«Всё-таки от тебя можно спрятаться, Велиал, — констатировал Ларссон. — Можно, если очень постараться…»

Он взял шестую папку и стал внимательно просматривать записи за вторую половину 1997 года. Как сообщил ему де Каэрдена, в тот год, 19 августа по имперскому календарю, с Грани Джехути была похищена шестнадцатилетняя Небхет Аштой, и в Вышнем Мире не сомневались, что её похитили слуги Велиала — причём именно с целью насильно подвергнуть Чёрному Причастию, а не для того, скажем, чтобы принести в жертву. Ларссон не понимал, откуда у Вышних такая уверенность, если они совсем ничего не знают о дальнейшей судьбе девушки. Ривал де Каэрден уклонился от ответа на этот вопрос и сказал лишь, что у них есть веские основания так полагать.

И в самом деле — Вышние оказались правы. Даже их догадка насчёт причастности к этой истории МакГрегора подтвердилась. Хотя сам он не имел отношения ни к похищению, ни к последовавшим за сим обрядом Чёрного Причастия, однако в начале октября по приказу Велиала взял на своё попечение Небхет Аштой, которая была уже на втором месяце беременности. Она ждала дочь, а стало быть, не представляла большой ценности, но всё равно МакГрегор увидел добрый для себя знак — ведь из этого следовало, что повелитель высоко оценил его работу с Визельдой и посчитал, что он лучше всех других слуг подходит для такого задания.

А задание оказалось весьма и весьма непростым. Если для Визельды всё обошлось просто сильной психической травмой, то Небхет в результате совершенно тронулась умом, и любая медицина была здесь бессильна. МакГрегору пришлось держать её в своём замке, где он и его подчинённые постоянно присматривали за ней. В мае 1998 года Небхет родила крепкую здоровую дочь, после чего стала абсолютно бесполезной, и МакГрегор, не желая больше возиться с ней, принёс её в жертву. А девочку нарёк Тарой и отдал на воспитание чете чёрных магов, которые проживали неподалёку, на Грани Фрисланд.

Шесть лет назад, когда была сделана последняя приписка к этой главе, Тара по-прежнему жила вместе с ними и считала их родными отцом и матерью. Если за это время с девочкой ничего не случилось, то сейчас ей как раз девять лет, и на следующий учебный год она сможет поступить в школу Ильмарссона. С учётом того, что Тару воспитывали чёрные маги, она представлялась более подходящей кандидатурой, хотя её юный возраст не позволял рассчитывать на быстрый успех — и, наверное, только поэтому Велиал задействовал Герти. Но теперь, если информация Локи соответствует действительности, Тара будет включена в игру в качестве запасного варианта. Или того хуже — как замена для Герти…

Размышления Ларссона прервало хлопанье крыльев. Он поднял глаза и увидел, что к нему приближается чёрная птица неопределённой видовой принадлежности — то ли крупный ворон, то ли небольшой орёл. Подлетев, птица опустилась на камень в нескольких шагах от Ларссона, сложила крылья… и, не удержав равновесия, грохнулась наземь.

Ларссон тихо рассмеялся:

— Воистину говорят, что рождённому ползать летать не дано. Если хочешь знать моё мнение, то мышиный облик был тебе в самую пору. — Он унял свой смех. — Хотя ладно. Ты явился очень кстати. Я уже знаю, кого Велиал собирается послать в школу.

Однако птица отнеслась к этой новости с полнейшим равнодушием. Встав на лапы, она прокаркала:

— Ларссон, я сейчас занят, не могу отлучиться. Жди меня здесь, никуда не уходи. Я буду завтра. Понял?

— Ага… — разочарованно протянул Ларссон. — Вот оно что!

Это был не Локи, а всего лишь Адский Вестник — самая примитивная разновидность Чёрного Эмиссара, способная только на то, чтобы разыскать нужного человека и передать ему речевое сообщение. Обратная связь в функции Адского Вестника не входила.

После короткой паузы птица, как заведённая, повторила:

— Ларссон, я сейчас занят, не могу отлучиться. Жди меня здесь, никуда не уходи. Я буду завтра. Понял?

— Да понял, понял! — угрюмо буркнул Ларссон. — А теперь валяй отсюда. Кыш!

Птица неуклюже поднялась в воздух, отлетела к развалинам замка и вспыхнула зелёным пламенем. Её горящие останки упали где-то среди камней.

