Марк отвёл в сторону взгляд, взял из вазы конфету и съел её. После чего ответил:

— Ну, я мог бы сказать, что за весь прошлый год в школе появился только один новый учитель-колдун — Гидеон Викторикс… Но не буду хитрить. На следующий день после его отъезда, я случайно подслушал разговор Андреа и Гвен. Даже не весь разговор, а лишь небольшой отрывок, из которого понял, что Викторикс шпионил для Нижнего Мира, причём главный мастер об этом знал.

— Теперь понятно, — произнесла Инга. — Значит, тебя подтолкнуло к расследованию не любопытство, а беспокойство?

— Да. Хотя не стану отрицать, и любопытство имело место. Но главное было всё же беспокойство. И за школу, и за… — Он запнулся, слегка покраснел и торопливо продолжил: — Должен сказать, что конспирация у вас не на высоте. Это был не единственный разговор, который я подслушал. В позапрошлый четверг я оказался свидетелем того, как Андреа отчитывала Нильса за его игры в подвале. Как раз тогда я и понял, что он никакой не призрак и не астральная проекция, а живой кот, умеющий перемещаться на большие расстояния. А ещё перед мартовскими каникулами Ульрих Сондерс слышал, как главный мастер просил Гвен, чтобы она убедила Андреа никуда не ехать. Если бы это достигло ушей Викторикса, он бы мог заинтересоваться их поездками.

— Что касается этого случая, то тут я могу тебя успокоить. Насколько я понимаю, твой приятель услышал конец разговора, который как раз и предназначался для ушей Викторикса. Весь разговор целиком (тщательно отрепетированный, кстати) призван был убедить его в том, что эти поездки — всего лишь каприз девушек, которым наскучило постоянно находиться в школе, помогая Ильмарссону. Манёвр достиг цели, и ни в марте, ни в июле Викторикс не предпринимал никаких попыток проследить за ними. А насчёт Нильса ты, конечно, прав. Порой он ведёт себя немного безответственно. Однако на глаза Викториксу он ни за что не попался бы, это исключено. Нильс в своём роде уникальный кот, он превосходит чутьём даже Леопольда. Чует не только нечисть, но и чёрных магов, и даже чернокнижников. Так что Викторикс мог слышать лишь болтовню учеников о коте-призраке. А ему не было дела до всяких там призраков, все его помыслы занимала шестьсот двенадцатая аудитория. Вот только сделать он ничего не мог. Думаю, ему даже больно было приближаться к ней — не говоря уж о том, чтобы проникнуть внутрь. Тогда бы его моментально убило. В лучшем случае, лишило бы рассудка. Вышняя Сущность не церемонится с теми, кто имеет связь с Нижним Миром. Помнишь, что произошло с Чойбалсаном, смотрителем инфернального туннеля на Основе?

— Да, помню, — сказал Марк. — Но если вы говорите, что Сущность понемногу просачивалась, то как Викторикс мог находиться рядом с ней?

— Очевидно, он испытывал боль, когда приближался к шестьсот двенадцатой. Более того, я думаю, что ему вообще было крайне неуютно в школе.

— Может, он потому и уехал, что не мог дальше терпеть?

— Он не уехал, а был убит.

— Кем? Чёрными магами? За то, что не справился с заданием?

— Нет, — ответила Инга. — Его убил юноша по имени Эйнар Ларссон.

— Эйнар Ларссон… — задумчиво повторил Марк.

— Знакомо звучит, да? Оказывается, он сын известного тебе лейтенанта Ларссона. Все эти годы ему жилось очень непросто — отец объявлен предателем, мать совершила самоубийство, его несколько раз переводили из школы в школу. Учёбу он закончил в Авернском командорстве, после чего уехал оттуда и объявился уже здесь. У нас есть основания полагать, что его завербовали Вышние и теперь он действует по их поручению. Видно, надеется таким образом искупить грехи отца.

Впрочем, для Марка звучала знакомо не только фамилия, но также и имя. Со слов Абигали, так звали приятеля Герти — и вряд ли это было простым совпадением. Марку было неловко выдавать чужую тайну, однако он понимал, что в сложившихся обстоятельствах просто не вправе об этом умолчать.

