил тяжелыми лапами в спину и, завалив, со злобным рычанием принялся трепать. Защищая руками лицо и горло, Муха не мог воспользоваться своим крошечным кинжалом и только надрывался истошными воплями. Ана рывком распахнула дверь и, встав на пороге, крикнула:

— Рогач!

Дернувшись, как от удара плети, пес разжал челюсти, а когда девушка подскочила к нему и замахнулась, съежился, припав к полу. Карлик несвязно причитал, ощупывая окровавленными ручками свой разодранный камзол из зеленой парчи, сшитый для него Аной.

— Убей его, Ана… — все всхлипывал он, пытаясь приставить к месту оторванную полу.

Ана не ударила Рогача. Словно очнувшись ото сна, она удивленно взглянула на скулящую у ее ног собаку и страдальчески сдвинула брови.

— Рогач… — тихо позвала она и, склонившись, осторожно прикоснулась к голове пса.

В страхе прикрыв глаза, Рогач сотрясался мелкой дрожью, потом, словно решившись, покорно опустил голову и подставил Ане шею…

— Уйди! — с непонятной яростью закричала девушка и бросилась в свои покои. Муха отполз в сторону, кое-как поднялся и заковылял вслед за ней.

Необыкновенной красоты свадебное платье, благоухающее неземными ароматами и украшенное по низу цветами из драгоценных камней, само было похоже на волшебный цветок, неожиданно распустившийся в этом мрачном замке. Оно стояло на деревянной подставке в комнате Аны. Золотая сетка, нежная, словно сотканная из паутины, и усыпанная круглыми изумрудами, покрывала пышную юбку из тончайшей драгоценной тафты, белой, как пена, а расшитый жемчугом узкий корсаж переходил в высокий прозрачный воротник, колеблющийся при малейшем дуновении.

— Его начали шить в тот день, когда я родился. Его шили для тебя. Примерь его… — обходя платье со всех сторон и любуясь им, говорил Далибор Ане, которая безучастно сидела в кресле. На полу у ее ног пристроился Муха. — Ты слышишь? — Ана кивнула. — День выбора невесты — старый обычай, и мы должны его чтить, даже если я уже выбрал свою невесту. Примерь платье. Боюсь, оно будет тебе немного велико, ты так похудела, — озабоченно сказал король. — Швеи подгонят его по твоей фигуре. Ана, слышишь?

Ана встала из кресла, в нерешительности постояла и, словно лишившись последних сил, опять села. Король остановился перед ней, пристально посмотрел ей в лицо и помрачнел.

— Не нужно, Далибор… Я не хочу его мерить, — вымученно произнесла девушка, глядя через его плечо.

Король обернулся. За спиной у него никого не было.

— Почему ты так обращаешься со мной? — тихо сказал он. — Ты измучила меня своими капризами. Ты сама не знаешь, чего хочешь. Тешишь свою непомерную гордость, не считаясь с теми, кто любит тебя… — Он заговорил громче и раздраженнее. — О чем ты думаешь? Ты когда-нибудь видела себя со стороны? — Ана молчала, опустив глаза, но даже и теперь королю казалось, что она не слышит его. — Посмотрись в зеркало! — закричал король. — Ты спишь на ходу, ходишь, как пьяная… ощупывая вещи руками, не понимая, что держишь в руках! О чем ты грезишь? Что пытаешься забыть? Надень это платье, или я разорву его в клочья! Разрежу на куски! Прямо сейчас!

Ана взглянула на него. В ее черных глазах промелькнуло страдание, и взгляд снова сделался безразличным. Король перевел дух и замолчал надолго, расхаживая по комнате и иногда поглядывая на девушку. Муха настороженно следил за королем и что-то сердито шептал.

— Почему ты все время смотришь на свои руки? — не скрывая раздражения, спросил король. — Разве ты не знаешь, что это плохая примета?

— Не знаю…

— Это к смерти. Перестань смотреть на них! Зачем ты это делаешь?!

— Они болят, — глухо сказала Ана. — Посмотри… Мне кажется, или они и вправду черные?

