— Послание? — переспросил Марк, который и сам подумал о такой возможности. — С чего ты взяла?
— Да, понимаю, для вас это звучит нелепо, — продолжала Абигаль, по-своему истолковав его удивление. — Как будто у Вышних нет более важных дел, чем помогать влюблённым. Но они помогают, я это знаю. Когда-то они помогли моим папе и маме — давно, ещё до их свадьбы.
— В самом деле? — заинтересовался Марк. — И как это было? Если не секрет, конечно.
Абигаль лукаво улыбнулась:
— Вообще-то секрет, но только не для вас. Вам я расскажу.
— Лучше не надо, — быстро произнёс Марк, уже жалея о своём любопытстве. — Ведь родители наверняка просили тебя молчать.
— Ну да, — признала девушка, — просили. Но в их истории нет никакой страшной тайны. Просто они не хотят, чтобы об этом трепались на каждом углу. А вы ведь никому не станете говорить, правда?
— Правда, — неохотно подтвердил Марк, смирившись с неизбежным. По горящим глазам Абигали было ясно, что она не отстанет от него, пока не расскажет о своих родителях. — Обещаю, что дальше меня это не пойдёт.
— Так вот, — начала Абигаль. — Моя мама росла в жутко богатой семье, а папа был простым ремесленником — мастерил разные колдовские штучки, талисманы там и прочее, странствовал по Граням и продавал их. Когда он встретил маму, то сразу влюбился в неё, а она — в него. Но мамин отец был большой сноб и деспот — так сама мама говорит. Он считал, что папа ей не ровня и даже видеться с ним запретил. Поэтому они встречались тайком, и папа всё уговаривал маму бежать с ним, но она целый месяц никак не могла решиться на это. И тогда ей приснился сон… то есть, вначале она думала, что сон, а на самом деле это было послание. Правда, в то время его так ещё не называли… хотя ладно, это не имеет значения. Короче, маме во сне явился мужчина в светло-голубой одежде, окутанный золотым сиянием, и посоветовал немедленно принять папино предложение. А ещё он сказал, что завтра утром к ним в гости приедет её жених — парень, которого она терпеть не могла, но за которого её собирались выдать замуж, — и будет просить, чтобы назначили точный день свадьбы. Наутро так всё и случилось, и тогда мама поняла, что это был не простой сон. А уже следующей ночью она сбежала вместе с папой, они сменили свои фамилии, чтобы запутать след, и вскоре поженились. Вот так я появилась на свет, — подвела итог Абигаль. — А позже родилась моя сестрёнка Сара. Кстати, с нового года она будет учиться в нашей школе… Хотя, кажется, я вам о ней говорила.
— Говорила, причём не раз, — кивнул Марк, от всей души надеясь, что младшая сестра Абигали окажется не такой приставучей. — Я полагаю, твоя мама в конце концов помирилась со своим отцом?
— К сожалению, нет, — ответила Абигаль. — Когда мне было три года, папа ездил к маминому отцу, но он не захотел с ним разговаривать, даже на порог его не пустил. Мало того — позвал стражу, чтобы папу арестовали.
— С какой стати?
— Ну, во-первых, моей маме, когда она убежала из дому, было семнадцать лет, а по тамошним законам совершеннолетними становятся только в восемнадцать, и формально получается, что папа похитил её. Во-вторых, мамин отец обвинил папу в ограблении — но это наглая ложь. Папа вообще ни разу не заходил в их дом, а мама лишь забрала с собой драгоценности, которые получила в наследство от своей покойной матери, моей бабушки. Они должны были стать её приданым. И стали приданым — на них мама с папой купили наш дом и оборудование для мастерской. Разве это можно назвать ограблением?
— Конечно, нет, — согласился Марк. И строго добавил: — Но ты солгала мне, Абигаль.
— Нет, что вы! — запротестовала она. — Я рассказала вам чистую правду!
— Этого я не оспариваю. Ты лгала в другом — когда уверяла меня, что в этой истории нет ничего такого страшного. А на самом деле есть. Её огласка может причинить твоему отцу большие неприятности — не исключено, что на родине твоей мамы он до сих пор числится преступником. В тюрьму его, ясное дело, не посадят, тут опасаться нечего. Обвинения против него смехотворные, и ему не составит труда опровергнуть их. Однако скандал получится громкий. Разве ты не понимаешь?
— Понимаю… — смущённо признала Абигаль. — Но ведь я не собираюсь болтать об этом повсюду.