— У Герти, моей подопечной, которую я привёз в школу, есть друг Эйнар. Я, конечно, не уверен, что он…

— Он тот самый Эйнар Ларссон, — подтвердила его догадку Инга. — Мы в курсе. Сам факт гибели Викторикса мы установили довольно быстро — уже к вечеру первого дня после его исчезновения. Тогда же Ильмарссон заподозрил, что Герти, возможно, замешана в этом; она была чем-то угнетена и явно вела себя виновато. Пару раз в течение недели он пытался вызвать её на откровенность, но безуспешно. А в воскресенье Герти сама пришла к нему и призналась, что у неё есть друг, с которым она тайком встречалась на берегу моря. Рассказала, кто он такой, и не стала скрывать, что именно он убил Викторикса. По её версии, Эйнар только защищался, а теперь вынужден прятаться от мести чёрных магов. Но мы полагаем, что парень выполнял поручение Вышнего Мира — выследить Викторикса за пределами школы и уничтожить его. А что касается Герти, то тут у нас нет уверенности — Эйнар мог встречаться с ней по собственной инициативе, а мог и по приказу всё тех же Вышних. Кстати, любопытная деталь: по словам Герти, в ночь с субботы на воскресенье ей приснился Ривал де Каэрден и сообщил, что Эйнар в безопасности. А если вспомнить тот сон, благодаря которому ты взял её с собой в школу, то это уже второе послание за полгода. Как на меня, Вышний Мир проявляет чересчур много заботы о простой пятнадцатилетней девочке.

— Вы думаете, что она… ну, как-то связана со всем этим?

— Трудный вопрос. Логика говорит, что если бы Вышние собирались использовать Герти в своих целях, они бы действовали тайком, не выдавая себя. Ведь было же очевидно, что ты расскажешь о её сне и мастеру Ильмарссону, и мне. Хотя не исключено, что как раз на такой вывод с нашей стороны они и рассчитывали. А ещё возможно, что Вышний Мир ввёл Герти в игру с единственной целью — отвлечь наше внимание от чего-то другого. Так сказать, операция прикрытия.

— Значит, вы считаете, что Вышние что-то замышляют?

— Я в этом не сомневаюсь. Вот только не могу разгадать их планы. Мне гораздо проще иметь дело с Нижним Миром, ведь там хозяйничают отдельные личности. А в Вышнем Мире действует коллективный разум — неповоротливый, медлительный, но чрезвычайно мощный, способный просчитать ситуацию на сотни ходов вперёд. В позиционной игре с ним очень трудно тягаться. — Инга посмотрела на свои миниатюрные наручные часики. — Ну, думаю, уже можно будить мастера Ильмарссона. Ты пойдёшь со мной или останешься здесь?

— Э-э… пожалуй, останусь. Лучше вы сами поговорите с ним.

Она поднялась.

— Ладно, поговорю сама. И не бойся, он сердиться не станет. По большому счёту, Ильмарссон сам во всём виноват. Я ведь предупреждала его, что очень рискованно брать тебя в школу, но он настоял на своём — сказал, что ты обладаешь задатками хорошего учителя и будет неправильно лишать тебя шанса реализовать свой талант. Главный мастер очень высокого о тебе мнения. Не ошибусь, если скажу, что он считает тебя одним из лучших своих учеников… Ну всё, я пошла.

Инга ласково взъерошила Марку волосы и со словами: «Скоро вернусь», — растаяла в воздухе.

Еще пару минут после её ухода Марк оставался на месте, допивая кофе и угощаясь конфетами. Потом вытер салфеткой испачканные шоколадом пальцы, встал со скамьи и направился за угол дома.

В саду между деревьями с весёлыми криками носился Феликс, бегая наперегонки с Нильсом и Леопольдом, которые отчаянно поддавались ему. Андреа стояла у каменной ограды и наблюдала за сыном. Её васильковые глаза светились печальной нежностью.

Марк подошёл к ней и нерешительно произнёс:

— Сандра, я…

Но она тут же перебила его:

— Забудь это имя! Я больше не Сандра, теперь я Андреа. Называй меня так, как раньше называл. Договорились?

— Хорошо.

— Дело даже не в том, что надо придерживаться легенды, — продолжала Андреа. — Для меня это уже не легенда, это моя новая жизнь. А Сандра осталась в прошлом. Она была несчастной неудачницей.

— А ты сейчас счастлива? — спросил Марк.

— Настолько, насколько это возможно в моём положении. Для меня главное, что счастлив Феликс… Кстати, — она слегка улыбнулась, — на моём родном языке его имя звучит как «счастливый».