Душная ночь. Далекий лай собак, невнятные голоса людей, тяжелый топот лагерный ботинок. Все смешалось в вязком липком хаосе полусна. На душе было тревожно. Загадочный Александр внес смятение в ее размеренную жизнь. До их встречи она находила удовольствие в составление отчетов о «проделанной работе», в которых многозначные цифры означали умерщвленных людей. Еще вчера она с нетерпением ждала бы утра, чтоб увидеть казнь заключенного посмевшего ударить надзирателя.

«Разве ты меня не узнаешь?»… «Александр»… «Я любил одну девушку»… «Ее звали Ольга»… «Разве ты меня не узнаешь?»…

Она подошла к окну. Столбы света прожекторов рыскали в темноте, вырезая из мрака бараки, сетки колючей проволоки. Фройлен Зонненберг прижалась лбом к прохладному стеклу, прислушиваясь к биения сердца. Все мысли о нем! А о чем думает он, в ночь перед казнью? Она впервые представила, что может испытывать человек, который должен умереть через несколько часов и поразилась этому своему открытию!

Она оделась, вышла из казармы и быстрым шагом направилась к изолятору. В тесной караулке сидел надзиратель. Увидев посреди ночи фройлен Зонненберг, удивленно привстал. Конопатое деревенское лицо изумленно вытянулось, округлившиеся глаза захлопали белесыми ресницами.

— Фройлен Зонненберг? — промямлил он, смущенно потупившись.

Она оглядела себя и залилась краской — тесные юбка и сорочка, сходящиеся на тонкой талии, вызывающе обтягивали щедрые формы.

— Я должна допросить приговоренного, — сказала фройлен Зонненберг, пытаясь придать голосу строгости. Она понимала, как все выглядит глупо.

Надзиратель поднял удивленное лицо, но не посмел возразить офицеру и достал ключи.

Александр сидел на нарах, прислонившись к стене. Казалось, он спал, но гулкий звук открываемых засовов разбудил его. Фройлен Зонненберг печально усмехнулась — смахивало на последнее свидание осужденного на казнь с любимой девушкой. Она вдруг растерялась. Неужели она решилась на такой бессмысленный поступок? Прижавшись спиной к стене она молчала, не зная, что делать и готова была уже выбежать, как вдруг Александр подошел к ней.

— Зачем ты пришла? — тихо спросил он.

Фройлен Зонненберг продолжала молчать. От нервного напряжения ее бил озноб. Она отвернулась и сразу ощутила сильные руки на своих плечах.

— Ты вся дрожишь, — прошептал Александр. Голова закружилась от сладкого запаха сочного тела. Он притянул девушку и обнял.

Они не могли оторваться друг от друга, задыхаясь от долгих поцелуев, спутавшихся ненасытных рук, порывистых вздохов.

— Тебе надо бежать, — прошептала фройлен Зонненберг, продолжая страстно прижиматься дрожащим телом. — Только не знаю как. Когда шла сюда, я знала, но теперь все спуталось и … — его губы вновь нашли трепещущие уста.

— Почему ты молчишь? — тяжело дыша, прошептала фройлен Зонненберг, прижимая его руку к своей груди. — Скажи же что-нибудь. Время утекает, — она тихо застонала охваченная отчаянием и страстью.

— Сейчас уйду, — наконец сказал Александр.

Девушка с испугом посмотрела на Александра.

— Как?! — Она хотела спасти его, но не могла потерять.

Александр улыбнулся и снова притянул ее. Губы коснулись тонкой шеи. Она не понимала его спокойствия, фатального равнодушия к собственной судьбе. Фройлен Зонненберг резко освободилась из объятий, с тревогой посмотрела на Александра.

— Я сейчас уйду, — повторил он спокойно.

— Но как, как?! — чуть не закричала фройлен Зонненберг.

Александр вынул черную коробочку с разноцветными мигающими светлячками.

— Что это?

— Ты все сделала правильно, Ольга, — Александр широко улыбнулся. — Я люблю тебя и буду любить всегда. Все будет хорошо. Прощай.

Александр поцеловал ошеломленную девушку. Когда она открыла глаза, его уже не было.

