Никогда не жуйте зеленый чай, особенно натощак, если не хотите помереть, вот что я вам скажу.

О том, что за нами не едет гном, сообщил Скареди. Крессинда промолчала. Я хмыкнул и сказал, чтоб не переживали. Гном-де проводит важную рекогносцировку, ставит опасные ловушки и скоро нас нагонит. Так оно и вышло — когда тусклые световые пятна Таргалы изрядно подросли, Олник поравнялся со мной и молча поехал рядом, чихая с промежутками в пять минут.

Отщепенец, яханный фонарь!

Таргала приближалась. Внутри была таверна с теплыми постелями, пиво, эль, жаренный на вертеле баран и много других приятностей, включая свежих коней. Но я не собирался там останавливаться. Если местные заметят в фургоне эльфов — им будет наплевать на то, чащобные они или цивилизованные. Их разорвут на части. Кроме того, менять коней — не такое простое занятие, особенно ночью. Поиск, осмотр и покупка займут не меньше полутора-двух часов, а этого времени у нас не было. В общем, я решил проехать Таргалу как можно быстрее, попутно подложив Фрею еще одну свинью. Не слишком крупную, всего лишь подсвинка.

Когда до городка оставалось минут десять пути, я остановился у обочины и спрыгнул на землю.

—Олник!

Он подъехал на своем мышастом скакуне.

—Вариант «Зеленое яблочко»! Напарник оживился:

—Много крови?

—Достаточно. Ты поедешь впереди, чтобы разбудить спящих. Подготовишь их к нашему приезду.

—Яблочко? — сунулся мне под руку Альбо.

—Еще одна хитрость, — пояснил я и выгнал всех из фургона. Затем вспорол его бока в нескольких местах, чтобы парусина обвисла лохмами. Ничего, потом можно зашить.

—Что вы задумали, Фатик? — спросила Виджи голосом, в котором звенели ледышки.

—Минуту...

Я снял рубаху, и лица моих подчиненных вытянулись. Имоен прикрыла пухлые губки ладошкой, Альбо прошептал «Свят, свят!», а Скареди отвернулся так резко, будто одним взглядом мог набрать себе грехов лет на десять вперед.

Великая Торба, я все время забываю про татуировку с нагой девицей верхом на пивном бочонке. Ну молодость, молодость, было, было! Что уж тут. Тем более грудь у меня волосатая, и девицу не так уж и четко видно. Во всяком случае, самые пикантные места почти закрыты, да и не противоречит моя татуировка этическому кодексу Джарси.

—Знак моего клана, — внаглую соврал я, тыча себя в грудь. — Великая и благородная богиня Мегарон-Шулер-Афер. Ее накалывают только самым выдающимся членам клана Мегарон.

По глазам Виджи я понял, что она знает о моем обмане. Ну да, я же сам еще в первый день признался ей в сумасбродствах молодости.

Прости, фея...

Я обмотал правый локоть куском парусины, затем взял один из клинков Гхашш и чиркнул по мизинцу. Удивительно, сколько крови может натечь из слегка надрезанного пальца на левой руке. Наверное, столько же, сколько из правой. Я окропил тряпку, затем растер кровь по лицу и груди. Раздались недоуменные восклицания. Я пока не стал пояснять.

Олник занимался тем же самым. Содрав рубаху так, что она свисала с его штанов и килта, будто отрепья, он старательно вымазался собственной кровью. Я вытребовал у Имоен стрелу, получил ее и тут же отломил острие. Лесная нимфа вскрикнула.

—Нужно для дела, — отрезал я, сооружая на голове напарника окровавленный тюрбан. В складки ткани я всадил обломок стрелы оперением вверх. Теперь гном был готов к выступлению. Окровавленный, раненный почти смертельно... О да!

На нас с Олником смотрели так, будто мы помешались. Один эльфийский принц, кажется, уже сообразил, к чему мы клоним.

Из веток и ткани мы смастерили три факела, обмакнув их в масло для смазки колес. Вдобавок я зажег два дорожных фонаря карликов, подвесив их на крюки, приделанные к передней дуге фургона.

Я окинул взглядом дело своих рук. Отлично... авансцена ярко освещена, можно запускать актера.

—Скареди, снимайте рубаху и кирасу. Вы станете на заднике фургона. Откинете полог так, чтобы вас было видно, возьмете в руки факел, будете им размахивать и орать.

—Орать? — удивился старый рыцарь. — А что мне орать?

—«Налет! Налет! Налет! Все на защиту Таргалы! Разбойники наступают! За ними чащобные эльфы! Они сговорились! Насилие и убийство! На рассвете они будут здесь! Все пропало! Все пропало!»

