— Да, похоже, что кто-то…

Он встал и ушел в темноту. Вдруг я услышал, как он рассмеялся и произнес имя, которое мне не удалось расслышать.

— О'кей, — сказал он. — Нет, мы будем вам рады… Что вы там стоите, правда, просим к нам на огонек…

Ему ответил голос с сильным акцентом, не русским, не чешским, скорее, с трансильванским:

— Спасибо, но мне не хотелось бы вас стеснять.

Мужчина, которого Дон привел к нашему костру, выглядел для Среднего Запада довольно необычно. Маленькая, стройная волкоподобная фигура, пугающая взор. Он был одет в вечерний костюм, черный плащ, подбитый красным шелком, и лакированные ботинки. При свете костра он чувствовал себя неловко.

— Я проходил мимо, — сказал он. — Мне ближе идти к дому через поле.

— Неужели? — Шимода не верил ему, зная, что он лжет, и, в то же время, едва сдерживал смех. Я ничего не понимал.

— Располагайтесь поудобнее, — сказал я. — Не можем ли мы вам чем-нибудь помочь? — на самом деле я сказал это чисто из вежливости; он был мне настолько неприятен, что мне вовсе не хотелось, чтобы ему было удобно.

Он посмотрел на меня с безнадежной улыбкой, от которой на меня повеяло холодом.

— Да, вы можете мне помочь. Мне это очень нужно, иначе я не стал бы и просить. Можно я попью вашей крови? Совсем чуть-чуть? Это моя пища, мне нужна человеческая кровь…

Может быть, все дело было в акценте, он не слишком-то хорошо владел английским, но я вскочил на ноги так быстро, как мне уже давно не приходилось этого делать, и от этого движения в огонь полетели стебельки.

Мужчина отступил. Вообще-то, я спокойный человек, но я неплохо сложен и, наверное, выглядел грозно.

— Простите, сэр! Простите! Пожалуйста, забудьте об этом! Но дело в том, что я…

— О чем вы говорите? — я приходил все в большую ярость, потому что мне было страшно. — Вы, собственно, кто такой? Вы что, ВАМ…

Шимода перебил меня, прежде чем я успел вымолвить это слово.

— Ричард, наш гость говорил, а ты прервал его. Пожалуйста, сэр, продолжайте, простите моего друга, он несколько нетерпелив.

— Дональд, — сказал я, — этот тип…

— Спокойно!

Я так изумился, что замолчал и с испугом и изумлением смотрел на мужчину, выхваченного из темноты светом костра.

— Пожалуйста, поймите меня правильно. Я вовсе не хотел родиться вампиром. Это для меня большое несчастье. У меня нет друзей. Но каждую ночь я должен выпивать немножко свежей крови, иначе меня будут терзать ужасные боли, я даже могу умереть. Пожалуйста, позвольте мне попить вашей крови, совсем чуть-чуть, больше пинты мне и не надо, иначе мне будет очень плохо, иначе я умру, — он сделал шаг по направлению ко мне, облизывая губы. Вероятно, он полагал, что Шимода имеет на меня влияние и заставит подчиниться.

— Еще один шаг, и кровь будет. Мистер, как только вы до меня дотронетесь, я убью вас… — я не стал бы его убивать, просто перед дальнейшей беседой я намеревался его хорошенько связать.

Должно быть, он мне поверил, потому что остановился и вздохнул.

— Вы достигли того, чего хотели? — спросил он, повернувшись к Шимоде.

— Думаю, что да. Спасибо.

Вампир взглянул на меня и непринужденно улыбнулся, как актер на сцене, когда спектакль уже закончился.

— Я не буду пить твою кровь, Ричард, — сказал он на безупречном английском без всякого акцента. На моих глазах он растворился в воздухе, как будто кто-то выключил его…

Секунд через пять его уже не было.

Шимода присел у костра.

— Я рад, что ты сам не веришь в то, что говоришь.

Я все еще дрожал от избытка адреналина в крови, я был готов к схватке с монстром.

— Дон, я не вполне уверен в том, что готов к подобным шуткам. Может быть, ты объяснишь мне, наконец, что, собственно, происходит? К примеру, что это… было?

— Это был уомпирр из Трронсильуании, — сказал он с еще большим акцентом, чем то чудовище. — Или, чтобы быть более точным, это была мысленная форма вампира из Трансильвании. Если ты хочешь кому-нибудь что-то объяснить, а тебя не слушают, дай им как следует по голове какой-нибудь мысленной формой, чтобы до них дошло, что ты имеешь в виду. Как ты думаешь, я не переборщил с этими клыками, с акцентом и этим плащом? Он не слишком тебя напугал?