А Ларссон со вздохом отложил записи МакГрегора, поднялся с травы и первым делом установил защитный силовой купол — разумная предосторожность для путешественника, который не желает во время сна стать добычей какого-нибудь местного хищника.

«Вот чёртов Локи! — думал он с досадой. — Раскомандовался тут: жди меня, никуда не уходи! Из-за него придётся заночевать на этой проклятой Грани… Хотя с другой стороны, — не мог не признать Ларссон, — если бы не Локи, я бы копался здесь не меньше недели. Так что всё обернулось наилучшим образом».

Впрочем, эта мысль ничуть не утешила его.

Ларссон спал беспокойно, раз за разом просыпаясь. Его мучили кошмары, навеянные записями МакГрегора. Хоть как он ни старался не читать ничего лишнего, всё равно, листая страницы в поисках нужной информации, то и дело выхватывал взглядом отдельные фрагменты, изобиловавшие всевозможными гнусностями. К несчастью, МакГрегор был не лишён литературного таланта и свои деяния описывал красочно, убедительно, особо смакуя сцены ритуальных жертвоприношений — к которым, судя по всем, питал большую слабость.

Только на рассвете кошмары отступили, и Ларссону приснилась Герти. Они, как обычно, встретились на морском берегу возле школы; она была расстроена, плакала и упрекала его, что он бросил её, оставил одну. Ларссон пытался объяснить ей, что так лучше для них обоих, но Герти не приняла его оправданий. Влепив ему пощёчину, она быстро взбежала по лестнице, на верхней площадке оглянулась и выкрикнула: «Ты жестокий, бессердечный негодяй!» — после чего скрылась за калиткой.

Краем своего сознания Ларссон отдавал себе отчёт в том, что это всего лишь сон, но тем не менее ему стало горько. Неужели и реальная Герти считает его негодяем? Притом жестоким, бессердечным…

Вдруг издалека до него донёсся тихий, еле слышный голос:

— Эйнар Ларссон… Эйнар Ларссон… Эйнар Ларссон…

Он быстро огляделся по сторонам, но никого не увидел. Его охватило странное чувство раздвоенности — он по-прежнему спал и в то же время как бы бодрствовал во сне, мыслил чётко и логично, критически воспринимал происходящее. Понимал, что там, за пределами сна, он лежит в палатке под защитой силового купола, однако голос шёл не оттуда. Тот, кто вмешался в его сон, действовал другим путём.

Между тем голос стал громче, он звучал словно отовсюду:

— Эйнар Ларссон… Ты слышишь меня, Эйнар Ларссон?…

Он наконец узнал этот голос:

— Ривал де Каэрден? Это вы?

— Да, я. Мне можно войти в твой сон?

— Входите, конечно. Хотя странно, что вы спрашиваете согласия.

Перед ним возникла призрачная фигура, облачённая в длинную лазоревую тунику.

— В твоём случае согласие необходимо, — объяснил де Каэрден. — Мы легко вступаем в контакт только с теми людьми, чьи души и сердца открыты миру. А ты замкнут и ожесточён — что, впрочем, неудивительно, ведь жизнь была с тобой не очень ласкова. К тому же сейчас ты находишься на Грани, где всё ещё властвует чёрная магия. Такие места ускользают от нашего взгляда — для нас они словно не существуют.

— Тем не менее, — заметил Ларссон, — вы смогли до меня дозваться. Как вам удалось?

— При помощи крохотной лазейки, оставшейся здесь с прошлого раза, когда Беатриса фон Гаршвиц открыла нам путь на эту Грань.

— Ага! — произнёс Ларссон. — Значит, тогда действительно не обошлось без вашего вмешательства?

— Не обошлось, — подтвердил де Каэрден. — Беатриса, сама того не сознавая, позвала нас на помощь. Её зов оказался таким сильным, что на некоторое время преодолел чёрную магию этого места. Немаловажную роль тут сыграло и то обстоятельство, что поблизости находилась львиная шкура короля Ивэйна — предка Беатрисы.

— А эта шкура, — поинтересовался Ларссон, — она связана с вами?

— Ни малейшим образом. Её магия совершенно нейтральна и не имеет никакого отношения ни к Вышнему Миру, ни тем более к Нижнему. Происхождение шкуры нам доподлинно неизвестно, хотя мы полагаем, что это артефакт древней драконьей цивилизации.