Ольга очнулась в каюте станции «Раздан», еще не разрушенной, словно вернулась на час в прошлое. Она еще находилась под впечатлением прожитой странной истории любви надзирательницы концлагеря и заключенного. Казалось, она уже пробудилась, но сон никак не хотел отпускать. Или все произошло на самом деле и эта удивительная история часть настоящей жизни? «Сон» был слишком реалистичным, и в нем произошло нечто очень важное ради чего, наверно, задумывался такой спектакль. Ольга никак не могла ухватить мысль, крутящуюся в голове. И вдруг ее осенило: жестокая красавица ради любви совершила настоящий поступок, открыв для себя истину! Неужели таким сложным способом ей хотели внушить именно этот тезис? Кто-то бесцеремонно копался в ее душе, выворачивая наизнанку. Но кто и зачем так издевался над ней?

Вдруг за креслом раздался громкий чавкающий звук. На полу лежал кокон, похожий на увиденный в генераторном зале. Теперь он больше напоминал сердце исполинского чудовища. Слизкая плоть испещренная прожилками кровоточила из крупных пор. В разных местах со звуком рвущейся плоти открывались разрезы, из которых сочилась бурая кровь. Иногда над ними надувались кровавые пузыри и с чавканьем лопались.

В углу каюты Ольга заметила движение. Там возвышалось огромное пилотское кресло на мощном овальном фундаменте из отполированного до блеска черного гранита, окаймленного медным обручем. Каменное основание окутывало облако сотен разноцветных кабелей и гибких трубок. В кресле полулежало существо в тяжелом скафандре без шлема — трехметровый гуманоид с непропорционально длинными руками и огромной шишковатой головой. Он сидел неподвижно, глубоко втянув уродливую голову в могучие плечи. На лице выделялись широкий сплюснутый нос. Под нависшими надбровными дугами горел единственный страшный глаз. Уродливый гуманоид был поглощен созерцанием кокона.

Из пилотского кресла выдвинулась телескопическая рука с коротким наконечником. Из него вылетел тонкий луч лазера и впился в трепещущий кокон. С шипением лазерный скальпель срезал верхушку кокона. Из открывшегося отверстия потоком хлынули кровь, слизь и куски обгоревшей плоти. В жерле кровавого вулкана кипело и бурлило. Оттуда раздавались утробные звуки, словно из болотной трясины.

Взмокшая от омерзения и тошноты Ольга долго боялась шевельнуться. Но все же решилась, вскочила и бросилась к открытой двери каюты. Циклоп с неожиданным проворством выстрел из парализатора. Ольга вскрикнула и упала. Энергетический сгусток закружился вихрем вокруг безжизненного тела, подняв его над полом.

Вдруг посреди каюты, высоко над полом, возник шарик похожий на стеклянную елочную игрушку. Он быстро раздулся до метрового диаметра, стенки растворились. На оставшемся сегменте висевшем в воздухе, стоял маленький седой старичок. Грубую серую рубаху до колен подпоясывала толстая мохнатая веревка. В руках корявый посох. Старичок невесомо поплыл над полом к кокону.

— Ну и загадил ты, брат! — воскликнул старичок скрипучим голосом, оглядывая каюту, залитую кровавым желе. — Погляди-ка, милок, что там?

Гарилообразный гигант издал рык, вылез из кресла и тяжело ступая, подошел к кокону. Запустил обе руки внутрь и, пошарив, словно половником в кастрюле, потянул находку. Над краем кокона показалась голова животного, похожего на улитку. В лапах гуманоида, она казалась совсем крошечной. Вытянутый трубчатый нос, острые стоячие уши, закрытые раскосые глаза. Гуманоид потянул за голову сильнее, показалось горбатое чешуйчатое тело с рваными краями и тянувшимися в недра кокона жилами.

— Не созрел еще, — проговорил старичок, надолго задумавшись. Наконец, словно продолжая размышлять, произнес: — Пожалуй, надо будет придать чувств всей неживой части его тела. Чувства — это ведь то, чем они так кичатся. Вот тогда от человека ничего не останется!

Гуманоид опустил улиткоголовое существо внутрь кокона, проковылял к Ольге. С потолка опустилась прямоугольная панель в виде сита. Из дырочек выстрелили струйки газа, окутавшие Ольгу и она очнулась. Прямо перед собой увидела страшное око, раздавленный нос с бычьими ноздрями, бугристую кожу вокруг щели рта. Ольга закричала, хотела было снова броситься бежать, но чудовище крепко схватило девушку.