— Плащ был роскошный, Дон, но он так похож был на стереотип, он был таким забавным… Нет, я вовсе не испугался.

Он вздохнул.

— Ну, хорошо. Но ты, по крайней мере, все понял, а это главное.

— Что я понял?

— Ричард, в своем гневе по отношению к моему вампиру ты делал то, что хотел делать, даже хотя ты и предполагал, что причинишь ему боль. Он даже предупредил тебя, что ему будет больно, если…

— Но он же собирался пить мою кровь!

— Мы все поступаем подобным образом, когда говорим другим, что нам будет больно, если они не будут жить так, как нам хочется.

Некоторое время я молча обдумывал это. Я всю жизнь считал, что мы можем поступать так, как нам заблагорассудится, при условии, что мы не будем делать другим зла, но это оказалось неправильным. Что-то тут было не так.

— Тебя смущает общепринятая формулировка, которая не верна, — сказал он. — Эта фраза: причинить боль кому-нибудь другому. Что бы ни случилось, мы сами выбираем, будет нам больно или нет. Это решаем только мы сами, и никто другой. Мой вампир сказал тебе, что ему будет больно, если ты не дашь ему напиться крови. У тебя был выбор — дать ему кровь, отказать ему, связать его, забить в его сердце священный кол. Если бы он был против священного кола, он был бы свободен оказать тебе сопротивление, причем любым угодным ему способом. И так далее, и так далее. Выборы, альтернативы.

— Ну, если на это так смотреть…

— Послушай, — сказал он, — это очень важно. Мы. Все. Свободны. Делать. То. Что. Мы. Хотим. Делать.

Каждый человек 

И каждое событие

Присутствуют в вашей жизни,

Потому что вы сами их привлекли.

Что вы будете с ними делать,

Решать только вам самим.

— Дон, тебе не бывает одиноко? — мне пришло в голову задать ему этот вопрос, когда мы сидели в кафе в городе Рейерсон, штат Огайо.

— Меня удивляет, что ты…

— Ш-ш-ш, — сказал я, — я еще не закончил. Тебе никогда не бывает просто одиноко?

— Тот смысл, который ты вкладываешь в…

— Погоди. Всех этих людей мы видим лишь несколько минут. Время от времени я замечаю в толпе лицо, какую-нибудь замечательную, восхитительную женщину, и я хочу поздороваться с ней, остаться, и больше никуда не лететь, а посидеть и поговорить с ней. Но она летает со мной десять минут, или не делает даже и этого, и вот ее уже нет, а следующим утром я лечу в Шелбивилль, и больше никогда ее не увижу. Вот что такое одиночество. Мне кажется, что я никогда не смогу найти настоящих друзей, если я сам постоянно в пути.

Он сидел и молчал.

— Или, все-таки, я их найду?

— Можно я что-нибудь скажу?

— Думаю, да, — в этом кафе гамбургеры наполовину заворачивали в тонкую промасленную бумагу, и когда их разворачивали, сыпались семена кунжута, пользы от которых было мало, но сами гамбургеры были неплохие. Некоторое время мы ели в тишине, и я ждал, что он мне скажет.

— Видишь ли, Ричард, мы, собственно говоря, магниты, не так ли? Нет, не магниты. Мы — железо, обмотанное медной проволокой, и как только мы пожелаем стать магнитами, мы может стать ими. Можно просто пропустить по проволоке наш внутренний ток и притянуть к себе то, что нам угодно. Магниту безразлично, как он работает. Он просто является сам собой, и по природе своей притягивает одно и оставляет в покое другое.

Я ел жареный картофель и хмурился на Дональда.

— Ты упустил маленькую деталь. Как мы это делаем?

— Мы ничего не делаем. Помнишь космический закон? Одинаковых людей всегда тянет друг к другу. Просто будь тем, кто ты есть, спокойным, сильным, мудрым. Остальное происходит автоматически. Когда мы светимся своим внутренним светом, каждую минуту спрашивая себя, то ли мы делаем, что действительно хотим делать, и, делая это, отвечаем себе «да», мы автоматически отгоняем от себя тех, кому нечему у нас научиться, и привлекаем тех, кто хочет постичь наши знания, и тех, у кого можем учиться сами.