Далибор подошел к ней, взял ее ладони в свои и посмотрел. Потом сел за стол и обхватил голову руками.

— Они не черные, — раздельно произнося каждое слово, ответил он.

… Этой же ночью, холодной и ветреной, дождавшись, когда замок погрузится в темноту, Ана взяла Муху за руку и, стараясь ступать бесшумно, пошла в конюшню. Ее качало от слабости. Ветер встретил ее тихим радостным ржанием. Ана с трудом оседлала его и вывела во двор.

Там, с факелом в руке, с непокрытой головой стоял король. Из окон башни, уже освещенных светом свечей, украдкой смотрели люди. На глазах у всех король встал на колени. Пурга яростно набрасывалась на огонь, пляшущий в его руке, и заметала белой пылью его черный плащ.

— Не оставляй меня… — полным страдания голосом произнес он. — Я не смогу без тебя жить… любимая…

Ана больным взглядом смотрела на короля и стояла, не зная, на что решиться. Король поднялся с колен, осторожно высвободил из рук Аны поводья и кинул их подбежавшим слугам. Потом взял Муху за руку с другой стороны, и они втроем медленным шагом вернулись в башню.

Утром гонец из дальнего поселения привез в замок страшную весть. Он был измучен тяжелой дорогой и отморозил на руке два пальца, но, отказавшись от горячего медового напитка, поднесенного ему с дороги, поспешил в тронный зал, где его уже ждал король.

— Война! — скорбно склонив в поклоне голову, сообщил он.

Тотчас во все концы королевства устремились гонцы с приказом Далибора вооружаться и собираться в войско.

— Зачем я отпустил Бивоя? — говорил король Ане. — Куда он отправился? Как назло… И все лучники ушли с ним. Восемьдесят человек. Что ж, это судьба… Бивой станет моим преемником. Ведь после меня не останется наследника. Я уже распорядился.

— Бивой скоро вернется, — сказала Ана.

— Завтра, когда мы уйдем, тебя укроют в лесах, в моем тайном убежище. Урсула будет опекать тебя.

— Твоя нянька ненавидит меня. Зачем ты посылаешь ее со мной?

— Она предана мне. Я возьму с нее слово, что она позаботится о тебе.

— Ты вернешься!

Король задумчиво смотрел на Ану.

— С этой войны не вернется никто. Это знают все. Но разве ты слышишь в моем замке плач и горькие стенания? Каждый из нас унесет с собой как можно больше жизней наших врагов. — Он нежно погладил Ану по щеке. — Об одном я жалею — ты не успела стать моей женой. Моя королева…

При этих словах Далибора Ана, не сумев скрыть отчаяния, заплакала:

— Я буду ждать тебя…

— Мы уже пришли к соглашению с Сохором. Страна бедна… и он понимает, что невыгодно еще больше разорять ее, жечь… Будет одна большая битва. На южной границе, в Трехречье… День пути отсюда.

Ана подняла на него заплаканные глаза.

— Правда? И будут соблюдены обычаи?

Король кивнул. Ана поднялась из кресла и порывисто обняла его.

Прощание дружины с обитателями замка, молчаливое и сдержанное, было омрачено неприятным событием — прошедшей ночью платье невесты исчезло из покоев Аны. Слуги безуспешно обыскали весь замок. Король был разгневан, но Ана, как могла, успокаивала его:

— Мое синее платье ничуть не хуже. Его даже не придется перешивать…

— Эта кража — позор… Красть у короля… — Давая выход гневу, король яростно затягивал свой пояс из дубленой кожи, пробитый серебряными гвоздиками. Тонкие цепочки, скрепляющие на нем золотые бляхи, нежно звенели.

— Мне все равно, в каком платье я выйду за тебя замуж, — сказала Ана.

— Ты никогда не говорила мне, что любишь меня, — дрогнувшим голосом произнес король.

— Ты не собирался на войну…

Король горько усмехнулся.

— Понимаю… Это жалость к отправляющемуся на смерть.