Он несколько секунд пытался осмыслить мои слова.

—Это дикие такие, которые эти...

У Виджи окаменело лицо. Прости, добрая фея, но — увы. Чащобники — позор эльфийского рода.

—Да, это те самые, которые дикие. Скареди еще подумал.

—А они идут за Фреем?

—Нет. Но на Таргалу они совершали набеги, это факт.

Он сдвинул густые брови:

—Через это я, получается так, солгу честным горожанам, так или не так?

—Так.

—А горожане все честные? Они обманом завлекутся на защиту своего города?

Гритт...

Я нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Ночной ветер холодил грудь, а на запах свежей крови прибывали все новые стаи летучих и зудящих упырей.

—Это дело благое. Не будет драки, Фрея встретят закрытые ворота, он поговорит с горожанами и все прояснит. Может, они слегка — самый чуток — шмальнут в него из самострелов, и все! Единственный выход на перевал — он лежит за городом, за его воротами. И чем дольше горожане продержат Фрея под стенами, тем лучше для нас.

Ясное дело, что именно на драку я и рассчитывал. Скареди подумал, затем выпрямился и трескуче заявил:

—Но я же стану через это брехунцом! Я чуть не огрел его по лбу.

—Ложь будет во спасение! Он молча покачал головой:

—Я не брешу честным людям. Людям! Еще один святой с принципами!

Я заподозрил, что сейчас и эльфы что-нибудь такое сморозят, но у них хватило ума промолчать. Виджи демонстративно стала боком ко мне, но острое ухо было начеку.

Внезапно вмешался Альбо:

—Я сделаю это во спасение Фаленора! А затем искуплю свой грех постом и молитвой!

Светлая голова! Правда, насчет поста, мне сдается, он лукавил. С таким-то брюхом...

—Хорошо. Монго, Имоен, Крессинда — вы будете смотреть в прорехи, сделайте лица поплаксивей. Гритт... Монго, представь, что ты сочиняешь элегию. Грустней, еще грустней. Бытие бессмысленно и бренно, а все женщины... — В этот миг я перехватил вопросительный взгляд Имоен и поправился: — И ни одна женщина тебя не любит!

Вид моего напарника со стрелой в башке крайне впечатлил привратников. После недолгих расспросов (гном, размахивая факелом, как в бреду, повторял: «Эльфы! Чащобные эльфы наступают! А с ними отряд разбойников! Кто-нибудь, вытащите это у меня из головы! Позовите папочку! Ничего не вижу, где все, почему темно? Позовите папочку!») они широко распахнули ворота, и мы оказались в городе, оставив за спиной ветхие каменные стены. Перворожденные лежали, плотно укрытые спальниками. Я правил лошадьми, привстав на козлах. В левой руке у меня был зажженный факел, и я размахивал им, стуча зубами от холода.

Наш сарай на колесах поехал вверх по булыжной мостовой между сонными домами. Гном пришпорил осла и унесся вперед, теперь уже вопя, будто ему прижгли пятки. Его ор будил горожан, готовя их к нашему выступлению, так что, когда мы достигли середины Таргалы, из окон гроздьями высовывались головы, а на мостовой уже скопилось порядочно народу.

Я кричал, размахивал факелом и стонал. Альбо вторил мне с задника повозки, гудя, как набатный колокол:

—Эльфы! Чащобные эльфы наступают! А перед ними — банда людей-разбойников! Режут всех! Грабят, убивают, насилуют! Все на защиту города во славу Атрея!

Так мы проехали весь город, и, когда перед нами распахнулись ворота, ведущие на Дальний Перевал, в Таргале зазвучал суматошный набат.

Отлично. Мы почти покинули Долину Харашты. Оставался последний рывок.

— Они уже там! Смотрите! Дларма тогхирр!

Проклятый истерик. Я остановил коней, спрыгнул и приблизился к обрыву. Пропасть зевнула мне в лицо. Далеко внизу в сизом мареве размытым пятнышком темнела Таргала, дорога устремлялась от нее вверх извилистой лентой. По этой ленте упорно полз отряд смертоносца — стая крохотных паучков. Они достигли последней деревушки овцеводов и не собирались останавливаться. Я вынул подзорную трубу и попытался сосчитать, сколько с полудемоном людей. О да, теперь их было куда меньше! Но все же достаточно, чтобы закусать нас до смерти. И двигались они быстро. Пугающе быстро. Кибитки остались в Таргале, Правдивые Маги пересели на лошадей за спины подельников Фрея. Сам альбинос ехал в середине процессии, выделяясь светлой шевелюрой. Мне захотелось бросить в него камнем.