— Однако мне ты разболтала. Видно, родители переоценили твою способность хранить тайну.
Девушка обиделась:
— Почему вы так плохо обо мне думаете? Я знаю эту историю уже три года и за это время никому даже словом не обмолвилась. Вот только вам рассказала. Потому что верю — вы будете молчать.
Марк вздохнул.
— Ну, положим, со мной тебе повезло и я тебя не подведу. Но с кем-нибудь другим ты можешь крупно ошибиться.
— Никого другого не будет, — ответила Абигаль. — Вы единственный, кому я полностью доверяю. — И добавила с горечью: — А вот вы почему-то избегаете меня. За последнюю неделю я ни разу не видела вас после уроков…
Пообедав, Марк сразу поднялся в школьную библиотеку. До начала их с Андреа занятий оставалось ещё полчаса, и он решил кое-что проверить.
Рассказ Абигали очень заинтересовал его, даром что он строго отчитал её за болтливость. После некоторых размышлений Марк пришёл к выводу, что у супругов Ньердстрём могли быть веские причины посвятить дочь в свою тайну — причём в то самое время, когда она поступила в школу Ильмарссона. И одно из вероятных объяснений напрашивалось само собой…
Марк прошёл в отдел архивных материалов и остановился перед стеллажом, где хранились выпускные альбомы. Он не знал, какой возраст у отца Абигали, зато ему было известно, что её мать сбежала из дома в семнадцать лет. Поэтому взял с полки альбомы за 88-й, 89-й и 90-й годы прошлого века и стал их листать, внимательно вглядываясь в портреты всех школьниц.
В альбоме 1989 года выпуска Марк нашёл подтверждение своей догадке — правда, не сразу, а лишь при повторном просмотре. Изображённая на одном из портретов девушка, рыжеволосая, с бойкими изумрудными глазами и веснушчатым лицом, чем-то походила на Абигаль и вполне могла быть её матерью. Подпись под портретом гласила: «Рива Шолем. Грань Нирим, княжество Эрц-Худам, город Ма’барот».
Несколько минут Марк задумчиво разглядывал портрет Ривы Шолем. Её сходство с Абигалью не было таким уж броским, чтобы без всяких сомнений признать в них близких родственниц. Тем не менее кто-нибудь из старых учителей с хорошей памятью вполне мог обратить на это внимание. Абигаль же, зная историю своих родителей и наверняка зная, что её мать закончила эту школу (о чём в разговоре с Марком благоразумно умолчала), была заблаговременно подготовлена к возможным расспросам и научена, что на них отвечать. Но, судя по всему, никто её об этом не спрашивал, иначе она поостереглась бы доверять свою тайну Марку.
На двух последних страницах альбома были портреты тогдашних учителей школы. С тех пор остались на своих местах четверо глав кафедр (включая, разумеется, Ильмарссона), двое ассистентов стали старшими преподавателями (мастер Алексис, алхимик, и госпожа Оболонская, биомагия), а все остальные здесь больше не работали.
«И всё-таки странно, — подумал он. — Ладно ещё другие учителя, но у мастера Ильмарссона просто фантастическая память. Говорят, он помнит всех своих учеников, а раз так, то наверняка должен был заметить, что Абигаль похожа на Риву Шолем. Скорее всего заметил, но ничего не сказал. Или поговорил с её родителями. А может, родители Абигали сами с ним поговорили и объяснили ситуацию…»
Да, видимо, так и было. Они не отослали дочку в школу вовремя, когда ей исполнилось девять лет, поскольку боялись, что там могут заметить её сходство с матерью, но через четыре года всё же решились обратиться к мастеру Ильмарссону, а тот гарантировал им сохранение тайны.
Впрочем, этому могло быть и другое объяснение. Марк взял большущий гроссбух под названием «Полный реестр учеников Торнинской школы колдовских искусств со времени её основания» и в разделе фамилий, начинающихся на «Ши — Шья» отыскал не только «Шолем, Рива», но также и «Шолем, Давид», «Шолем, Шимон», «Шолем, Ханна», «Шолем, Мейр», «Шолем, Дебора», «Шолем, Элай» и «Шолем, Беньямин». Первые четверо, как следовало из их персональных данных, не имели к Риве никакого отношения и были просто однофамильцами. Зато Элай оказался её отцом, Дебора — тёткой, а Беньямин — младшим братом. Причём Беньямин закончил школу пять лет назад.